– Прошу вас засвидетельствовать чудо или обман.

– Чудо! Чудо! Осанна! – повторял священник.

Один из судейских подошел к котлу, попробовал ладонью голые плечи Миретта, с серьезным видом покачал головой, сунул палец в масло и выдернул его с диким криком.

– Масло жжет, а человек невредим! – и он в доказательство тряс в воздухе обожженным указательным пальцем.

– Секретарь, запишите его слова, – сказал председатель. – А вы, мэтр Шарль, освободите господина Александра Миретта и предоставьте ему необходимую помощь.

В мгновение ока Александра Миретта вытащили из чана, обмыли, вытерли, умастили редкими благовониями и одели в богатую одежду. Палачи дружески похлопывали его по спине. Судьи улыбались ему с высоты своих красных мантий. Ошалев от радости, он не пытался даже понять, что с ним произошло.

– Спасибо, монсеньеры, – бормотал он, – спасибо. . .

Но тут вмешался королевский прокурор церковного суда, явно оскорбленный тем оборотом, который приняло дело:

– Нужно еще разобраться, от Бога это чудо или от нечистого! Нужно со всей беспощадностью разоблачать колдовство. Я требую еще одного подтверждения.

– Согласен, – сказал председатель.

– Я протестую! Я протестую! Здесь был подлог! Масло не кипело! – вопила Дама Крюш.

– Сейчас вы его испытаете на себе, – сказал председатель.

Лицо Дамы Крюш перекосилось от страха.

– Меня в масло? Меня? Но не я же преступница, монсеньер!

– А вот вы сейчас докажете это. Раздеть ее!

– Не прикасайтесь ко мне! Я запрещаю вам ко мне прикасаться! Мне шестьдесят лет! Я принимала роды у всех знатных дам Парижа! Моя дочь замужем за королевским офицером!

Я буду жаловаться королю!

Одежды содрали, и показалось тело, худое и желтое, как кусок глины, с порезанным морщинами животом и сухими, как палки, ногами с грязными подошвами.

– Отпустите меня!.. Отпустите меня!..

Она не закончила. Палачи подняли ее, как перышко, и бросили в чан. Дикий вопль потряс своды. Александр отвернулся.

– Не могу смотреть, – сказал он стоящему подле него стражнику. – Что происходит?

– Она жарится, как карп!

– Ах! – заметил Александр Миретт. – Это ужасно!

 Глава IV, в которой пойдет речь о странной встрече, происшедшей с Александром Миреттом в кабаке «Три яблока», и о ее последствиях После оглашения постановления суда Миретта отпустили со всяческими напутствиями.

Ему вернули отобранный кошелек. Вернули обезьянку Валентина. Даже выдали небольшую сумму денег, дабы вознаградить за перенесенные страхи.

На следующий же день Александр Миретт отправился в кабак «Три яблока», чтобы радостно отпраздновать Божью милость. На вывеске кабака «Три яблока» как раз хрупкой пирамидкой и были нарисованы три яблока.

На первом этаже был просторный зал с четырехсводчатым потолком, опирающимся на мощные колонны из потемневшего дерева. Длинные столы из грубо обтесанного дерева. На стенах висели кувшины из белого металла, бесформенные окорока и медные котлы. В глубине зала стояли пыльные бочонки с заткнутыми тряпками кранами.

Здесь же среди сильного винного перегара кайфовали посетители. В стельку пьяные спали, уткнув нос в стол. Другие щипали проходящих служанок, играли в карты, пели и дрались развлечения ради.

– Привет честной компании! – поздоровался Миретт, отталкивая мертвецки пьяного верзилу, чтобы очистить себе место за первым столом.

Валентин устроился у него на коленях.

К нему подошла служанка с распаренным, лицом, аппетитными красными губами, распространяя вокруг себя опьяняющий аромат пота самки.

– Вина! – сказал Миретт, дружески шлепнув ее по заду.

– Осталось только сюреснское вино.

– Хорошо, пусть будет сюреснское, хотя оно дерет горло, как известь.

В глубине кабака открылась дверь, в нее можно было разглядеть огромную печь, в которой горел торф. На вертеле жарилась аппетитная дичь. И Миретт почувствовал зверский голод.

Вчерашние переживания помешали ему хорошенько осознать снизошедшую на него милость. Он отупел от радости и надежды. Жизнь никогда еще не казалась ему такой желанной.

Он глотнул вина, и радость, переполнявшая его, хлынула через край:

– Эй, вы! Слушайте! – взревел он. – Я готов танцевать от счастья! Сейчас я должен был бы висеть поджаренный на виселице нашего славного города, а я целый и невредимый пью и пою с вами, как и прежде! Радуйтесь! Радуйтесь! Я спасен!

Пьяница, которого он оттолкнул, освобождая себе место, поднял голову, посмотрел на него добрым, нежным взглядом и изрек:

– Чем больше ты говоришь, тем больше народу у меня в голове.

В эту минуту чья-то рука легла на плечо Миретта. Он вздрогнул, решив, что это снова полиция, и схватил свою окованную железом дубинку, которую держал между ногами. Перед ним стоял человек лет пятидесяти. На нем было черное свободное платье и докторская шапочка. Длинное бледное лицо его казалось совершенно бескровным. Красный нос печально нависал над губами – ни усов, ни бороды. На пальце перстень с большим синим камнем.

– Вы господин Александр Миретт, которого вчера подвергли суду Божьему и который чудесным образом выдержал испытание? – спросил он.

– Да, это я, – не без гордости, но немного поколебавшись ответил Миретт.

– Чудесно, Миретт! – успокоил его незнакомец. – Я – ваш друг.

– Я вас не знаю.

– Какое это имеет значение! Я знаю вашу историю, я верю в вашу невиновность и хочу подружиться с вами.

– Вы священник?

– Нет. Я очень любопытный и очень ученый человек. Ваша история меня заинтересовала.

Если вы хотите, я дам вам приют и буду хорошо кормить, а вы мне за это будете рассказывать. . .

– Рассказывать?..

– Вы мне будете рассказывать о себе, о своем детстве, о том, когда впервые вы услышали глас Божий.

– Но мне нечего рассказывать! – возразил Миретт – Святая простота! – продолжал незнакомец. И он наболено сложил руки, полузакрыв глаза.

Валентин вскочил на стол и принялся нюхать одежду незнакомца.

– Это ваша обезьянка? – спросил тот. – Она очаровательна. Вам будет хорошо у меня! Я посвящу вас в свои труды. Вы будете моим помощником, моим другом, я буду писать о вас. . .

Миретт почесал в затылке. Предложение заманчиво, да ведь ловушки дьявола усыпаны розами.

– Ведь грустно жить без друга? – продолжал незнакомец.

– Это правда, – ответил Миретт.

– Кошелек ваш скоро опустеет, если вы откажетесь от моей помощи, – продолжал тот.

– Это тоже правда, – согласился Миретт.

– А чего вам бояться меня, если вас бережет Бог?

– И это правда, – кивнул Миретт.

Он немного выпил. Голова у него кружилась от дыма и гама. Лицо незнакомца отдалилось и начало расплываться, как отражение в воде. Глаза его были такими же синими и блестящими, как камень на пальце. Столько доброты и ума, такие спокойствие и расположение светились в этом взгляде, что Миретт почувствовал, как сердце ему переполняет нежность.

– Как вас звать-то? – спросил он у незнакомца.

– Мэтр Марселен Тайяд.

– Мэтр Марселен Тайяд, я в вашем распоряжении, ибо вы мне нравитесь.

Глава V, в которой подтверждается, что знакомства, завязанные в кабаке, не всегда вульгарны и что Божья милость не покидает того, на кого однажды снизошла – Жена, – сказал мэтр Марселен Тайяд, – вот человек, о котором я вам говорил.

Миретт посмотрел на изящное создание, стоящее на пороге, которое отличалось от развратниц, с которыми он имел дело, как отличается глинтвейн от кислых опивок. Это была томная, гибкая особа, со стройным станом и нежной грудью. Ее волосы, в которых поблескивали золотые искорки, сплетенные в косы, ниспадали на плечи. Ее красные губки блестели, как вишни, политые сиропом. А глаза ее медового цвета прятались за длинными застенчивыми ресницами.

Супруга мэтра Тайяда, которую звали Дама Бланш, была одета в богатое платье из синего сукна, подбитого горностаем, с квадратным вырезом на груди. На сплетенном из серебряных нитей поясе висела связка ключей и кошелек из фиолетового шелка. Рубиновые и топазовые перстни играли всеми цветами радуги на ее нежных пальчиках.