От первого уккуна, скрывшегося за гребнем, донеслись едва слышимые возгласы удивления, и, кажется, ругань одного из варваров.

Медноликая слушала варвара и служанку, убеждающих друг друга в правильности своих тактик по отношению к дальнейшему. Киоми готова была прыгнуть выше головы, лишь бы доказать долинцу своё превосходство. Спокойный и какой-то отрешённый Ветрис молча кивал, но его люди ожидали слов и приказов. Казалось, их вождь слушает Киоми просто для того, чтобы та выговорилась и замолчала.

Ехавшая рядом Лаитан поняла из разговора только то, что её служанка тихо убеждала варвара в предательстве Морстена. Лаитан даже поморщилась. «И чего ей так неймётся избавиться от слуги Тьмы? Мне он тоже не по сердцу, но пока что мы союзники, и без него ехали бы сюда достаточно долго для того, чтобы я умерла на середине пути».

— В чем спор? — спросила Лаитан. Киоми посмотрела на неё.

— Впереди что-то не так. Жрицы-разведчицы донесли о странном мороке, чей жар заставил их повернуть раньше, чем они поняли, в чем дело.

— Дорога должна была быть довольно прямой, — сдвинула брови Лаитан. Она оглянулась, чтобы поискать взглядом Морстена и его людей.

Но властелин, к которому уже спешил один из его тхади, был занят тем, чтобы не столкнуться с разгорячённым всадником, явно принёсшим ему плохие новости. Лаитан двинула было своего уккуна к властелину, но тот, отмахнувшись от подоспевшего слуги, сам вырвался вперёд, исчезая за странной дымкой, похожей на дрожащее марево в самый жаркий месяц имперского календаря.

— Ты чувствуешь запах? — спросила Лаитан. Ветрис принюхался, пожимая плечами. Киоми тоже повела носом, неуверенно кивнул в ответ.

— Расплавленный камень и пепел, — сказала Лаитан. — Такой запах бывает в Мастерской Земли, когда они объединяются с Огнём. Что с дорогой? — обратилась она к варвару и служанке. Те неуверенно переглянулись.

— Разведчики донесли только о сером тумане и падающим с неба седом снеге, который не тает, — высказался варвар.

— Там должна была быть река, мост через которую привёл бы дальше по дороге.

— Я не чувствую воду, Киоми, — сказала Лаитан. Ответом ей был громкий гул, будто по земле прокатился дождевой шторм, разбивающий о камни случайные ветхие домишки и глупых людей в них. На глазах Лаитан впереди поднялось зарево, огненным алым кольцом вспыхнувшее в воздухе, чтобы упасть вниз сотнями каменных градин, способных размозжить череп даже уккуну. Животные забеспокоились, показывая свой не такой уж и кроткий характер.

Вместо ущелья и текущей далеко внизу, между каменных клыков, бурной реки, взгляду Морстена открылась картина, к которой он, по сложившемуся мнению, должен был быть привычен. Почему-то все остальные представляли его царство, как место, где вулканы извергают в небеса пепел и подземные газы, а красноглазые слуги тьмы варят в медных котлах провинившихся и невиновных жителей земель света.

При такой мысли Повелитель Темных сил громко выругался, благо поблизости был только тхади из оставшегося при нём десятка. «Тьма, мать, и откуда нам взять столько меди для проклятых котлов? Гораздо экономнее скидывать людей в лаву, но в таком случае жерло моего вулкана переполнилось бы и потухло ещё много сотен лет назад, — мрачно подумал он. — Но, земля меня забери, что здесь случилось?»

Перед его уккуном был обрыв, блестевший свежей землёй и не успевшими потемнеть камнями, откалывавшимися едва ли не под ногами. А снизу, сопровождаемый знакомой вонью отравленных газов и опаляющим жаром земной крови, доносились бульканье и стоны скал. Под провисшим мостом, державшимся только благодаря непревзойдённому мастерству забытых строителей прошлого и крепким скалам, в которые упирались вытесанные из огромных камней несущие балки, просыпался вулкан.

Морстен дёрнул поводья, успокаивая уккуна, с опаской втягивавшего ноздрями воздух, и трясшего головой.

— Почти как дома, — тихо сказал тхади, державшийся немного позади. — Только здесь скалы трухлявые. Долго не выдержат.

— Твою подземную мать, — донёсся от левого стремени Морстена голос Гурруна. Дварф спокойной походкой подошёл к краю разлома и принюхался, после чего звучно харкнул в провал, и сдвинул шлем на лоб. — Вот сколько лет прожил на земле и под скалами, никогда бы не подумал, что здесь так близко к поверхности лава. Ни одного признака, но течёт же, предотцы меня вразуми своими большими… э, молотами!

— То есть, это случилось недавно, — заключил Морстен. — И почему я не удивлён?

Поймав вопросительный взгляд подгорного жителя, он пояснил:

— Значит, мы на верном пути, и кто-то очень не хочет, чтобы мы его прошли до конца, — Гравейн развернул уккуна. — Ты зря слез со своего животного, Гуррун. Он сейчас очень тебе пригодится.

Властелин тьмы поскакал обратно, а за его спиной вверх взмывали крупные камни, оставляющие за собой дымный след. Серый жирный пепел падал с небес, словно клочки свалявшейся шерсти с тела больного животного.

— Внизу ущелья разлом, в котором плещется лава, — доскакав обратно до Лаитан и окруживших её жриц, сообщил он, вытирая лоб, и оставляя на нем грязные разводы. — Скоро стены теснины рухнут вниз вместе с мостом. Нам нужно как можно быстрее перейти на ту сторону, владетельница, иначе можно будет бросаться на свои мечи, или прыгать прямиком в лаву. Не знаю, как у вас принято сводить счёты с жизнью при полном и бесповоротном поражении.

— При полном поражении мы гибнем в бою, — мрачно сказал варвар. Лаитан поджала губы. Жар, который волнами докатывался до неё, заставлял долинцев обмахиваться чем попало, зато для Медноликой он казался привычным. В Империи бывали засушливые годы, когда земля горела под ногами в прямом смысле слова, а грозные вулканы далеко на западе выстреливали облаками пепла вверх. После такого приходили месяцы грязных дождей, которые разъедали кожу людей и животных, а вместо жара наваливался холод. Империя могла продержаться на своих запасах довольно долго, но окрестные хозяйства гибли быстрее. Жрицы и Мастера помогали, чем могли, но они не всегда выигрывали у природы взятые взаймы силы и умения.

— Киоми, собирай отряды, мы должны успеть пройти.

Голос Лаитан был спокойный, она ещё не видела всего, что ждало её впереди…

Когда Медноликая подъехала к разлому, ей в лицо ударила волна жаркого воздуха, мороком повисшего над ущельем и расползавшегося по окрестностям все дальше. Лава, кипящая и пережевывающая камни далеко внизу, поднималась стремительно, словно её выталкивали снизу, заставляя ползти выше. Лаитан видела, как горные породы исчезают в прожорливой пасти разверзшегося ужаса. Красно-оранжевые волны с примесью черных камней и скальных пород, плавящихся в лужицы коричневатого субстрата, вылизывали ущелье, дрожащее от разгула лавы. Температура повышалась, и Лаитан, приказавшая остальным перебираться первыми, осталась с Гурруном, все ещё не решавшимся отправиться дальше. Дварф вцепился в гриву с опалённым мехом на своём уккуне, и его шлем почти прожёг на лбу упрямца красную полоску, нагревшись от окружающего жара.

— Иди с ними, они помогут, — кивнула Лаитан на своих жриц, начавших переход первыми. Дварф упрямо сдвинул брови.

— Слушай, я не люблю плавать. Но плавать в молоке земли, в молочном соке, из которого вышли все дварфы, это… кощунственно, — заключил он. — Для любого дварфа вернуться в лоно горы — значит быть облагороженным посмертно. Но эта красная кровь гор, это оранжевое пламя, в котором рождаются клинки и гибнут породы, из которой все мы однажды появились…

Лаитан склонилась к дварфу и шепнула ему на ухо:

— Гуррун, если ты сейчас не перейдёшь по мосту, я попрошу варваров нести тебя подмышкой.

Не стерпевший такого оскорбления дварф встопорщил усы, сдвинул горячий шлем на затылок и бодро вскочил в седло с таким рвением, что тут же перелетел через него и шмякнулся с другой стороны уккуна. Животное лениво проводило взглядом своего наездника, продолжив рыть копытом почву. Рядом с ним уже высилась приличная горка свежераскопанной земли. Лаитан присмотрелась. Влага из слоёв земли испарялась, дымком пара поднимаясь над ямкой, выкопанной животным. Если даже верхние слои почвы прогрелись, сколько им потребуется времени, чтобы высохнуть, сложиться, уменьшившись в объёме, и обвалиться вниз пластами?