— Вот оно как! Теперь-то уж до меня дошло, смекнул я, в чем дело. Стало быть, у меня такая уйма денег, что я, пожалуй, и синагогу откупить смогу! (Не подумайте, что Янош Фабула плоско острил. В ту пору жители Комарома, исповедовавшие иудейскую веру, вынуждены были построить новую молельню на земле графа Зичи, поскольку старая синагога предназначалась к продаже на торгах; она почему-то и приглянулась Яношу Фабуле.)

Но прежде чем осуществлять свое намерение, он в тот день еще шесть раз наведался к г-ну Тимару. В первый раз привел к нему жену, во второй — дочку на выданье, в третий заявился со старшей дочкой, молодухой, в четвертый привел старшего сына, только что окончившего учение, а в пятый явился с младшим сынком-школяром. Жена Яноша преподнесла Тимару в знак благодарности пышную поджаристую буханку пшеничного комаромского хлеба, специально выпеченную в его честь. Замужняя дочка принесла блюдо сладкой мамалыги из молочной кукурузы, поджаренной на меду, а дочка на выданье — искусно украшенную разноцветными бумажками миску с медовыми пряниками, красными яичками, позолоченными грецкими орехами. Старший парень, завзятый птицелов, принес в дар Тимару клетку с щеглами и красноперками, а школяр сочинил в честь г-на Михая Тимара мадригал. Весь день семья Фабулы рассыпалась в благодарностях, наконец поздно вечером все шестеро спели под его окном серенаду: «О, будь счастлив весь век, золотой человек».

Интересно, что преподнесут Тимару в подарок и какую серенаду споют ему комаромские купцы-конкуренты, прежде всего г-н Бразович, когда узнают, в какую скверную историю они влипли с покупкой моношторских земель!

Подвенечное платье

Итак, до свадьбы оставалось еще три дня.

В воскресенье после обеда Аталия отправилась в город, чтобы по очереди навестить всех своих подруг. Перед выходом замуж барышни в ту пору пользовались особой привилегией — им позволялось ходить с визитом одним, без матери. Ведь девушкам так хочется напоследок перед свадьбой поделиться друг с другом своими тайнами, поведать затаенные мечты и желания.

Итак, г-жа Зофия осталась в доме одна. Она радовалась, что наконец-то выдался денек, когда не надо было ходить с визитами, принимать гостей, сторожить девушку на выданье, слушать светскую болтовню на немецком языке, которого она не понимала. Наконец-то г-жа Зофия была совсем одна и могла наслаждаться покоем и предаваться воспоминаниям о счастливой поре юности, когда, будучи горничной в этом доме, она сидела по воскресным дням в послеобеденные свободные часы на скамейке в палисаднике с полным фартуком вареных початков и до вечера неторопливо лущила и смаковала молочную кукурузу, весело судача и сплетничая с товарками-служанками.

Вот и сегодня выпал свободный денек, да и вареная кукуруза нашлась бы в доме, недоставало только, подружки, чтобы беззаботно поболтать, сидя на скамейке в кухне. Г-жа Зофия отпустила всю челядь, даже горничную и кухарку, желая насладиться полным одиночеством и всласть поесть кукурузы на кухне, бросая обглоданные початки тут же на пол, чего нельзя было делать ни в гостиной, ни в спальне.

Вскоре нашлась и подходящая собеседница. В кухню тихо, почти беззвучно вошла Тимея и подсела на край скамьи. В послеобеденное время ей тоже нечего было делать: подвенечное платье она уже вышила, и его отнесли к портнихе для окончательной отделки. Свадебный наряд должен был быть готов перед самой свадьбой.

У Тимеи было много общего с г-жой Зофией. Ее тоже терпели в доме лишь из милости. Разница заключалась лишь в том, что Тимея считала себя благородной барышней, хотя, по существу, была всего лишь служанкой, а почтенная Зофия в душе всегда считала себя обыкновенной прислугой, хотя кругом все принимали ее за барыню.

И вот Тимея притулилась на скамье рядом с г-жой Зофией; они напоминали няньку и кухарку, которые всю неделю только и делают, что бранятся, придираются друг к другу, а в воскресенье как ни в чем не бывало дружно усаживаются рядом посудачить.

Итак, всего три дня оставалось до свадьбы.

Опасливо озираясь, как бы желая удостовериться, что их никто не подслушивает, Тимея спросила шепотком:

— Матушка Зофия, объясните мне, пожалуйста, что такое свадьба?

Госпожа Зофия втянула голову в плечи и так и затряслась от беззвучного смеха, покосившись на юную девушку своими хитрыми глазками. Она смотрела на нее с таким плутоватым выражением, какое бывает у многоопытной горничной, когда та собирается просветить молоденькую, наивную служанку.

— Ах, Тимея, ты и представить себе не можешь, что это за чудесное, изумительнейшее зрелище — свадьба, — произнесла она напыщенным тоном. — Вот скоро сама убедишься.

— Однажды я хотела хоть одним глазком посмотреть на свадьбу, — искренне призналась девушка. — Я тихонько подкралась к церкви, когда там шло венчание, но увидела только, как жених с невестой подошли к красивому позолоченному комоду.

— Это называется алтарем!

— Тут какой-то злой мальчишка заметил меня да как крикнет: «Пошла вон, басурманка!» — я и убежала.

— Так вот слушай, — затараторила г-жа Зофия, шелуша кукурузу и по зернышку отправляя ее в рот. — Венчание совершается так: из ризницы выходит священник, на голове у него позолоченная скуфья, на плечах — расшитая риза из золотой парчи с пряжкой, в руках — большущая книга с золотыми застежками. Из этой книги он читает красивым голосом нараспев молитвы; жених и невеста опускаются у алтаря на колени, а затем священник спрашивает у них по очереди, любят ли они друг друга.

— И что же они должны отвечать?

— Ну и дурочка! Надо сказать вслух: люблю, дескать, а потом жених, а за ним невеста повторяют вслед за священником клятву, что они до гробовой доски будут любить, никогда не покинут друг друга и разлучить их сможет только смерть. Они клянутся в супружеской верности перед богом отцом, сыном и святым духом, божьей матерью и всеми святыми и кончают словами: «Во веки веков, аминь». И весь хор с клироса повторяет: «Аминь».

Тимея зябко поежилась, мурашки пробежали у нее по спине.

— Затем священник берет с серебряного блюда обручальные кольца и надевает одно на палец жениха, другое — на палец невесты, соединяет их руки и свивает золотой епитрахилью. А в это время хор с клироса поет под звуки органа: «Господи по-ми-и-луй, го-о-с-поди по-ми-и-луй!»

Ах, как чарующе звучали для Тимеи и как глубоко запали ей в душу волшебные мелодичные звуки: «Го-ос-по-ди по-ми-луй!» «Должно быть, эти магические слова благословенья приносят благодать и счастье новобрачным», — думала она.

— После этого жениха и невесту покрывают с головы до пят тяжелым шелковым цветистым покрывалом, — продолжала г-жа Зофия, — два шафера сзади держат над их головами серебряные венцы, а священник благословляет новобрачных.

— Ах!

Госпожа Зофия, видя, как жадно внимает ей Тимея, всячески старалась разжечь воображение девушки рассказом о пышном свадебном обряде, она сообщила все подробности, вплоть до количества свечей, зажигающихся в церкви во время венчанья.

— А тем временем хор продолжает петь «Господи помилуй!». Тут священник берет один из серебряных венцов, протягивает его жениху, чтобы тот поцеловал, и потом только надевает венец ему на голову со словами: «Венчается раб божий такой-то с рабой божьей такой-то…» Затем берет второй серебряный венец и дает поцеловать невесте.

— Ей он тоже надевает венец на голову?

— А как же!

— А ей что он говорит?

— А ей священник говорит нараспев: «Венчается раба божья такая-то с рабом божьим таким-то!..»

— Ох, как красиво! До чего прекрасно!

— Потом дьякон читает молитву за новобрачных, а тем временем священник берет их за руки и три раза обводит вокруг алтаря. Когда с этим обрядом покончено, шаферы снимают с жениха и невесты шелковое покрывало. В церкви во время венчания полным-полно народа. Все любуются молодой четой и перешептываются: «Ах, до чего прелестна невеста! Ну и славная парочка!»