— Только девять метров запаса, — сказал он. — Да, придется резать.

Уилл встал у клавиатуры пульта. Взвыл на пуске главный двигатель, мягко загудели редукторы мощной лебедки: Уилл дал натяжку бурильным трубам. Затем он тронул пальцами одну и другую клавиши. Из станины автомата выдвинулся длинный кронштейн с плазменным резаком и приник к трубе. За синим бронестеклом из вольфрамового наконечника со свистом вырвалось тонкое жало струи электронно-ядерного газа. Автомат быстро обернул резак вокруг бурильной трубы, пламя погасло с легким хлопком, и кронштейн ушел назад.

Отрезанная восьмидесятиметровая «свеча» бурильных труб плавно качнулась на крюке, автомат-верховой отвел ее в сторону и опустил на «подсвечник».

Освободившийся крюк с автоматическим захватом — спайдером быстро пошел вниз.

Спайдер сомкнул стальные челюсти вокруг оставшегося внизу конца бурильной колонны. Уилл включил подъем, подергал трубу — нет, скважина, как и прежде, не отпускала колонну.

Больше делать было нечего. Кравцов уселся в шезлонг под навесом и уткнулся в журнал на эсперанто. Ветерок приятно обвевал его тело.

Уилл снял ленту с магнитографа и коротко свистнул.

Кравцов поднял голову.

— Что случилось?

— Трубы намагничиваются, — проворчал Уилл. — Резкий скачок…

— Не может быть. Этот сплав…

— Знаю. Тем не менее — факт. Вот вам график ежедневных замеров. — Уилл протянул Кравцову раскрытый блокнот.

Кравцов считал возню шотландца с магнитографом не то чтобы причудой, а делом попросту ненужным: ведь трубы из немагнитного сплава. Но теперь, посмотрев на графики Уилла, он поразился. Рост показателей намагниченности шел по крадущейся восходящей, в первые дни наблюдений — потихоньку, а потом… Хотя абсолютная величина слабенькая, но сам факт…

— Что же вы молчите, сэр? Вы так хорошо умеете все объяснять.

— Бросьте, Уилл. — Кравцов вытянул длинные коричневые ноги. — Просто я задумался кое о чем. Несколько лет назад, когда я был аспирантом…

— Кем вы были?

— Аспирантом. Ну, я готовился к научной работе, писал диссертацию.

— Не знал, что вы ученый.

— Никакой я не ученый, ничего из этого не вышло. Да и не в этом дело. Я тогда носился с одной идеей… Собственно, идея была не моя, просто я увлекся и необдуманно поспешил привязать ее к сугубо практической задаче. Я был молод тогда…

— Позвольте, вам как будто всего двадцать восемь?

— Уже двадцать восемь. А тогда было двадцать четыре… Уилл, вы, конечно, знакомы с такой теорией: процесс образования нефти по большой вертикали.

— Допустим.

— Ну вот. Реакционные зоны в мантии, гигантские котлы, в которых идут химические процессы, возникают расплавы, бесконечное перерождение вещества. Этим процессам сопутствует выделение огромной энергии, из химической она переходит в другие формы. В какие — вот вопрос…

— Энергетический баланс более или менее подсчитан.

— Ага, баланс! — воскликнул Кравцов. — Вот именно что не очень-то подсчитан, Уилл. Сходится ли приход с расходом? Где-то оказывается большое количество энергии, которое выпадает из баланса, — вот загадка. Если предположить, что этот излишек энергии идет на образование некоего поперечного силового поля, которое… ну, может, оно и вызывает силы, деформирующие кору, создающие условия для накопления нефти. Это вполне согласуется с гипотезой о том, что нефть — конечный продукт процессов, начинающихся в реакционных зонах мантии. Кора — всего лишь край миграции…

— Допустим, — сказал Уилл. — Вы что же, обнаружили это никому не известное силовое поле?

Кравцов невесело рассмеялся:

— Я же говорю, что ничего не вышло… Ладно, Уилл, это старая история. Просто я вспомнил о ней потому, что в скважине происходит нечто странное.

— Почтенные джентльмены, никогда не видевшие бурильной лебедки, написали уйму умных книжек, — сказал Уилл, помолчав. Он лежал в шезлонге, закрыв глаза. — И все равно ни черта мы не знаем о земных недрах. Ни черта. Знаем только, да и то прескверно, тонкий слой бумаги, наклеенный на глобус.

— Знаете, Уилл… если бы это сказал бухгалтер из торгового дома «Домби и сын», а не Уильям Макферсон, один из крупнейших инжене…

— Бросьте, — прервал его Уилл по-русски. — Так, кажется, вы говорите? Бросьте, Кравцов. Вот мы сидим и смотрим, как из скважины лезут трубы, намагниченные к тому же. Где, я спрашиваю, ваша наука?

— Вот она. — Кравцов ткнул пальцем в сторону вышки. — Масштаб не тот — вот в чем беда. Нужен большой размах, массированное наступление, если хотите. Пробурить бы полтысячи таких скважин…

— Полтысячи! Вы представляете, парень, какие для этого нужны средства?

— Средства нашлись бы, если б человечество прекратило гонку вооружений и сообща, всем миром…

— Никогда этого не будет.

— Будет.

— Человечество, о котором вы любите рассуждать… да ему бы только новую драку затеять, вашему человечеству.

— Не человечеству, Уилл, а отдельным…

— Монополиям, хотите вы сказать. К чертям, сэр. Я не олух, которого надо пичкать пропагандой. Меня это не касается, будь оно проклято.

Кравцов проснулся от завывания ветра. Было еще очень рано, рассвет только начинал подсвечивать густой мрак ночи. Ветер врывался сквозь распахнутые иллюминаторы в каюту, раскачивал шторки, шелестел страницами журналов на столе. Он был прохладный и влажный, пах далекой московской осенью, и Кравцову стало тревожно и сладко.

«Скоро конец вахты», — подумал и вдруг вспомнил то, что происходило в последние дни на плоту. Дремотная размягченность мигом слетела. Он оделся и вышел из каюты. Буровая была освещена. Что там делает Уилл в такую рань? Кравцов быстро пошел к вышке. Он слышал, как посвистывает ветер в ее металлических переплетах, слышал, как рокочет океан, разбуженный начинающимся штормом. В темном небе не видно было ни луны, ни звезд.

Кравцов взбежал на мостки буровой. Там возле устья скважины стоял шотландец.

— Что случилось, Уилл?

Но он уже и сам увидел, что случилось. Превентеры медленно поднимались сквозь восьмиугольное отверстие ротора, освобожденное от вкладышей. Они лезли вверх прямо на глазах, выносимые обсадной колонной, — дикое, непонятное, небывалое зрелище.

— Придется снять превентеры, — сказал Уилл.

— Не опасно, Уилл? А вдруг газовый выброс…

— Надо их снять, пока они здесь. Когда их унесет наверх, снимать будет труднее.

Они принялись орудовать электрическими гайковертами, освободили массивный фланец и сняли превентер, подцепив его к крюку вспомогательной лебедки. Так же отсоединили они второй и третий превентеры. Когда они возились с последним, он был уже на уровне груди. Обсадная колонна продолжала лезть вверх, выталкиваемая таинственной силой, — дикое, непонятное, небывалое зрелище.

Правда, она лезла не так быстро, как бурильная колонна, — та уже здорово поднялась над устьем, метров на сорок, — но что будет дальше? Что будет, когда она вылезет еще и закроет собою бурильные трубы? Резать? Но автомат плазменного резака рассчитан только на восьмидюймовую бурильную установку, он не сможет обернуться вокруг двадцатидюймовой обсадной. Да и кому могло прийти в голову, что обсадная колонна вздумает вылезать из скважины…

Кравцов поскреб бородку, сказал:

— Что сделал бы на нашем месте Али-Овсад?

— То же, что сделаем мы, — ответил Уилл.

Они взглянули друг другу в глаза.

— Опустить в бурильную колонну труборезку? — спросил Кравцов.

— Не успеем. Скорость все время возрастает. Да и не справимся вдвоем. Будем рвать бурильные трубы.

Такие решения принимают лишь в крайних случаях. Но тут и был самый крайний случай. Им не справиться с обеими колоннами труб, ведь их скорость все время прибывает. Да, только это и остается: тянуть бурильную колонну, пока она не порвется где-нибудь в глубине, а затем как можно быстрее вытягивать и резать. После этого останется только борьба с обсадной колонной.