Тереза только улыбалась в ответ.

— Ну что ж, Михай, — сказала она наконец, — в добрый час. Ведь я когда-то сама построила нашу хижину, как ласточка строит свое гнездо. Возвела глинобитные стены, постелила кровлю из тростника. Только имейте в виду, плотницкая работа будет, пожалуй, не по силам одному человеку. Ведь большой-то пилой можно работать только вдвоем.

— А нас двое! — с задором воскликнула Ноэми. — Что, разве я не могу ему помогать? Или, по-вашему, у меня руки слабые?

И она высоко засучила рукава рубашки, чтобы показать, какие крепкие у нее мускулы. Рука была сильная, туго налитая, округлая и прекрасная. Как у богини-охотницы Дианы. Михай покрыл ее поцелуями от плеча до кончиков пальцев.

— Вот и превосходно! — сказал он.

— Значит, мы будем работать вместе, — восторгалась Ноэми, сразу подхватив идею Михая. Живое воображение уже рисовало ей их мечту воплощенной. — Мы станем ежедневно уходить вместе в лес. Там, на какой-нибудь ветке подвесим и люльку маленького Доди. Строить будем от зари до зари. А мама в полдень принесет нам горшок похлебки. Сядем рядышком на бревна, подкрепимся и опять за работу. Это же чудесно!

Сказано — сделано.

Михай сразу взялся за топор и отправился в ореховую рощу. Но пока ему удалось повалить первое дерево и обрубить сучья, руки его покрылись волдырями. Ноэми утешала его, уверяя, что у мужчин всегда так. А вот женщины, работая, никогда не набивают мозолей. После третьего дерева пришлось складывать бревна, и тут понадобилась помощь Ноэми. Она вполне серьезно отнеслась к своему обещанию участвовать в постройке и со всем усердием взялась за дело. Стройная девушка казалась воплощением неистощимой энергии и выносливости. Она так искусно орудовала пилой, словно усвоила эту сноровку с малых лет.

Михай и Ноэми испытали тяжкую участь лесоруба и его труженицы-жены. Вставать им приходилось чуть свет, на заре Они рубили лес и распиливали толстые бревна. А когда солнце достигало зенита, Тереза приносила им горшок с едой. Сидя рядком на пеньке, они до последней капли выхлебывали наваристый бобовый суп, запивали его прямо из кувшина вкусной свежей водой, после чего разрешали себе часок полуденного отдыха. Жена располагалась на мягкой куче щепы и опилок, лесоруб растягивался рядом на траве, и Ноэми прикрывала ему лицо своим фартуком, чтобы назойливые мухи не тревожили его сон. Сама же она усаживала сынишку на колени и забавляла его, придумывая всякие забавы, лишь бы он не плакал и не мешал дремать отцу.

Когда день склонялся к вечеру, вся семья возвращалась домой. Лесоруб тащил на плече свой инструмент, жена несла малыша. Дома уже ярко пылал огонь в очаге, еще издали доносился вкусный запах еды, как бы маня проголодавшихся тружеников… Уложив ребенка, хозяйка спешила позаботиться о трубке для хозяина, даже притаскивала ему из кухни тлеющую головешку. Потом все усаживались за стол вокруг дымящегося горшка и с аппетитом уплетали ужин. В горшке не должно оставаться ни крошки, иначе завтра день не будет погожий. Покончив с ужином, усталые работники делились дневными впечатлениями, наперебой пересказывая друг другу, что делал и как вел себя малыш. А на вопросы: «Любишь ли ты меня?» — ни у того, ни у другого и времени не оставалось.

Мало-помалу Михай наловчился обстругивать и очищать от веток срубленные ореховые стволы. Топором он работал искусно, как настоящий умелец. Ноэми только диву давалась, до чего спорится у него дело.

— Скажи, Михай, — однажды спросила она, — ты никогда не был плотником?

— Как же, плотничал, — ответил он. — Между прочим, даже суда строил.

— В таком случае растолкуй мне, пожалуйста, как это тебе удалось сделаться таким важным барином? Неужели ты можешь целое лето отлынивать от работы и проводить время, как тебе заблагорассудится? Выходит, ты теперь сам себе господин, не так ли? И никто тебе не указка?

— Когда-нибудь я расскажу тебе обо всем, — обещал Михай.

Однако ей так и не довелось узнать, почему и как превратился он в знатное лицо и позволяет себе роскошь целыми неделями заниматься распилкой деревьев.

Михай много рассказывал Ноэми о своих богатых впечатлениями путешествиях в разные страны. Однако в этих увлекательных повестях он тщательно обходил все, что касалось его самого. Он умел пресечь любопытство Ноэми, сразу же с головой погружаясь в работу. А выпытать что-либо, когда он укладывался на ночь в постель, было и вовсе невозможно. Женщины обычно любят донимать мужей бесконечными расспросами. Но, к счастью, провидение предусмотрело надежное средство мужской самозащиты: муж тут же засыпает крепчайшим сном, и тогда все женские ухищрения бессильны.

За долгое время, проведенное Михаем на «Ничейном» острове, он обнаружил, что это место далеко не так надежно укрыто от людских глаз, как могло бы казаться. О существовании острова было известно особой, довольно многочисленной категории людей, которые, впрочем, вовсе не склонны были сообщать властям об этом укромном уголке.

Это были преимущественно изгои тогдашней цивилизации. «Status extra statum».[19]

У берегов острова обрывались нити общественных законов и церковных предписаний.

Проживали эти отщепенцы на пограничной полосе между двумя соседними странами, Венгрией и Сербией, на окраинах той и другой. Природа создала здесь для них вполне благоприятные условия. В этой местности с древних времен протекает извилистая река, усеянная поросшими кустарником островками. Берега ее на всем протяжении окаймлены могучими, непроходимыми лесами. Кроны прибрежных деревьев нависают над водой, стволы вот-вот готовы рухнуть с подмытого течением обрыва. Пограничные заставы и проезжие дороги в этой глухой местности находятся далеко друг от друга, деревни чрезвычайно разбросаны; поблизости нет ни одного крупного поселка. Считается, что здесь существует военный режим, но на деле — это царство первобытной, никем не подавляемой свободы. Трудно себе представить, в чем состоят обязанности пограничников. Охранять границу здесь нет никакой нужды уже в течение ряда веков; исконные враги, турки, давно сгинули и убрались восвояси. Оружию теперь отведена единственная роль — охранять пограничные таможенные барьеры. Таким образом, контрабанда представляет собой одно из типичных для капиталистического уклада жизни явлений. В мире контрабандистов имеются свои порядки, свое тайное правительство. Это государство вне государства.

Михай не раз обнаруживал привязанную под сенью прибрежного ивняка никем не охраняемую шлюпку или ялик. Но всего удивительнее, что, когда через несколько часов он возвращался к тому же месту, лодка бесследно исчезала. В другой раз он натыкался на сваленные в гуще дрока какие-то тюки и прочую поклажу. Все это точно так же исчезало. Таинственные люди, высадившиеся на остров в поисках временного пристанища, видимо, намеренно держались вдали от хижины. Они приходили и уходили, стараясь даже травы не примять.

Лишь в исключительных случаях они все же наведывались в хижину. Им нужна была Тереза.

Обычно, едва лай Альмиры возвещал о приближении кого-то чужого, Михай бросал работу и прятался в самом укромном уголке домика. Его не должен был видеть никто из посторонних. Правда, за это время он успел отрастить себе бороду, которая сильно его изменила, но тем не менее всегда мог появиться человек, видевший его где-нибудь раньше. А это ему вовсе не улыбалось.

Люди, о которых говорилось выше, приходили к Терезе, когда их постигала какая-нибудь беда или нужда заставляла. Эти люди частенько подвергались риску — их легко могли подстеречь, нанести тяжелые, кровоточащие огнестрельные или колотые раны. Никто из них не осмелился бы обращаться за помощью к полковому лекарю, — это неминуемо грозило дознанием и следствием. Вот они и шли к хозяйке острова. Тереза знала множество целительных средств и снадобий, от которых раны быстро зарубцовывались. Кроме того, в этой местности, особенно на турецкой стороне, были широко распространены всевозможные злокачественные язвы, в частности, сибирская. Нужда научила Терезу при помощи известных в народе целебных трав врачевать и эти недуги. Вот почему к ней постоянно наведывались люди, кровно заинтересованные в том, чтобы их хвороба осталась в тайне. Они же, в свою очередь, ревностно оберегали лечебные секреты своей благодетельницы. Ведь врачи и аптекари преследовали доморощенных лекарей, считая их знахарями и шарлатанами.