Вскоре после концерта, когда они уже перебрались с Сент-Мартин Лейн в новую, более комфортабельную квартиру на Эбери-стрит, Анна Мария сказала Леопольду:

– Близкое знакомство с нравами английской знати может оказать дурное влияние на детей.

Леопольд нахмурился.

– Не так уж эти нравы плохи, – сказал он, – вот Версаль – действительно клоака.

– Ты весь вспотел, – сказала вдруг она, – а окна раскрыты настежь.

– Но ведь сейчас как-никак лето.

Виной тому переутомление и волнение последних дней, решил Леопольд. И вдруг почувствовал, что его бросает то в жар, то в холод.

Лекарь, которого пригласила встревоженная Анна Мария, сказал:

– Господин Моцарт, у вас инфлюенца. Вам надо теплее одеваться.

Но Леопольд сильно расхворался и провел в постели! несколько недель. Анна Мария не отходила от него. Лондон вдруг превратился в мрачный, неприветливый город. Из Зальцбурга не было никаких вестей. Бах и Манцуоли не навещали их.

Узнав о том, что у Леопольда сильная инфлюенца, оба музыканта решили, что он заболел чахоткой, и, боясь заразы, остерегались навещать Моцартов. Без их помощи дети не получали приглашений выступать на концертах. Деньги постепенно таяли.

Леопольд удивлялся, что Вольфганг не унывает. Ему было запрещено играть на клавесине, Бах и Манцуоли не приглашали мальчика к себе, он редко появлялся в комнате отца, что немало огорчало Леопольда, и почти все время проводил в кабинете.

Вольфганг сочинял симфонию. День за днем, вскарабкавшись на стул, он проводил за отцовским столом. В голове все время вертелись слова Баха: «Симфония должна иметь тему, Вольфганг, и приятную мелодию». Ничто не мешало ему – их никто не навещал, но ничто и не вдохновляло, и поэтому мальчик воскрешал в памяти все путешествия, всех королей, с которыми они познакомились, и, в конце концов, придумал свое собственное королевство, которое назвал «Королевство Баха». Если уж Георг III владел королевством, то наверняка Иоганну Кристиану оно тоже полагалось. Он воображал себя сыном Иоганна Кристиана, ему была приятна мысль, что он и сам когда-нибудь станет королем.

В этом призрачном королевстве не было ничего безобразного, там никто никогда не болел, солнце всегда ярко и тепло светило, не то что в Англии. Жизнь была прекрасна, и он был счастлив. Он вспомнил, как Бах говорил: «Музыка должна петь». У Баха она в правда пела. Итак, тема у него есть. Поглощенный думами о споем королевстве, Вольфганг в то же время записывал созвучия, которые еще прежде слышал у Баха. Подражая своему кумиру – Баху, он строил симфонию на контрастах, делая все, чтобы она звучала мелодично и нежно, как у учителя. В симфонии не должна звучать печаль. Музыка Баха вовсе не печальна. И еще он вспомнил о кларнетах, которые использовал в своей опере Бах, и сказал Наннерль, с любопытством следившей за ним:

– Напомни мне, чтобы я поручил валторнам что-нибудь интересное.

– Сам помни, – огрызнулась Наннерль, чувствуя себя несчастной и заброшенной. Все только и думали о Вольфганге, а он просто глупый мальчишка – выдумал себе какое-то королевство и не хочет сказать, кто же в нем царствует, а ведь по сравнению с ней он ничего не смыслит в жизни. Папа говорит всем, что ей двенадцать, а ей уже тринадцать, четырнадцатый, она почти взрослая, а Вольфганг – ребенок. Но, увидев, как сильно брат увлечен работой, она все-таки напомнила ему о валторнах, и он в знак благодарности поцеловал сестру, а она обрадовалась, хотя и сделала вид, что не любит подобных нежностей.

Вольфганг вскоре закончил симфонию. И когда Леопольд окончательно выздоровел, преподнес ее отцу.

В душе Леопольд был очень доволен подарком и мастерством сына, но никак не проявил своих чувств – пусть Вольфганг считает сочинение музыки обычным делом. Он не удивился влиянию музыки Баха, ясно ощущавшемуся в симфонии. Очевидно, сын по-прежнему считал Баха лучшим, умнейшим и прекраснейшим из людей; все же, преподнося симфонию, Вольфганг горячо обнял Папу.

Утешаясь этим воспоминанием, Леопольд принялся наверстывать упущенное время. Он велел Вольфгангу сочинить шесть сонат для клавесина, скрипки и виолончели – их они посвятили королеве. А когда королева, приняв подарок, прислала Леопольду пятьдесят гиней, а затем пригласила детей принять участие в придворных празднествах по случаю четвертой годовщины восшествия Георга III на престол, он окончательно уверился в мудрости своего решения попытать счастья в Англии.

20

Король и королева восторгались игрой детей, однако дальнейших приглашений не последовало. Суровая политика Георга III в отношении американских колоний вызывала всеобщее недовольство, и в январе 1765 года, как раз когда Вольфганг праздновал свое девятилетие, а Леопольд мечтал о новых триумфах, – в городе начались беспорядки в знак протеста против ущемления Георгом III прежних свобод. Волнения были подавлены по приказу короля, требовавшего беспрекословности, повиновения, но недовольство внутри страны осталось. Георг заболел, и все дворцовые развлечения были отменены.

Из-за политических осложнений сократилось и число публичных концертов. Выступления Моцартов перестали быть сенсацией, и знать потеряла к ним интерес. Бах был погружен в собственные дела, хотя и продолжал заниматься с Вольфгангом, а разбогатевший Манцуоли строил планы возвращения в Италию; ни у того, ни у другого не оставалось времени заботиться о Моцартах. Поэтому, как только Леопольд заметил, что расходы их стали превышать доходы, он решил покинуть Англию.

Вольфганг радовался отъезду. Теперь, когда интерес к ним ослаб, Англия быстро ему наскучила. Папа свозил их с Наннерль посмотреть Тауэр, собор св. Павла и Вестминстерское аббатство, Линкольнфилдз и колонну, сооруженную в память пожара 1666 года, но разве могло все это сравниться с выступлениями или сочинением музыки? Однако при прощании с Бахом Вольфганг расплакался и не хотел покидать дом учителя.

Иоганн Кристиан тоже расчувствовался, а Вольфганг твердил:

– Мы больше не увидимся. На что Бах сказал:

– Обязательно увидимся!

– Нет, нет, – говорил Вольфганг, – ведь вы никогда не приедете в Зальцбург, что вам там делать?

Бах молчал: он понимал, мальчик прав. Повернувшись к Леопольду, композитор спросил:

– А вы не вернетесь?

– Из Зальцбурга? Вряд ли.

– В Англии ваших детей искренне полюбили.

– Вы думаете?

– Уверен. Несмотря на неудачи, постигшие вас в последнее время, – в голосе Баха зазвучали несвойственные ему умоляющие нотки, – прошу вас, приезжайте.

В последнюю минуту Леопольд переменил планы и вместо того, чтобы возвращаться домой через Париж, решил поехать в Голландию. Он написал в Зальцбург, что голландский посол в Англии настойчиво просил детей выступить перед семнадцатилетним принцем Оранским, который через год должен был стать во главе Нидерландской республики, и перед его беременной сестрой принцессой Каролиной. Как пояснил Леопольд в письме к Буллннгеру: «Разве можно отказать беременной женщине, а ой очень хочется послушать детей; но оттуда мы, не задерживаясь, направимся домой».

Не мог же он поведать о том, что его томят мрачные предчувствия, что стоит вернуться в родной город, и ему неизбежно придется распрощаться со своей независимостью и поставить крест на собственной карьере. Леопольда несколько взбодрил теплый прием, оказанный им принцем Оранским и принцессой Каролиной: те пришли в восторг от детей и щедро осыпали его гульденами.

Через три недели после приезда в Гаагу они узнали о внезапной кончине мужа Марии Терезии императора Франца I, умершего от апоплексического удара. Однако Леопольд не испытывал особой печали, так как, по общему мнению, наследник Франца – новый император Иосиф II был несравненно музыкальнее отца.

В тот вечер, когда Леопольд узнал о смерти императора Франца, заболела Наннерль. Сначала Леопольд решил, что это просто сильная инфлюенца, которой он и сам переболел в Англии, но скоро ей стало совсем плохо, и отец потерял голову. Никто из лекарей – хотя среди них был и личный лекарь принцессы Каролины, и лекарь, присланный английским послом, – не мог определить, что у девочки за болезнь и как ее лечить. Наннерль становилось все хуже, и Леопольд спешно послал за священником, чтобы причастить дочь на случай, если господь пожелает призвать ее к себе.