Ночью Питер проснулся от страха. Пахло по-новому, очень гадко, а в углу сверкали красные огоньки. Не в силах шевельнуться, он почуял усами, что и Дженни проснулась. Сейчас она впервые использовала этот вид связи, сигнализируя: «Опасность! Я не могу тебе помочь, и ничему не научу. Смотри на меня и учись, как знаешь. А главное – что бы ни случилось, не шевелись, не двигайся, не издавай ни звука».

Сердце у Питера колотилось, и он видел сквозь тьму то, что ни в малой степени не напоминало весёлую мышиную охоту. Дженни вся подобралась, напряглась и, втянув головку, стала подползать к врагу. Движения её были осторожны и значительны как никогда. У Питера пересохло в горле, и он почувствовал, как дрожат его усы. Но с места он не двигался и звуков не издавал.

Гнусные красные глаза горели как уголья, и Питер слышал острым слухом скрежет когтей. Дженни стлалась по полу. Вдруг она замерла, вытянулась и секунду-другую пристально глядела на жертву. Измерив расстояние, она медленно собралась в стальной покрытый мехом шар, покачнулась влево, вправо и взлетела в воздух.

Мерзкая тварь успела обернуться. Питер увидел острые зубы и чуть не крикнул: «Берегись!», – но вспомнил приказ и не издал ни звука. Тогда он и увидел чудо: клубком, как была, Дженни сделала в воздухе полуповорот, словно ныряльщик в воде, и упала прямо на спину своей жертве. Питер зажмурился. Долгую минуту он слышал дикий скрежет когтей и страшный лязг зубов, но Дженни своих зубов не размыкала. Наконец челюсти её сомкнулись, и что-то тяжело шмякнулось на пол.

– Мерзость какая! – сказала Дженни. – Терпеть их не могу. И знаешь, если они тебя укусят, ты захвораешь, а то и умрешь. Всегда я этого боюсь…

– Ты самая храбрая кошка на свете, – искренне сказал Питер.

Но Дженни даже не обрадовалась. Она жалела, что втравила друга в такое опасное дело.

– Учиться на них нельзя, – сказала она. – Себе дороже. Давай хоть отработаем поворот!.. Во всём остальном – делай, как я, и помни, что малейшая ошибка может стоить жизни. Пока что предоставь их мне, да получше гляди. – И Дженни принялась мыться, а у Питера прошёл холодок по спине.

Кошек обнаружили на седьмом часу после отплытия. Когда чернокожий кок зашёл в кладовую, он увидел, что на полу аккуратно лежат в ряд восемь мышей и три «этих». Половину мышей поймал Питер и жалел, что не может поставить на них подпись.

Негр широко улыбнулся, отчего лицо его стало совершенно треугольным, кверху уже, книзу шире, и сказал:

– Вот это да! Пойти показать капитану…

Нравы на судне были простые, и кок действительно пошёл на капитанский мостик. Там он поведал всю историю, поясняя: «Это они за проезд заплатили!», и развернул фартук, куда сгрузил образцы. Капитан взглянул, пошатнулся и приказал немедленно вышвырнуть все в воду. Он и вообще был не в духе, потому что терпеть не мог моря, даже носил вместо бушлата пиджак, а на объёмистом его животе сверкала золотая цепочка. Однако кошек он разрешил оставить, хотя велел их расселить по разным местам – работы хватит везде.

И друзей впервые разлучили: Дженни отрядили в кубрик к матросам, Питера – в офицерские каюты.

– Не беспокойся! – успела крикнуть Дженни. – Друг друга мы найдём. А если встретишь эту – не раздумывай и не играй. Бей насмерть!

Тут её схватили за шкирку и унесли.

Глава 11

Корабль и его команда

Прежде, ещё дома, няня часто рассказывала Питеру о небольших пароходиках, посещавших Гринок – маленький порт под Глазго, в котором она жила девочкой. Сейчас Питер думал, что среди них не было такой нелепой развалины, как «Графиня». Пока она медленно двигалась вдоль южных и западных берегов, бросала ржавый якорь при малейшей возможности, Питер изучал её удивительную команду.

Кроме второго механика, днём и ночью торчавшего у старых машин, из которых как-то удавалось выдавить медузью скорость, никто не занимался своим прямым делом. Начать с того, что капитан просто ненавидел море. Из разговоров Питер понял, что все его предки были моряками, и когда пришла пора идти в плавание ему, он сбежал на ферму. Разгневанный отец с трудом оторвал его от кур и коров, а позже, умирая, завещал ему свою долю в прибылях. Шотландская скупость и шотландская хватка не позволили сыну отказаться от прямой выгоды; однако он останавливался в каждом порту между Лондоном и Глазго, ухитряясь как можно больше времени проводить на суше. В самом же плавании он участия не принимал и сколько мог сидел у себя в каюте. Если никак нельзя было отвертеться, он высовывался, орал что-то неожиданно тонким голосом, а потом, судя по звукам, швырял на пол что попало. Кошкам посчастливилось его увидеть, и они установили, что он не по-шотландски тучен, глазки у него маленькие и хитрые, как у свиньи, рот маленький, а многочисленные подбородки напоминают круги на воде.

Первый помощник, мистер Стрэкен, не походил на него ничем. Он был высок, молод, рыжеволос, страстно любил море и бредил приключениями. С капитаном они вечно ссорились, но тот всё же сваливал на помощника все дела. Однако мистер Стрэкен не столько работал, сколько рассказывал о невероятных приключениях и, если ему не верили, предъявлял доказательства – например, вынимал обгорелую спичку, поясняя: «Да я её как раз тогда зажёг!..» Питеру его рассказы очень нравились.

Но больше всего ему нравился второй помощник, мистер Карлюк, похожий на ручного горностая. Он писал приключенческие повести про ковбоев и индейцев, печатал их в журналах, а гонорар откладывал, чтобы бросить когда-нибудь службу и предаться литературе. Ни индейцев, ни ковбоев он в жизни не видел, но много о них читал. Свои сочинения он предварительно разыгрывал в лицах – и прыгал, и точил воображаемый нож, и даже хлопал себя по ляжкам так умело, что получался звук, похожий на топот копыт. Питер часами сидел у него в каюте и всё пересказывал потом Дженни.

Дженни работала у матросов и приносила Питеру рассказы об их странностях. Один матрос прожил десять лет в пещере, хотел стать отшельником, но передумал; другой был парикмахером, завивал дам, пока не спалил кому-то волосы; третий выступал в Брайтоне – долго стоял под водой и не дышал. Самым интересным был огромный боцман по имени Энгус – он вышивал. Натягивал на пяльцы льняное полотно и вышивал красивые цветы, совсем как живые, хоть нюхай. Кто-то из новых по глупости стал над ним смеяться, но Энгус свалил его одним махом, а когда тот пришёл в сознание, ему объяснили, что смеяться нечего, ибо могучий боцман сдаёт куда-то свои изделия и получает по три фунта десять шиллингов за штуку.

Крутясь среди людей, Дженни всё лучше понимала их язык. Тяготило её лишь то, что на судне грязно, поскольку всякий занимался любимым делом, а капитан на всё чихал. Питера грязь не раздражала, и ему жилось совсем хорошо. Кормили их так, что мышей они и не пробовали – чернокожий кок, благодарный за работу, давал им и молоко из банки, и мясо, и много прекрасных вещей. Работали они только ночью, и то мало – о них уже знали. После завтрака они спали, встречались – после обеда, и в хорошую погоду гуляли по палубе, а в плохую тренировались, отрабатывая все движения и приёмы, которые необходимы настоящему самостоятельному коту.

Глава 12

Кот за бортом!

Питер тренировался на большом ящике, постигая тайну прыжка в высоту. Он снова и снова карабкался вверх, а Дженни объясняла ему, что такому прыжку, характерному именно для кошек, научить нельзя – ты сам должен почувствовать, что взлетаешь, и тогда ты взлетишь вверх. Как-то раз «Графиню» чуть-чуть качало, Питер почувствовал всё что надо, взлетел – и с той поры мог взлететь всегда. Дженни была им очень довольна.

С бесконечным терпением учила она его управлять своим телом в полёте, настаивая на том, что без этого кошке не прожить. Они отработали поворот в воздухе, и Питер научился менять направление. Он почти летал, радуясь силе и свободе, приходившим к нему, когда он кувыркался в воздухе. Наконец он усвоил самое важное: как извернуться на лету, чтобы упасть на все четыре лапы.