Женщина громко смеялась. Артемка бешено кружился. Вокруг никого не было. Я поднялся на подоконник, влез в комнату и схватил со стола свою шкатулку. Но второпях я зацепил ногой за стул. Женщина оглянулась и пронзительно крикнула. Только что я успел вскочить на подоконник, как в дверях появился Горбунов Он был в форменных шароварах и в ночной сорочке: должно быть, отдыхал после обеда. С ревом выскочил он вслед за мною в окно и понесся по переулку.

Мы с Артемкой бежали быстро и, вероятно, скоро скрылись бы от Горбунова, но, на нашу беду, экипажи пересекли дорогу. Горбунов оказался вблизи нас. Я слышал около себя его прерывистое дыхание. Чувствуя, что мне не, уйти, я выпустил из рук шкатулку в расчете, что ее подхватит Артемка, и бросился под ноги Горбунову. Надзиратель с разбегу шлепнулся в пыль. В то же мгновение я услышал жалобный стон лопнувшей пружины.

Полицейский, ударившись головой о шкатулку, проломил ее. Я вскочил. Горбунов сидел на дороге, щупал голову руками и ошалело таращил глаза. Я схватил шкатулку.

Минуты через три мы с Артемкой уже сидели в подполье и напрасно старались пробудить в шкатулке жизнь: в ней все было неподвижно и немо.

ПРОЩАЙ, ШКАТУЛКА!

Трое суток я почти не вылезал из подполья и все думал, как мне поправить шкатулку. Через ее проломанный бок были видны блестящие колесики, валики, пружинки. Я часами смотрел на таинственный механизм, стараясь разгадать его тайну. Перепробовал все винтики, гаечки и пружинки, но узнать, где случилась порча, не мог.

Когда на третьи сутки Артемка принес мне очередную тарань и горбушку хлеба, он застал меня до того огорченным, что и сам заморгал глазами.

- Ну, чего ты? - утешал он меня. - Вот же какой чудной! Починим, не бойся. Батька сказал, что надо в слесарню отдать, и сорок копеек дал. Почи-инют! Еще лучше будет!

Мы завернули шкатулку в тряпочку и понесли ее в полуподвальное помещение с вывеской «Слесарная мастерская и починка примусов. Аснес и К°». Ни один старожил не помнил, чтобы в этой мастерской работал еще кто-нибудь, кроме самого Аснеса, но старик думал, что эта вывеска придает солидность его предприятию, и тщательно подновлял свежими красками слова «и К°». Он долго рассматривал шкатулку, дул на механизм, царапал ногтем стенки и даже нюхал их; наконец завернул шкатулку в тряпочку и вернул нам:

- Несите к часовщику.

- Дедушка, - сказал я, - возьмите меня в компанию!

Старик добродушно рассмеялся:

- Какая же ты мне компания? Таких, как ты, берут в ученики, а не в компанию.

- Ну, хоть в ученики.

Но Аснесу ученики не нужны. Он не знал, как самому прокормиться. Где уж тут лишний рот держать!

Часовщик тоже не взялся чинить шкатулку.

- Дядя, - сказал я, задыхаясь от волнения, - возьмите меня в ученики!

- Это ж для чего? Чтобы ты у меня часы выкрал, как эту шкатулку?

- Нет, дядечка, эта шкатулка не краденая. Эту шкатулку…

Но часовщик не дал мне договорить:

- Ступайте, хлопцы, ступайте! Не надо мне учеников.

Так мы обошли почти все часовые мастерские в городе. Нигде не хотели чинить шкатулку, нигде не принимали меня в ученики.

И только в одной мастерской, где работали трое рабочих, мне повезло.

- Что ж, - сказал хозяин, выслушав мою просьбу, - пусть придет отец или кто там у тебя есть, может, и столкуемся: ученик мне нужен.

Когда мы подходили к подполью, Артемка сказал:

- Давай закопаем шкатулку, чтоб ее Горбунов не нашел. Пусть она лежит закопанная до того лета, а тем летом откопаем и заведем. Ты же до лета научишься починять?

- Научусь, - сказал я уверенно. - Я и новую такую сделаю. Вот увидишь, сделаю и подарю тебе.

Мы вырыли под амбаром ямку, устлали дно ее соломой и опустили туда завернутую в тряпочку шкатулку…

Надо ли говорить, сколько страданий принесли мне годы ученичества!

Я переменил много хозяев и городов, но всюду было одно и то же.

Вырыть шкатулку мне так и не удалось. Шли годы. Однажды я проездом заглянул в свой родной город, но на том месте, где когда-то стояли базарные лавки и наш амбар, я увидел зеленый сквер. Было это уже после революции.

Артемка и сейчас мой лучший друг.

Встретились мы с ним лет через пять, далеко от родного города. У Артемки было много приключений, и я расскажу о них в других повестях.

1938

АРТЕМКА В ЦИРКЕ

ПРИЛИЧНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ

Началось это у Артемки с того, что нашел он пантомиму. Шел от моря, где ловил бычков, и нашел. Лежала пантомима в песке, недалеко от берега, только уголок высовывался. Взял Артемка за уголок, потянул - книга; развернул, а печать какая-то странная: буквы крупные, редки и не черные, а синие.

«Что такое? - подумал Артемка. - Книга какая-то не такая…»

Взял под мышку и принес к себе в будку.

Артемкина будка стояла на базаре среди таких же покосившихся и закоптелых будок. На ней еще сохранилась отцова вывеска - сапог и надпись от руки: «Мастер Никита Загоруйко, прием Заказов и Пачинка». Но все знали, что Никита Загоруйко умер два месяца назад, и обувь носили чинить в другие будки. Если же случались такие, что не знали о смерти Никиты, то постоят, посмотрят, покачают головой - дескать, еще испортит малец - а уйдут. Досадно было: ведь Артемка мог не только латку поставить, но даже новые головки притачать, а вот не доверяют. Если бы не удочка, хоть умирай.

Артемка почистил бычки, вывалял их в муке и положил на сковородку. И тут, нагнув голову, чтобы не набить шишку, вошел учитель Борис Николаевич, у которого Артемка обучался в приходской школе:

- Косячки на каблуки поставить можешь?

Обрадовался Артемка, но виду не подал. Взял туфли, повернул вверх подошвой и деловито оглядел.

- Это можно, - сказал он, как говорил отец.

- А долго будешь делать?

- Да сейчас же при вас и сделаю.

Артемка обстругивал острым ножом подошвенную кожу, а учитель сидел на чурбане и дымил папироской.

- Так, значит, и живешь один? - спросил учитель.

- Так, Борис Николаевич, и живу.

- Ну, а зарабатываешь как? На жизнь хватает? Артемке хотелось пожаловаться на недоверчивых заказчиков, но не позволила гордость.

- Сами знаете, какие нынче времена: здорово не разживешься. Ну, а все-таки жить можно. Кому раз починю, тот уже другому не понесет.

- Да-а… - сказал учитель раздумчиво. - Ты скорей подрастай да женись. А то что ж так…

Артемка промолчал.

Учитель взял со стола запыленную книжку и вслух прочитал:

- «Тарас Бульба. Пантомима по повести Н. В. Гоголя». Что такое? Пантомима? - удивился он. - Откуда это у тебя?

- А это я в песке нашел. Возле моря. Хотел было почитать, да разве за работой успеешь.

- Подожди, - сказал учитель. - Что это я недавно читал? Ну да, так и есть, в газете объявление было от цирка: «Утеряна пантомима «Тарас Бульба». Нашедшего просим вернуть за приличное вознаграждение». Ясно, это и есть она. Тащи ее в цирк, да смотри не продешеви.

Артемка с интересом взглянул на книжку.

- А какое это такое - приличное?

- Приличное? Ну, значит, хорошее, не обидное для той личности, которая принесет. Рублей пять, а то, может, и десять.

Когда учитель ушел, Артемка достал с полки маленькое зеркальце и долго рассматривал себя: зеленые, как у кошки, глаза, нос гургулькой и желтые, выцветшие на солнце волосы, - нет, десять не дадут.

Артемка причесался, аккуратно завернул в газету книжку, как делал это с башмаками, когда отец посылал отнести их заказчику, и пошел к цирку.

Цирк был круглый, деревянный, большой. Оттого, что на всей площади, кроме него, не было других построек, он казался важным. На стенах, около входа, висели афиши, а на афишах боролись полуголые люди со вздувшимися мускулами, стояли на задних ногах лошади, кувыркался рыжий человек в пестром капоте. Ворота цирка оказались раскрытыми, и Артемка вошел в помещение, где стояли буфетные столики с досками под мрамор. Малиновая бархатная портьера прикрывала вход куда-то дальше. Артемка постоял, прислушался. Никого. Даже окошечко кассы задвинуто. Тихонько приподнял портьеру - запахло свежими стружками и конюшней. Шагнув вперед, Артемка увидел круглую площадку и невысокий круглый барьер, а за барьером вокруг площадки поднимались деревянные скамейки все выше, выше, чуть ли не к самому потолку. У Артемки даже в глазах зарябило - так их было много. А над кругом, высоко, как в церкви, на толстых голубых шнурах висела трапеция.