Сората не слышал её речь, но знал, что девушка её отчитывает. Глядя, как Нанами множество раз извиняется перед ней, Сората не выдержал и помчался к ним.
— Аояма, пошли.
Девушка, говорившая с ней, обернулась к Сорате с рассерженным взглядом. А лицо Нанами потемнело.
— Кто ты? Парень Нанами?
Её голос звучал чрезвычайно мило. У неё были длинные ресницы и маленькое кукольное лицо. Вокруг неё витала загадочная и яркая атмосфера. Но то, как она холодно смотрела на Сорату, лишало её всей миловидности, которой девушка могла бы обладать.
— Я приехал забрать Аояму, но я не её парень.
— Как тебе повезло, — сказала она Нанами.
— Прости, но если хочешь что-то сказать, давай в другой раз? Аояма сегодня неважно себя чувствует.
— Знаю, но где гарантии, что другой раз будет?
— Мне жаль... Мне правда жаль, Момоко...
— Виновата Нанами, но... Почему тогда...
Девушка, именуемая Момоко, развернулась и убежала, тряся двумя хвостиками.
— Прости, Канда...
— За меня не волнуйся, пошли.
Он привёл Нанами к припаркованному минивену. Усадил её на заднее сиденье и залез туда сам.
— Поехали!~
Мисаки вела себя энергично, но внутри минивена царила мрачная атмосфера.
Нанами находилась в более плачевном состоянии, чем раньше, так как заканчивался эффект лекарств. Или потому, что она перестала скрывать свою болезнь.
Уши Сораты улавливали тяжёлое дыхание. То и дело Нанами кашляла и горбилась.
Её тело потяжелело из-за температуры. Горло болело, и заложенный нос вызывал массу неудобств. Но Сората знал, что её состояние ухудшилось не из-за вышеперечисленного, а из-за неудачного выступления...
Он не нашёлся, что ей сказать.
Мисаки сосредоточилась на езде, а Масиро смотрела только вперёд. Сората мог смотреть лишь наружу, надеясь на скорое возвращение в Сакурасо.
Каждый занимался своим, и тогда тишину нарушила Нанами.
Она сказала очень тихо, с родным акцентом.
— Простите...
— Спи, пока едем в Сакурасо.
Сората посчитал лучшим не отвечать ей нормально. Потому что не знал подходящих слов.
— Простите за все неприятни за меня… — продолжила Нанами, будто позабыв, как говорить не на диалекте.
Каждый раз, когда подавала болезненный голос, сердце Сораты трепетало. Обычно Нанами говорила чисто и размеренно. Но сейчас, потеряв важную частичку себя, она утратила всю уверенность и стала выглядеть слабой, как любой другой человек в аналогичной ситуации.
— Не бери в голову, всё нормально.
— Как нормально... Все хлопочут за меня...
— Я сказал тебе, всё нормально.
— Даже ты сказал, Канда... Мени нельзя перерабать, это дурно... И мне нельзя впериться...
Ничто не удастся донести до Нанами, если её захлестнули эмоции. Она не слушала Сорату.
— Я вела себи заносчиво, считая себи всесильной... Наломала пален. Все допомогали мне... но я ничего не смогла...
— Аояма...
— Тело меня не слухается, голос выходит не как надо... Учитель меня бранила за то, что не могу о себе побатиться... И нема мени оправдания... Я доставила неудобство хлопцам из академии... за меня Момоко тоже... Я такая дурёха...
На Нанами свалился груз её горя, её обиды за то, что не удалось показать все свои умения. Ей завладела пустота от того, что усилия не будут отплачены. День прошёл мимо неё, заставляя жалеть о собственном бессилии. Все переживания собрались в огромный ком сожалений и печали и обрушились на обессилившую Нанами.
— Я готовилась к цему дню... хваталась за шанс, и какой теперь смысл... Я не справилась... не справилась... Я-я думала, что смогу лучше... но... чувствитю себя такою дурёхой...
Больно было смотреть, как Нанами обвиняет себя. Сората лишь слушал, не смея взглянуть ей в глаза, но чувствовал её эмоции по интонации и языку тела.
Нанами лишь карала себя. Потому что не знала способа простить себя...
Слишком несправедливо распорядилась судьба. Сората не желал слушать, что усилия Нанами оказались бесполезными.
— Всё в порядке, Аояма. Пусть ты игнорируешь меня.
— Да что ты дурнишь! Говоришь мени не делать цего... хватит. Просто называй мене дурёхой и смейся надо мной... иначе я... умру от стыда.
— Не говори так. Даже не думай. Если ты дура, тогда и все остальные в мире тоже дураки. Бред же!
— Канда...
Он знал, что она строга к другим, но к себе строга ещё больше. Её школьные оценки поражали, ей доверяли учителя, и она платила за обучение и проживание, зарабатывая на подработке... Сората никогда прежде не видел подобного человека её возраста. Образцовый студент. Вот какая Нанами Аояма.
Но теперь Сората в ней засомневался.
Поскольку Нанами располагала собственным набором хитростей на каждое дело, у неё всё получалось лучше, чем у других. Однако иногда это довлело над ней. И Сората подумал, а не потому ли Нанами всегда так стремилась делать вещи лучше, чем другие.
Не так уж много людей могли делать кучу вещей, им мешала лень.
Нанами приходилось обманывать себя, чтобы стараться изо всех сил, и потому она справлялась со всем необходимым, не беспокоя никого вокруг.
Дзин как-то сказал. Сказал, Нанами отличается от Сораты, и имел в виду он именно это.
Нанами с чем-то боролась последние полтора года, с того самого момента, когда уехала из Осаки вопреки желанию родителей. Она держала все чувства в себе, пряча от других... Она знала, ей не удастся стараться изо всех сил, если она признает безысходность своего положения. Если бы она позволила себе слабость, то не смогла бы бросаться в новый бой. Она могла полагаться только на себя, иначе люди заметили бы её промахи...
Но она не смогла бороться вечно и сегодня признала поражение.
— Ты сделала, что могла, Аояма, мы знаем это лучше всех.
— Че... чему ты так говоришь? Мени... мени же хочется... услышать ещё… — причитала Нанами, и у неё полились слёзы.
Она хотела сказать больше, но её голос затих, и девушка стала без конца шмыгать носом.
Сората глядел прямо вперёд, потому не видел запачканное, заплаканное лицо Нанами. Минивен продолжал путь. Ни Мисаки, ни Масиро ничего не говорили.
Нанами, пытающаяся перестать рыдать, положила свою горячую руку на руку Сораты. Он на миг удивился, но откуда-то понял, что от него требовалось. Он перевернул ладонь и обхватил ладонь Нанами. Чтобы поддержать, чтобы успокоить и чтобы похвалить за старания.
Словно маленький ребёнок, заплаканная Нанами вцепилась в руку Сораты. Вытирая при этом слёзы другой рукой...
Сората слушал её, отчаянно пытавшуюся перестать плакать, пока они не приехали в Сакурасо.
Часть 3
К тому времени, когда минивен Мисаки подъехал к Сакурасо, Нанами прислонилась к плечу Сораты и заснула. Парень взял её на руки и отнёс в кровать на втором этаже, стараясь не разбудить.
Что до одежды, он попросил переодеть Нанами Тихиро, которая с яростным видом уже их поджидала.
Потом Сората, Дзин, Мисаки и Масиро собрались на кухне выслушивать нравоучения учительницы. Сами нравоучения проходили в довольно вялом темпе, что лишний раз указывало на пофигизм коменданта Сакурасо. Где-то на середине она переключилась на жалобы, как мало у неё встреч последнее время, и сколько уже её младших коллег переженилось. Сората уже захотел сказать «Что за херню вы несёте?», но решил изобразить раскаяние и сохранил молчание.
Как потом выяснилось, когда они уехали, Дзину пришлось остаться в логове шайки Сораты и выслушивать длинные нотации. Благодаря Дзину беглецам остались одни жалобы Тихиро на жизнь, потому что всё прочее она успела высказать Дзину. Тот уже слинял, сказав, что его ждёт офисная работница Руми.
Нанами так и не открыла глаза за всю ночь, когда Сората проверял её каждый час. Масиро сидела рядом с кроватью и не ушла бы, даже если бы Сората попросил.
Должно быть, она винила себя за состояние Нанами.
— Сиина, лучше отдохни. Уже за полночь.