Изменить стиль страницы

Тимея!.. О, как ужасно, что он вынужден скрыться от нее, навсегда забыть ее имя! Оно непрестанно звенело в душе Тимара, неотступно преследовало его.

А пока что ему не оставалось ничего другого, как вернуться в дом на улице Рац и дожидаться там рассвета. Томительная ночь предстояла ему!

Осторожно, как вор, отворил Тимар дверь в свою комнату. Время было позднее, все обитатели дома уже спали.

Войдя к себе, он прилег на диван, не зажигая свечей. Но в темноте призраки одолевали его еще сильней.

Как зарделось ее мраморное лицо!.. Значит, подо льдом все-таки теплится жизнь и ей просто недостает живительного солнца? Да, брак с ним был для Тимеи бесконечной зимой, непрерывной полярной ночью. И из этого царства вечного холода нет выхода! До конца дней жена будет хранить обет супружеской верности.

А соперник… Даже он оказался верным его другом. Сломал саблю о голову мерзавца, который осмелился оклеветать мужа обожаемой им женщины! Хочешь не хочешь, а перед ним надо преклоняться! Какое унижение! В человеке, которого он прежде ненавидел, как счастливого соперника, и презирал, как неудачника, прозябавшего в интендантстве, обнаружился сильный характер, как тут не признать его превосходство? Подумать только: выскочка, так и не сумевший достигнуть высоких чинов, оказывается, куда благороднее его, Тимара! И он любит Тимею! И не менее несчастен, чем он, Тимар. А всему виной богатство «золотого человека»! Все перед ним преклоняются, но никто его не любит. Кому придет в голову обмануть его, обокрасть, опозорить, задеть его честь? Общество охраняет эту честь, как драгоценность, как реликвию. А что, если бы кто-нибудь открыл глаза его почитателям, рассказал бы всю правду о нем?

Как превозносила его Тимея! «Из служанки он сделал меня барыней, хозяйкой своего дома…»

Ложь! У него есть возлюбленная. Он нашел свое счастье в укромном уголке, в захолустье, и без зазрения совести изменяет Тимее, нарушает клятву. Да еще издевается над ее супружеской верностью!

«Мне ли презирать человека, которого все уважают?..»

Уважают… А почему все до сих пор уважали его? Да потому, что никто, в сущности, его не знал. И разве Тимея, распознав его подлинное нутро, стала бы утверждать: «Я готова разделить с ним позор, как он делил со мной свою славу…»?

Впрочем, она, к сожалению, и тогда не отказалась бы от своих слов. Нет, она не расстанется с ним. Никогда. «Ты сделал меня несчастной, так страдай же теперь вместе со мной!» Такова жестокая логика праведниц.

А если кто-нибудь откроет ей тайну «Ничейного» острова, расскажет о Ноэми?

«Да благословит небо женщину, что даст ему счастье, которого я его лишила!» В этом вся Тимея.

Но как быть с Ноэми? Что делает она сейчас на пустынном, безлюдном острове, который ей никогда не суждено покинуть из-за великодушия Тимеи? Одна среди зимнего безмолвия, с маленьким, пугливым мальчиком на руках? О чем она думает? Ведь рядом нет теперь никого, кто сказал бы ей слово утешения. Как жутко ей, должно быть, в одиночестве! Как страшится она, наверно, злых людей и диких зверей! А при мысли о далеком возлюбленном сердце больно сжимается. Где-то он теперь?..

Если бы только она знала!.. Если бы обе эти женщины знали, как виновен человек, причинивший им обеим такое страдание! Если бы нашлось хоть одно живое существо, сумевшее открыть им глаза!

Кстати… Кто этот чужестранец — морской офицер, который так оскорбительно отзывался о нем, что майор вынужден был дать ему пощечину и вызвать на дуэль? Откуда он, этот новоявленный враг? Теперь уж о нем ничего не узнаешь. Получив ранение, незнакомец сразу же исчез из города. Благоразумие подсказывало Тимару, что следует держаться подальше от этого незнакомца, бежать прочь без оглядки.

Бежать… Но ведь он и без того не в силах усидеть на одном месте. Самое страшное для него надолго где-нибудь застрять. Покинув «Ничейный» остров, он сразу же начинал метаться, не находил себе покоя. У него даже не хватало терпения дождаться, пока на постоялом дворе покормят или перепрягут лошадей, он обычно уходил по большаку пешком. Его словно постоянно и неодолимо влекла куда-то непонятная, неведомая сила.

Внезапно Тимару пришло в голову, что хорошо бы забрать Ноэми и Доди с острова, сесть с ними на морской корабль и отправиться в кругосветное путешествие. Увидеть мир, неведомые края…

Да, но как быть с Тимеей? Одно воспоминание об этом имени было бы для него равносильно кораблекрушению.

Теплое течение в океане устремляется из тропиков к полярным широтам. Айсберги же из Арктики и Антарктиды течением заносит порой чуть ли не к экватору. Разве не безумец тот, кто пытается вместить в своей груди целый океан!

Тимару не спалось. Его карманные часы показывали полночь. До рассвета оставалось еще немало времени, а тяжелые думы не давали Тимару покоя.

Наконец он решился зажечь свечу. Существует одно средство против душевного волнения, куда более действенное, чем опий или настой наперстянки. Человеку просто нужно заняться прозаическими делами. Тому, кто очень занят, некогда предаваться личным переживаниям. Коммерсанты редко кончают самоубийством из-за любовной тоски. Деловые заботы подобны целебной ванне.

Тимар вынул из-под бронзового пресса в форме дракона лежавшие там письма. Обычно старший управляющий складывал туда все деловые бумаги, с которыми Тимару необходимо было ознакомиться и отдать какие-то распоряжения. Иные из этих писем в поисках адресата успели побывать и в Байе, и в Леветинце, и в Вене, и в Триесте, во всех имениях, факториях и на предприятиях Тимара и вернулись обратно в Комаром, в главную резиденцию хозяина, свидетельствуя тем самым, что за последние полгода он не наведывался ни в одно из своих многочисленных владений. К счастью, Тимара окружали одни порядочные люди, — а то бы его не раз уже обворовали. На некоторых деловых письмах имелись пометки Тимеи; это означало, что ею приняты какие-то меры.

И снова перед Тимаром встал образ Тимеи!..

Он распечатал и прочел несколько деловых посланий. Все они содержали благоприятные известия. Тимару невольно вспомнился Поликрат, которому так везло во всем, что он в конце концов начал страшиться своей необычайной удачливости.

Богатства Тимара неуклонно росли. Баснословные суммы лежали теперь мертвым капиталом в сейфах. Щедрые пожертвования на благотворительные цели не могли истощить его огромные, сверх всяких ожиданий, доходы.

Все, за что бы он ни брался, удавалось. Любое связанное с его именем начинание оборачивалось чистым золотом, клочок простой бумаги с его фирменным знаком — банкнотой.

Чему он обязан своими неслыханными успехами? Лишь ему одному известна эта тайна. Рассыпанные в темной каюте сокровища Али Чорбаджи видел только он, Тимар. Да еще луна. А это надежная сообщница, — что только не пришлось повидать ей на своем веку.

Много преступлений совершается в этом мире, но не все удается раскрыть. А бывает, что неразоблаченный преступник, снискав всеобщее уважение, добивается известности и слывет добродетельным.

Ирония судьбы!

Природа наделила Тимара чуткой душой, ясным, глубоким умом. Он понимал, что счастье не вечно и крах рано или поздно неизбежен. Такова уж логика вещей в этом мире! Поэтому он бы даже обрадовался, узнав, что потерял добрую половину своего состояния, а за уверенность в том, что счеты его с судьбой покончены, не задумываясь пожертвовал бы всеми своими сокровищами. Но внутренний голос подсказывал Тимару, что и несметное богатство, и могущество, и слава, и видимость семейного счастья — все это лишь жестокая ирония судьбы, ниспославшей ему наказание. Да, он заживо погребен под этим тяжким грузом и не в силах выбраться из-под него, чтобы посвятить свою жизнь Ноэми и малютке Доди. Когда умер его первенец, Тимар понял, как дорог был ему этот ребенок. Теперь Ноэми дала жизнь второму Доди, к которому он еще больше привязался. А между тем он лишен права быть вместе с этими близкими ему существами. Его придавила тяжесть золота, и ее не сбросишь. Кошмар тифозного бреда стал явью. Он заживо погребен в склепе, где до потолка громоздятся груды золота, на мраморном надгробии увековечены его великие деяния, а на постаменте неподвижно стоит мраморная статуя — Тимея. Но вот к могиле подходит нищая с ребенком на руках И тянется сорвать веточку душистого чабреца. Заживо погребенный, напрягая голосовые связки, пытается крикнуть: