- Что толку, если ее нельзя прожить по-человечески?

Я слегка ошалел от такого заявления:

- Что-то я тебя не понимаю. Поясни.

Он хмыкнул:

- Еще бы, ты ведь молодой. Я к тому, что какой смысл жить в Аду? Лучше уж умереть, сражаясь за правое дело, чем доживать свой век, забившись в нору как крыса. Думаю, там, - указал Шрам пальцем вверх, - всяко лучше, чем здесь.

В его словах был смысл, хоть и мыслил он как самоубийца. Но сейчас Шрам говорит за себя, а что до мнения других? Они с ним согласны? Я не хотел лукавить и напрямую спросил его об этом. На что получил ответ:

- Знаешь, ни у кого из нас не осталось семей или близких. Мы сражаемся за мечту и не боимся смерти. Напротив, мы хотим поскорее воссоединиться с умершими на небесах. Они нас, поди, уже заждались.

Я улыбнулся ему самой теплой улыбкой, какую только смог из себя выдавить и пожелал удачи:

- Тогда ни пуха. Надеюсь, у вас все получится. Хоть и вериться с трудом.

- К черту! Ты сам-то как, не хочешь к нам присоединиться? - предложил он мне.

- Нет, спасибо. Мне еще есть ради кого жить, - вежливо отказался я.

- Ну, тогда удачи всем нам и спасибо, что предупредил. Как говорится: предупрежден - значит вооружен, - протянул он мне руку.

Я ухватился за мозолистую лапищу:

- Надеюсь, еще увидимся.

Провожая взглядом удаляющуюся навстречу смерти колонну, я вновь подумал о Маре. Кто знает, не будь у меня ее, быть может, я бы принял приглашение Шрама и умер сражаясь. Кто бы знал, как мне все опостылело. Я, как и все, люблю жизнь и не горю желанием с ней расставаться. С другой стороны, все мы когда-нибудь умрем и в отличие от многих других, кто закончил свой жизненный путь, перевариваясь в желудке монстра, умереть в бою за мечту - звучит не так уж и плохо. Я всегда мечтал об островке спокойствия, и погибнуть пускай даже в смутной надежде его построить - как по мне, достойный конец жизненного пути.

Два часа спустя я благополучно выбрался из города. Ни одного монстра не встретил. Значит, есть еще надежда, что и рабы под предводительством Николая сумели выбраться. Теперь мне предстоял долгий путь домой. Там меня, наверное, уже ждут не дождутся. Надеюсь, Ника смогла удержать неугомонную бестию в деревне и меня будет, кому встречать. Ну, кроме поклонниц, разумеется.

Четыре дня в пути пролетели как один. Дважды мне попадались мелкие стаи монстров. Один раз получилось незаметно их обойти, а вот со второй пришлось разобраться. Ментальный Кокон не подвел. В общем, как и всегда. Меня даже не поцарапали длиннющие когти пантерообразных монстров тридцать третьего уровня.

До Даниловки оставалось около трех километров, и ноги едва касались земли. Я мчался домой на всех парах. В голове набатом трезвонило всего одно слова - Мара. Продираясь сквозь лесные заслоны, спотыкаясь об кочки и расцарапав себе лицо до крови, я пулей вылетел из леса. Дом был так близко, что до него рукой подать.

- Что за…! - выскочив из-за поворота, я резко затормозил, подняв клубы пыли, и встал как вкопанный не в силах сделать и шага дальше.

Деревянный частокол, опоясывающий Даниловку, сгорел дотла. На его месте виднелся лишь выжженный контур. Либо случайно разгоревшееся пламя перекинулось на рядом стоящие дома, от которых также мало что осталось, либо в мое отсутствие произошло нечто ужасное. И второй вариант звучит более правдоподобно. В противном случае, частокол бы уже восстановили или, на худой конец, вовсю велись ремонтные работы.

У меня екнуло сердце, а из груди вырвался крик души:

- Мара!

Несясь к пепелищу обгоняя ветер, я боялся того, что там увижу. Растерзанные тела друзей и знакомых стояли у меня перед глазами. Нападение монстров - вот самый вероятный вариант. Уже дважды Даниловку атаковали объединившиеся в поисках пропитания монстры и оба раза мы от них отбивались. Первый раз мы обошлись малой кровью, а вот во второй монстры прорвались за частокол и пролились реки крови. У меня до сих пор в ушах стоят крики агонии тех, кого мы не успели спасти.

Ботинки подняли в воздух облако серо-белой пыли, в нос ударил едкий запах горелого дерева, а сердце так и норовило выпрыгнуть из груди. Пятьдесят метров, тридцать, десять, пять и вот я на месте. От открывшегося зрелища у меня помутилось сознание и сперло дыхание. Даниловка была полностью уничтожена. Все, что мы с таким трудом строили и защищали от монстров, обратилось в пепел. Даже немногочисленные каменные дома превратились в бесформенную груду покрытых сажей камней.

- Странно, а где же тогда тела? Даже если это были монстры, должны же остаться хотя бы кости жертв, - промелькнула в затуманенном горечью потери сознании здравая мысль, раздувшая искру надежды, что им удалось сбежать.

Передвигаясь от одной пепельной кучи к другой, я разгребал завалы в поисках трупов, но ни одного тела так и не нашел. Либо во время пожара в деревне никого не было, либо я чего-то не знаю. Все страньше и страньше.

В голове крутился важный вопрос, на который я пока не смог найти ответа:

- Что же здесь, черт возьми, произошло?!

Двадцать минут поисков не увенчались успехом. С ног до головы покрытый сажей, я искал хоть какие-то подсказки, что могли прояснить ситуацию. Увы, ничего. Ни следов, ни капельки засохшей крови. И тут вдруг, откуда ни возьмись, позади меня раздался знакомый голос, который я никак не ожидал услышать:

- Не в том месте ищешь.

Я обернулся. В двадцати метрах от меня, прислонившись к обугленной балке сарая, в котором мы когда-то хранили запасы топлива на черный день, стоял Марат со своими зомби-игроками. В голове роилась куча вопросов, вроде: “Куда он уходил утром?”, “Как меня нашел?” или “Почему Шестое Чувство меня о нем не предупредило?”, однако задал я другой, более насущный вопрос:

- Тогда где, если не здесь?

Марат улыбнулся своей мерзкой улыбкой и поманил меня за собой:

- Пойдем за мной.

Мертвые марионетки не отходили от своего хозяина ни на шаг. Я же шел чуть поодаль. Не из-за того, что боялся

или типа того, а потому, что пахло от них не самым лучшим образом. Зомби – не образец чистоплотности. От них пахнет тленом и запах этот, скажу я вам, не самый приятный. Мы прошли метров триста, прежде чем зомби остановились и Марат объявил:

- Ну, вот и пришли.

За спиной гиганта-зомби, что лишил меня руки, я не мог видеть, куда привел меня Марат. Но стоило сдвинуться чуть вправо, как колени подогнулись, а губы задрожали. Мы пришли на свалку. Сюда мы свозили весь мусор с деревни и сжигали. Выглядела свалка как яма двадцать метров в длину, десять в ширину и шесть в глубину. Чтобы ее вырыть, нам потребовалось четыре дня.

Меня пробила крупная дрожь. Ведь сейчас на свалке лежал не мусор, а гора обожженных до неузнаваемости тел. Высокие и маленькие, тонкие и толстые, мужские и женские. Сто, может чуть больше, трупов сплавились вместе в один огромный тошнотворный комок, выглядящий как черви в банке. Но в отличие от червей, они не шевелились. Все они были мертвы. Кто “они”, догадаться не сложно.

Меня прошиб холодный пот:

- Мара!

Сбросив с плеча рюкзак, я заскользил по склону мусорной ямы и бросился к телам. Я копался в них с остервенением, ища одно единственное тело - молодой девочки с расплавленным на груди серебряным крестиком. Только так я мог опознать Мару. Я должен знать. Но в душе надеялся, что не найду ее среди них. Если она мертва, я… я убью… я убью всех! Всех тех тварей, что без зазрения совести убивают себе подобных. Как говорил великий гуманист и философ Иосиф Виссарионович Сталин: “Смерть - это решение всех проблем”.

Руки заскользили по расплавленному человеческому жиру, противно хлюпала разлагающаяся плоть, а взбешенные моим вмешательством мухи так и норовили забраться в рот и уши. Но я не сдавался. Я отбрасывал одно тело за другим, иногда узнавая в них людей, которых когда-то знал. Вот наш мастер на все руки дядя Петя. Его я узнал по браслету на запястье, который ему подарила покойная жена. Вот Людмила Геннадиевна, что встречала нас у ворот со свежей выпечкой после прокачки или рейдов за продовольствием. Историю этого медальона в форме сердечка знал каждый в Даниловке. Он был подарком и единственной памятной вещью от внучки, погибшей в самом начале, когда они всей семьей выбирались из охваченного хаосом и смертью города. А вот чета Карягиных. Они прожили в любви и согласии пятьдесят долгих лет и даже умерли, держась за руки.