- Прикройся, - отвернулся он.

- С удовольствием. - Пока Танатос рассматривал стену, она надела свои пижамные штаны. — Так что это за история?

Он не обернулся.

- Краткая версия: наша мать была демоном-суккубом, отец — ангелом. Все мы, кроме Лимос, воспитывались на Земле как люди, пока не узнали правду. Мы не слишком хорошо приняли эту новость, и наши действия привели к массовым человеческим жертвам. В качестве наказания на нас было наложено проклятие - мы стали хранителями Печатей Армагеддона. А вместе с этой честью появились и побочные эффекты, намекающие на то, кем мы станем, как только наши Печати будут сломаны.

- И побочный эффект Ареса - это…

- В его присутствии люди становятся агрессивными и бросаются в драку. Он, в свою очередь, зависит от человеческих беспорядков. Если в мире случается война или другие крупномасштабные конфликты, его притягивает туда. Его тянет в бой необходимость физического освобождения. Драка или… так как наша дорогая мамочка была демоном секса, ему надо заняться сексом. И, когда ситуация накаляется, он с трудом себя сдерживает.

Разве не символично, что больше всего на свете Кара боится и ненавидит насилие, а Всадник, с которым она тут застряла, – самое настоящее воплощение насилия?

- Так куда он ушел?

- Искать женщину или драку.

Ох. При мысли об Аресе с другой женщиной в груди неприятно кольнуло, и это ощущение удивило Кару. Она не ревновала… не имела на это права. Тогда почему же образ его обнаженного, обнимающего другую женщину вызывает у нее такое недовольство?

Смени тему. Сейчас же.

- И, э-э, кто ты? Который из Всадников, я имею в виду?

Танатос обернулся.

- Смерть.

Кара сглотнула. Громко.

- В смысле, темный жнец[70]?

Он фыркнул.

- А, этот позёр. Он имеет дело со злыми душами. Сопровождает их в Шеул-гра – нечто вроде хранилища демонических душ, где они со временем могут возродиться. Я не стану никуда сопровождать души. Я буду убивать, освобождая души от тел.

Кара приняла это к сведению. Еще она отметила, что и бровью не повела, услышав, что темный жнец существует на самом деле.

- Значит, Аресу приходится управляться со всеми этими проблемами. А с чем приходится иметь дело тебе?

Не считая татуировок, которые, похоже, были объемными и двигались.

- Тебя это не касается.

- Понятно.

Она изучала Танатоса, пытаясь собрать о нем сведения, но понять этого высокого воина оказалось ещё труднее, чем Ареса. Его лицо было не таким жестоким, в глазах не было расчетливости, и, вероятно, две эти черты делали его более привлекательным. Но в нем определенно присутствовала некая тьма, и Кара чувствовала, что тьма эта уходит корнями настолько глубоко, что вычерпать на поверхность ее всю не получится даже экскаватором.

- То есть это нормально – раскрывать секреты своего брата, но не свои собственные.

Глаза Танатоса опасно потемнели, и вокруг него сгустились тени, которых — Кара могла поклясться - раньше не было. Метка на ее груди горячо вспыхнула, и Каре пришлось приложить все силы, чтобы не попятиться.

- Я рассказал тебе все это потому, что ты застряла здесь вместе с ним, так что тебе нужно понять, почему он ведет себя именно так. Меня тебе понимать не нужно. - Всадник направился к двери, но у порога задержался. - То, что я сказал тебе сегодня, не предназначено для чужих ушей. Если кому-нибудь проболтаешься, ответишь передо мной лично, и уже не как перед Танатосом. А как перед Смертью.

Кару охватил страх, но она встретила его взгляд, отказываясь пасовать.

- Меня нельзя убивать.

- Все дело в том, что ты можешь жить столько, сколько я позволю. В великих муках, - ответил он, и его голос был холоден, как могила. — Мне не нужно убивать для того, чтобы вызвать страдания. У меня отлично получается заставлять людей молить о смерти.

Глава 12. Часть 2

Арес был чертовски на взводе. Он сидел верхом на Битве, все его тело сковывало напряжение, учащенное дыхание обжигало горло. Что, черт возьми, только что произошло?

Прежде чем ворваться в комнату и обнаружить там пса, готового вцепиться Каре в горло, он сходил с ума от похоти. Потом его одолела ярость, которая лишь усилилась от того, что в присутствии девушки он стал уязвимым для цербера. Броня размягчилась, меч раскололся, а сам он лишился способности предсказывать следующий шаг противника.

Пес одержал над ним верх, и если бы не Танатос…

Твою. Мать.

Таким беспомощным Арес не чувствовал себя еще со времен своей «человеческой» жизни до проклятия. О, он был ужасно беспомощным, когда церберы несколько недель держали его парализованным, но то было другое. Тогда никто не рассчитывал на его защиту. Но в этот раз… не окажись рядом Танатоса, Ареса бы укусили, а Кару могли убить. Девушка сказала, что зверь не причинил бы ей вреда, так как узнал, что она связана с его щенком, но церберы лживы, им не следует доверять, и он не стал бы верить любой информации, полученной от этого ублюдка.

Особенно если тот заодно с Мором.

Битва легким галопом скакал через весь остров, вздымая за собой тучи песка, а Арес думал о Каре и задавался вопросом, когда все стало так сложно. Жалость в глазах девушки, спросившей, в порядке ли он, зацепила его «натяжную проволоку»[71], и это, да еще сильнейшее унижение от поражения в схватке с цербером, распалило Ареса еще больше. А он к тому моменту и так уже работал на полном баке похоти, поэтому, когда он увидел Кару в своей хоккейной футболке, его самоконтроль тут же улетучился. Эти ноги. Черт подери, девушка была великолепна. От вида ее влажной кожи, только что после душа, его рот наполнился слюной, мокрые волосы хотелось пропустить сквозь пальцы, а длинные, стройные ноги – раздвинуть и устроиться между ними.

Когда Арес увидел на Каре свою футболку, им завладело что-то совершенно первобытное. Его разум скатился до уровня пещерного человека и снова и снова вопил «моя». После этого уже не было ни одной мысли - все вытеснила потребность заявить на девушку свои права.

Чертовски хорошо, что вмешался Танатос. Хотя, по правде говоря, вопль Кары пробился сквозь туман вожделения, окутавший разум Ареса, и он уже собирался отпустить ее, когда в комнату ворвался брат. Его вторжение запустило другую гребаную реакцию - дикое желание защитить… как будто Тан представлял для Кары большую угрозу, чем цербер.

Проклятье.

Грозившая ей опасность все еще не шла у него из головы. Арес так и видел зубы около ее горла. Когти у нее на талии. Кара была в ужасе, но в тоже время вела себя невероятно храбро. То, как она погладила шерсть Хаоса и спокойно заговорила с ним, ошеломило Ареса. Ужас, исходящий от девушки, был непостижим, и все же она смогла переступить через него, чтобы спасти их всех.

За всю свою жизнь Всадник никогда еще не видел ничего подобного. На мужество Кары перед лицом опасности стоило обратить внимание, и оно стало самым большим потрясением в его жизни. Девушка, возможно, этого не знает, а может быть, и не захочет знать, но у нее душа воина. О, она по-прежнему «на привязи», ее сдерживает бремя приличного общества, морали и, вероятно, воспитания. Проблема, как он понимал, возникнет тогда, когда ее внутренний воин освободится: он может оказаться опасным, разрушительным и неуправляемым. Арес направил Битву мимо виноградника, в сторону южного края острова. Жеребец запрокинул голову, дернув поводья так сильно, что они чуть не вылетели у Ареса из рук. Кстати о неуправляемости. Конь, чувствуя настроение хозяина, был взволнован.

Впереди, между двумя древними каменными столбами, замаячил Хэррогейт. Битва прыгнул в него, и темная комната расширилась, вместив их. Мерцающая завеса затвердела, и на обсидиановых стенах появились две карты – Земли и Шеула. Арес коснулся карты Шеула, и она мгновенно развернулась на двенадцать уровней. Он дотронулся пальцем до третьего уровня сверху, очерченного синим светом, и продолжал касаться карт. Они вращались и приближались, становясь более четкими. Наконец Арес нашел Хэррогейт, который был открыт примерно в ста ярдах[72] от «Четырех Всадников».