В. Маяковский
Вам —
сидящим
в мещанства
болоте,
Целующим
пуп
у засохшего
попика!
Оббегайте
землю,
если
найдете
Такое
на полюсах
или
на тропиках.
Завопит
обыватель
истошным
криком:
— Жена родила! —
и в церковь
ринется,
А я,
Семену
Родову
в пику,
В любой
ячейке
готов
октябриниться.
Плевать
на всех
идиотиков,
Жующих
жвачку
в церковном
доме!
Других
октябрин
вы не
найдете —
Нигде
кроме
как в Моссельпроме!
«Крестьянский» поэт
Ветер с изб разметает солому
И качает вершины осин.
Веселиться кому-то другому,
Мне сегодня не до октябрин.
Ах, зачем народился парнишка;
Значит, муж целовался с женой.
Ну а мне — одинокому — крышка.
Октябрины справляю в пивной.
Гармонист раздувает гармошку,
Штопор вытащил пробку, как зуб.
Я прильну поцелуем к окошку
Штемпелеванной мягкостью губ.
Октябрины! Тоска разливная!
Не найти мне родного угла.
Моссельпромовская пивная,
До чего ж ты меня довела!
К сезону заграничных поездок
Порою приятно исследовать мир
Не только по книжным страницам.
И наши поэты parti de plaisir
Свершают по всем заграницам.
На новый, еще не изведанный румб
Маршрут променявши московский,
В Америку едет, как древле Колумб,
Маститый поэт Маяковский.
В Италию, в Рим, Муссолини на страх,
Спешат неразлучною парой —
Лирический Жаров с гармошкой в руках,
А Уткин Иосиф с гитарой.
Прозаики тоже не дремлют — шалишь!
Им путь не заказан под солнцем.
Никулин и Инбер стремятся в Париж,
Пильняк — к желтолицым японцам.
Зозуля свершает рекордный пробег
В родные края Бонапарта.
И пишут потом впечатленья для всех
Вдали от советского старта.
Одни предпочтенье статьям отдают,
Другие — возвышенной оде.
Родным и знакомым послания шлют
В таком приблизительно роде:
В. Маяковский
Пропер океаном.
Приехал.
Стоп!
Открыл Америку
в Нью-Йорке
на крыше.
Сверху смотрю —
это ж наш Конотоп!
Только в тысячу раз
шире и выше.
Городишко,
конечно,
Москвы хужей.
Нет Госиздата —
все банки да баночки.
Дома,
доложу вам,
по сто этажей.
Танцуют
фокстрот
американочки.
А мне
на них
свысока
наплевать.
Известное дело —
буржуйская лавочка.
Плюну раз —
мамочка-мать!
Плюну другой —
мать моя, мамочка!
Танцуют буржуи,
и хоть бы хны.
Видать, не привыкли
к гостю московскому.
У меня
уже
не хватило
слюны.
Шлите почтой:
Нью-Йорк — Маяковскому.
А. Жаров
Итак, друзья, я — за границей,
В Италии, в чужой стране.
Хотя приятно прокатиться,
Уже, признаться, скучно мне.
Влечет к советским ароматам,
Но мы придержим языки.
На всех углах за нашим братом
Следят монахи и шпики.
И я тянусь к родному долу,
Тоскую по Москва-реке.
Поют фашисты баркаролу
На буржуазном языке.
Чудной мотив! Чудные танцы!
Здесь вообще чудной народ!
Живут в Сорренто итальянцы,
А вот у нас — наоборот!
И. Уткин
Милое детство
бывает сто раз.
Молодость —
повторима.
Тетя!
Пишу письмецо для вас
Прямо из самого
Рима.
Рим — это, знаете, —
город такой,
Около города Пармы.
Здесь на базаре
не городовой,
А прямо-таки
жандармы.
Здесь хотя и фашистский режим,
И угнетаемых скрежет,
Но, к сожалению,
что б я так жил,
Теток пока не режут.
Вы понимаете?
Что за страна!
Это же прямо слякоть!
Если тетина
кровь мне нужна,
Что же — прикажете плакать?
Тетя!
Прошу не грозить мне тюрьмой
И не считать за невежу.
Вас я,
как только вернусь домой,
Честное слово,
Дорежу!