- Стеша! - радостно крикнул Саша, и сердце его забилось.

Никто не ответил.

Он приблизился к дому и увидел Людмилу Николаевну. В темноте можно было уйти незамеченным, но это было не в Сашином характере.

- Здравствуйте, Людмила Николаевна! - сказал он. - Я думал, это Стеша.

- Стеша спит, - неприветливо сказала Людмила Николаевна. - А тебе я советую не шляться по ночам и вообще забыть дорогу к нашему дому.

И она ушла, хлопнув калиткой.

«ТЫ МОЖЕШЬ ПОВТОРИТЬ?»

Любые неприятности или забываются совсем, или кажутся незначительными, как только переступишь порог родной школы. Какое там - переступишь порог! Не успеешь увидеть издали знакомое здание, куда привела тебя мама лет десять назад, как горести от тебя отходят. Где уж тут печалиться, когда со всех сторон к школе бегут такие же, как ты, ребята, твои друзья, увлеченные школьными делами, радостями и заботами!

Саша вошел во двор школы, и вчерашнее смятение, испытанное у дома Стеши, сразу же в нем улеглось. «Буду встречаться с ней в школе, позову к себе домой. К ним больше не пойду». Он с ожесточением пнул подкатившийся к его ногам футбольный мяч. Мяч взвился вверх и, ко всеобщему восторгу ребят, скрылся в открытом окне учительской.

Дружный хохот раздался во дворе, но тотчас же и смолк. В окне показалась рассерженная Алевтина Илларионовна. В одной руке она держала злополучный мяч, в другой - книгу.

- Кто это сделал? - прерывающимся от негодования голосом спросила она.

- Я, - сказал Саша. - Простите, пожалуйста!

- Он нечаянно! - зашумели ребята. - Он и не играл с нами.

- Без защитников! - возвысила голос Алевтина Илларионовна. - Коновалов! Пойди сюда!

Саша побрел в учительскую.

- Теперь ни за что не отдаст мяч, вредная она, - бросил Саше вслед Пипин Короткий, главный футболист школы.

Штаны его висели на заборе. Он был в трусах и в синей майке. На голове у него топорщилась кепка, надетая козырьком назад.

Кому из вас не случалось, провинившись, стоять перед учителем и выслушивать, как он вас отчитывает! Сейчас это испытание держал Саша.

- Ты, Коновалов, должен прежде всего помнить, что ты есть секретарь комсомольской организации школы, - говорила Алевтина Илларионовна. - Во-вторых, ты знаешь, что пользуешься большим влиянием на ребят, следовательно, ты должен подавать им только хорошие примеры. - Алевтина Илларионовна с удовольствием прислушивалась к своей гладкой речи. - А ты что делаешь? - Мысли ее перенеслись в недалекое прошлое. - Ты на днях почти всю бригаду увел с поля… А теперь попал футбольным мячом куда? Прямо в учительскую!

- Учиться хуже стал, - вставила чертежница Вера Павловна, круглолицая, румяная девушка, и взяла в руки журнал, чтобы подкрепить свое замечание оценками.

Но в это время звонок возвестил о начале уроков. Он запел сначала на верхнем этаже, затем внизу и наконец захохотал весело и отрывисто на улице, а потом точно захлебнулся, кашлянул и затих.

- Иди! - строго сказала Алевтина Илларионовна. - И чтоб я тебя больше не видела в таком… виде.

«Вероятно, она хотела сказать: в таком жалком виде, - думал Саша, пробираясь в толпе ребят в свой класс. - Действительно, в этой виноватой позе, в этом молчании есть что-то жалкое, унизительное. Удивляюсь, как Миша или Пипин Короткий, которые ежедневно «отвечают» за свои проступки, не чувствуют такого стыда. Нужно не уважать себя, чтобы допускать такое!»

В класс он вошел последним и видел, как сзади него неторопливо идет Александр Александрович. Саше показалось, что учитель нарочно медлил, чтобы дать ему возможность вовремя войти в класс.

Ребята кинулись было с вопросами: «Влетело? Здорово? Отдала мяч или не отдала?» Но тут вошел учитель, и все молчаливо встали.

Только что в учительской Александр Александрович снова поспорил с Алевтиной Илларионовной. Он сказал, что Саше Коновалову не было смысла читать нотацию. Парень он по-настоящему хороший, и проступок его - чистая случайность. Он, наверное, и сам пришел бы извиниться за этот неожиданный бросок в окно.

- У вас все хороши, Александр Александрович! - сердито замахала руками Алевтина Илларионовна. - В десятом классе хулиганы собрались отборные. Сладу нет с ними. Учителя от них плачут! Вы многого не знаете и не слышите в силу своего недуга…

Александр Александрович не принял вызова. Надо было идти на урок. Он ничего не ответил и медленно, раздумывая, пошел в класс. Как же в самом деле: преувеличивает он положительные качества своих ребят или Алевтина Илларионовна их преуменьшает? Может быть, он нашел путь к душам своих учеников, а она не нашла? Класс в самом деле трудный. Но ребята интересные, разные. Среди них один, пожалуй, Коля Ласкин, по прозвищу Пипин Короткий, - неумный и легкомысленный человек. И действительно, Александр Александрович не знает, как проникнуть в его душу. А может, в самом деле он многого не замечает из-за своей глухоты?

Александр Александрович положил на стол журнал, кивком головы разрешил ученикам сесть.

На первой парте подняла руку Зина Зайцева. Александр Александрович подошел к ученице и, приставив к уху свою руку, склонился к ее парте.

- Александр Александрович, - громким, пронзительным голосом сказала Зина, - правда ли, что к нам в Погорюй приезжает Шолохов?

- Правда, - ответил Александр Александрович. - Подробности после урока.

Саша повернулся и уничтожающе поглядел на парту, где рядом с Пипином Коротким сидел смущенный Миша. Его черные глаза виновато бегали по классу, избегая взгляда Саши и Александра Александровича.

- Ну, теперь обо всем забыть. Все мысли долой, освободить голову для величайшей в мире науки - математики, - сказал Александр Александрович.

Он закатал рукава белой вышитой косоворотки, точно собирался ринуться в бой, и окинул класс внимательным взглядом.

Тридцать пар глаз - карих, голубых, серых - смотрели на него серьезно и доброжелательно.

- Хорошо! - удовлетворенно сказал Александр Александрович. - В прошлый раз мы условились, что сегодня будем говорить о перестановках. Размещения из т элементов, взятые по т, различающиеся только порядком элементов, называются перестановками. Например…

Александр Александрович подошел к доске, взял мел и повернулся к классу. Взгляд его встретился с углубленными в себя, тревожными глазами Саши.

Брови Александра Александровича страдальчески изогнулись:

- Коновалов, перестань думать о постороннем. Математика - абсолютная монархия. Она царит одна и ни с кем делить своей власти не может. Ведь ты не повторишь того, что я сейчас сказал?

- Не повторю, - вставая и краснея, сказал Саша.

- Потом спрошу тебя, о чем думал… Итак, перестановка из двух элементов: а и в, - он написал на доске а и в, - будут размещения из двух по два, то есть… - он написал ав и ва. - Теперь выпишем все перестановки из трех элементов. - Он со скрипом написал на доске: авс, асв, вас, вса, сав, сва. - Понятно?

- Понятно, - ответил класс одним дыханием.

Но Саша Коновалов по-прежнему сидел с отсутствующим взглядом.

Брови Александра Александровича снова страдальчески изогнулись:

- Коновалов, ты можешь повторить?

Саша встал и даже побледнел:

- Нет.

- Тогда выйди из класса. Ты мне мешаешь.

Саша беспрекословно пошел к дверям.

Теперь покраснела Стеша и с большим трудом заставила себя слушать урок.

Александр Александрович некоторое время стоял молча спиной к классу и с раздражением думал о Коновалове и о себе: «Зря погорячился!» Затем он повернулся и стал объяснять формулы числа перестановок.

После уроков учитель и ученик сидели в классе, на первой парте, друг подле друга. В дверь, будто бы невзначай, то и дело заглядывали одноклассники.

- Учиться стал хуже. На уроках думаешь о чем-то постороннем, - вполголоса говорил Александр Александрович. - Случилось что-нибудь? Может, советом помочь? А на меня не сердись. Вертись, переговаривайся, но слушай. А у тебя было совершенно отрешенное выражение лица. Мешал ты мне. Вот я и погорячился.