Он то смеялся как будто. То плакал.

Мне стало жутко. Я прикрыл торопливо дверь. Он так и спал - с вечера до раннего утра. Крепко и тревожно - сразу. Утром он встал, разбитый, совсем не отдохнувший, с синими кругами возле глаз. Стал прощаться. Дед дал ему пакет.

- Здесь фотографии и письмо, - сказал он. - Все равно вы летите через Москву. Позвоните по этому телефону. Скажите, что от меня. Мой друг - генерал милиции. Он сделает экспертизу.

Гость изучающе посмотрел на деда. Ничего не сказал. Пакет взял.

Мы отправились проводить его до автобуса, который шел в аэропорт.

Возле автобуса он опустил чемодан на землю, крепко обнял деда. Сказал:

- Спасибо, добрые люди!

Влез в автобус, опустил окно. В глазах у него стояли слезы.

- Может, вы ошиблись, - ответил дедушка, - может, родинки не было. Надо до конца, понимаете! Мы с вами должны!

- Должны! - кивнул седой человек. - Должны!

Автобус зарычал, зашипел тормозами, медленно двинулся.

- Пришлю телеграмму! - крикнул он и стал махать нам рукой.

Мы махали ему в ответ. Автобус умчался уже далеко, а дедушка все держал и держал руку над головой.

Пыль от автобуса осела. На остановке было пусто. На земле валялись окурки и стаканчики из-под мороженого.

- Ответь, - сказал я деду, - зачем ты дал фотографии? Чтобы успокоить его?

Дед задумчиво разглядывал меня.

- Нет! - сказал он. - Все-таки вы счастливые!

Он помолчал:

- О войне знаете только по книжкам. И понять не можете, что такое горе.

Дедушка придвинулся ко мне, положил ладонь на плечо.

- Пусть! - сказал неожиданно. - Да, пусть! Что в этом страшного? Ничего! Напротив, это прекрасно. Зачем вам знать! Зачем мы боимся такого незнания!

Мы медленно отправились домой. И дедушка словно теперь услышал мой вопрос.

- Разве его успокоишь? - ответил он. - Ведь он человек. А человеку дана память.

Мы проходили мимо фотографии.

- Антошка! - предложил дед. - А не сфотографироваться ли нам?

Он был в генеральской форме, а я в летней рубашке с отложным воротничком.

Мы вошли в фотографию. Какой-то прилизанный человек долго смотрел на нас в забавный фотоаппарат, похожий на огромный ящик. Дедушка сел, а я встал сбоку и положил ему руку на плечо. Как на той фотографии.

- Внимание! - крикнул фотограф. - Птичка!

Мы замерли, и я едва сдержался, чтобы не расхохотаться: какая еще птичка, я же не маленький.

Я часто смотрю на эту фотографию. Она висит теперь рядом с той: молодой дед и бабушка Лида с длинной косой. Снимки и правда похожи. Только дедушка и бабушка серьезные на своей фотографии, а мы с дедом совсем наоборот. У деда глаза смеются, а я надулся, губы уже поползли - сейчас фыркну!

Было ли все это?

Было ли?

Седой человек в расшитой рубашке. Автобус, уходящий вдаль. Прохладное фотоателье.

Правда это или выдумка? Мираж? Сон?

Я ли был рядом с дедом? Я ли ходил, говорил, улыбался? Я ли жил беспечно и бездумно, ни о чем, ни о чем не думая?..

Дед нервничал, пока не приехал украинец, а когда он уехал, снова забеспокоился. Опять ходил по комнате. Посвистывал. Напевал. Хватался за телефон и звонил вдруг куда-то, выясняя, как переносят муравейники. Чертыхался, потому что никто не знал.

Я его отвлекал. Задавал разные вопросы.

Он отвечал впопыхах, потом бежал докапывать землю вокруг дома, вечером ругался с папой, потому что тот обещал прислать машину с молодыми деревцами, а на самом деле все оказалось болтовней…

- Что с тобой? - спрашивал папа. - Пожалуйста, успокойся! Машина будет не сегодня завтра, у нас сейчас аврал, подгоняем план. И вообще, папа! Ты на себя не похож!

Дедушка умолкал, ночью вздыхал, просил меня накапать лекарство, а я его спрашивал:

- Почему не идешь к врачу?

А он пел шепотом в ответ:

Я смеялся, он тоже смеялся, и я засыпал безмятежно - крепко, как убитый. Мне снилась звезда, упавшая с неба. Только совсем не такая, о какой пел дед. Звезда была хвостатая, хвост струился, переливался, как вода на перекате, я хотел ее схватить и уже притрагивался, но тут же отдергивал руку, потому что звезда была раскаленная…

Утром раздался звонок.

Я побежал открыть дверь. Дед двинулся за мной.

На пороге стоял телеграммщик. Тот самый!

Он был побрит и рубашку надел свежую.

- Распишитесь, - сказал он, пряча глаза.

Дедушка расписался и протянул руку за телеграммой. Но телеграммщик не отдавал.

- Послушайте, - сказал он хрипло, - что же вы тогда не сказали, что вы генерал?

Дедушка хмыкнул. Нахмурился.

- Какое это имело значение? - спросил он. - И какое имеет?

- Имеет, - ответил телеграммщик, но вдруг смутился. Сказал: - Хотя, конечно, кто я для вас? Пьяница. Извините.

Он протянул телеграмму, но дедушка ее не брал.

- Знаете, - сказал он, - не могу о вас судить, потому что вижу всего второй раз. И не в этом дело. Не обязательно мне вас знать близко. Просто, если вы в самом деле майор, вспомните войну. Вспомните себя на войне. Не вообще на войне, а в трудный час. Каким вы были. Вспомните, это поможет.

Телеграммщик опустил руку. Покивал головой. Потом сказал:

- Сегодня последний день телеграммы ношу. Вот эта последняя. Даже, видите, переоделся, побрился, когда узнал, что к вам зайду. В общем, перехожу на стройку. Пока сварщиком. Не знаю, выйдет ли?

- Выйдет, - ответил дедушка, - все правильно.

- Ну, я побежал, - вздохнул телеграммщик. И улыбнулся: - Зашел извиниться, товарищ генерал.

- Я для вас не генерал, - ответил дедушка.

- Нет, - сказал телеграммщик, - для меня-то вы как раз генерал.

Он протянул телеграмму, дедушка взял ее и пожал телеграммщику руку. Крепко встряхнул.

Дверь захлопнулась.

Дед прислонился к стенке. Откинул голову. Шепнул:

- Антошка, лекарство! Скорее!

Я примчался мгновенно. Молнией!

Долго ли, на кухню за водой, потом в нашу комнату, пятнадцать капель - и обратно.

Когда я капал лекарство, во дворе засигналил грузовик. Я выглянул в окно. Там стоял самосвал, полный маленьких березок и елей.

- Привезли! - крикнул я дедушке. - Саженцы привезли!

Он стоял в коридоре бледный, с испариной на лбу. Выпил лекарство. Глубоко, вздохнул. Проговорил:

- Дай лопату!

- Надо полежать! - ответил я.

Дед промолчал. Развернул телеграмму, посмотрел ее, протянул мне.

«Экспертиза не подтвердила простите великодушно Савченко».

- Вот видишь, - крикнул я обрадованно. - Все в порядке!

Я был рад. Бесконечно рад. Теперь-то уж конец дедушкиным мучениям. Я весело глядел на деда, он тоже улыбнулся, подмигнул мне, взял лопату и пошел во двор.

Машина быстро разгрузилась и ушла. Я стал переодеваться, чтобы помочь деду.

И тут кто-то отчаянно закричал на дворе:

- Антошка! Антошка!

Я выглянул в окно. Соседские мальчишки махали мне рукой и орали:

- Скорее! Скорее! Дедушка!

Сердце словно оборвалось. Я кинулся сломя голову по лестнице, громко выстрелил дверью.

- Где? - кричал я отчаянно. - Где?

Дедушка лежал, уткнувшись лицом во вскопанную землю. Одной рукой он сжимал тонкий стволик березки, а другой - лопату.

- Дедуля! - шептал я. - Ну вставай, дедуля!

Я перевернул его на спину.

И увидел открытые глаза.

- А-а-а-а-а!

Я слышу до сих пор собственный крик.

Он раздается вдруг среди ночи, я вскакиваю, мокрый от пота, шепчу: