- Вот что, Олег, - решительно сказала Соня. – Поскольку на тебя – из-за нашей неумелости – ложится большая нагрузка на маршруте, готовкой будем заниматься мы с Катей. Да и дело это более женское, нежели мужское.
- Будь по-вашему, - улыбнулся Олег. – Тогда готовьте ужин, а я пройду по боковому ущелью, посмотрю, нет ли неприятных сюрпризов.
Когда он вернулся, ужин был уже готов. Поели, болтая о пустяках. Девчата быстро сполоснули миски и забрались в палатку, намаялись за день. Олегу же, несмотря на усталость, не спалось. Сидел у костра, смотрел то на огонь, то на бегущие неподалеку воды ручья. «А ведь хорошие они женщины, - вдруг, ни с того, ни с сего, подумал он. – Ты же, дурак, живешь неприкаянный. Ведь уже пятый десяток разменял…». Осерчав на себя закурил. «Брось, - прикрикнул сам на себя. – Только походных романов тебе и не хватало. Лучше прикинь завтрашний отрезок маршрута»… Но о завтрашнем отрезке маршрута не думалось. Мысли вновь и вновь возвращали Олега к «его» женщинам. «Катя более озорная и более стыдливая. Соня на второй день усвоила: по нужде никуда не отходить, а Катя, похоже, не может себя переломить, ищет хоть какое укрытие, стыдясь не только меня, но и Соню. И частенько выбирает для своих делишек места, где не то что присесть, стоять не рекомендуется. Дважды чуть не сорвалась. И оба раза: сначала кидается мне на шею: спас, а потом вскрик ужаса: я же без трусиков. А уж озорство… По ее поведению, Кате больше двадцати не дашь. И ей все время кажется, что я нарочно преувеличиваю опасности, пугая их. Скажешь: на этом участке у каждой из вас постоянно должны быть две точки опоры, одновременно ногу и палку от земли не отрывать. Так Катя именно на этом участке не только демонстративно идет без палки, но и подпрыгнет где-нибудь посередине. Однажды подпрыгнула так, что чуть не покатилась кубарем по склону. Соня совсем другая, спокойная, рассудительная, но способна так глубоко уходить в себя, что уже не видит нас с Катей. Быстро поняла: отходить по нужде за камни опасно. Но теперь перехлест в другую сторону: чувствую, отстала, оборачиваюсь, а Соня сидит на корточках метрах в двадцати от нас. Потом выговариваю ей, что же не крикнула, не предупредила, чтобы не оборачивались. «Разве? – отвечает она отрешенно. – Впрочем, да, замечталась…». И ее отставания. Наверное, Катина восторженность и моя сосредоточенность на маршруте мешают Соне внимать горам. Но она так уходит в себя, что не следит, как именно я шел. Заметила: мы остановились, ждем. Улыбнется застенчиво и идет прямо на нас. А я здесь обходил курумник[2] с неустойчивыми камнями. Кричу ей, но она не останавливается, идет, как и шла, словно не слышит. И на переправах то же самое: сколько ни говори, Соня не смотрит, где я иду, на какие именно камни ступаю. Поскользнувшись, размахивает руками, стараясь сохранить равновесие, вместо того, чтобы зафиксироваться палкой…
Он вздохнул, подумав:
- И все же они очень хорошие женщины. И горы воспринимают также, как и я. И обе мне нравятся. Только вот их двое, а я один. Скажем, я на такое супружество соглашусь. А вот они? Не воспримут ли они даже намек на такие необычные семейные отношения как оскорбление? К тому же, у них могут быть и родственники. Вот те точно выскажут все, что думают о таком…
Олег еще раз вздохнул и полез в палатку…
Глава 5. Две версии инцидента с Оксаной.
Последующие трое суток слились в один непрерывный кошмар. Впрочем, начало нового дня не предвещало особых неприятностей, хотя утро встретило их моросящим дождем и довольно сильным холодным ветром с севера. Северному ветру Олег даже обрадовался: такой ветер притормозит половодье. Поначалу шли достаточно ходко, но спустя два часа моросящий дождь сменился ливнем с градом, пришлось пережидать, укрывшись тентом. Когда же стихия стихла, выяснилось, что сидевшая, как и он сам, сбоку, Катя умудрилась перекрутить тент, и внутренняя сторона его тоже намокла. Олег тихо выругался. Хорошо еще что дождь перестал, а ветер усилился. Олег объявил обед, и пока грели воду, тент почти просох. Быстро собрались и пошли дальше. Спустя часа полтора Олег заметил, что Катя прихрамывает.
- Ушибла ногу? – спросил он.
- Нет, натерла, - улыбнулась женщина.
- А ну, разувайся, - приказал Олег.
Увиденное лишило его дара речи: оказывается, Катя все это время шла не в толстых носках, а в тонких чулках. Точнее, в том, что от этих чулок осталось.
- Ты что, с ума сошла! – рявкнул он. - Живо снимай эту рвань. В толстых носках по горам ходят, в толстых носках. Одевай пока свои тапочки, пригодились. И ты тоже разувайся! – приказал он Соне.
Женщины беспрекословно подчинились. У Сони на ногах оказались тонкие, уже сильно драные гольфы.
«Сам хорош, - вдруг рассердился на себя Олег. – Надо было еще в Питере объяснить им, что должно брать с собой в поход!».
И непроизвольно покраснел, вспомнив, каким взглядом его одарила Света Гвоздичкина, когда пятнадцать лет назад он пытался ей и еще двум девушкам объяснять, какие по его, Олеговым, соображениям должны быть женские походные трусики и лифчики.
«Черт, неужели все-таки к этому причастна Настя? – зло подумал он. – Не понимает разве, что после такой выходки ей в Команде не быть? Стоп. А почему меня так зациклило на Насте? Ведь есть куда более реальная версия – Шура Долгина. Эта-то ничем не рискует. Более того, выигрывает, провоцируя конфликты куда как серьезнее. Она ведь не знает, не догадывается, что поход, считай, не состоялся, втроем мы в горах. Была бы здесь вся Команда, подумать страшно, чем бы обернулись злополучные чулки. А осенью, на традиционном слете, не одна Шура, а вся троица обвинила бы Команду в издевательствах. Такое может пробить стену доброжелательности: два года подряд конфликты. Но ведь все же кто-то из Команды привел их? Погоди, а если все проще? Шура была на весенней тусовке? Была. И наверное, привела с собой этих женщин. Те познакомились с кем-то из его Команды. Скорее всего, кто-то из массовочных девиц познакомил, эти всегда готовы оказать услугу таким, как Шура. Ну а дальше все понятно. И все равно надо разбираться, ибо нарушено основное правило: привел новичка в группу – отвечай за него».
- Ну что мне с вами делать, - вздохнул Олег и принялся ставить палатку.
Пока он обрабатывал и перевязывал Катину ногу, Соня решила вскипятить воду для чая. Снимая котелок с огня, она не удержала его и обварила бедро. Выскочивший на ее крик из палатки Олег только тяжко вздохнул и занялся лечением Сониного ожога. Покончив с перевязками, он напоил обеих страдалиц чаем, выдал из своих запасов по паре толстых носков и, велев обеим лежать и носа не казать из палатки, отправился на разведку. Вернулся он часа через два вполне довольный: ущелье вполне проходимо, самое его верховье сположено снежником, причем фирновым, по которому они без особых проблем выйдут завтра наверх. За снежником – неширокая каменная осыпь, плавно переходящая в курумник. Затем, судя по карте, метров через шестьсот-семьсот пологий спуск в ущелье ручья Бурный. После переправы подъем на водораздел между Бурным и Заячьим. Верхняя его часть – это почти плоский снежник, фирн. На нем и расположимся на ночлег. Из-под фирна берет начало безымянный приток Заячьего, а потому, даже если ляжет туча, проблем со спуском не будет. Пойдем, придерживаясь правого орографического берега этого ручья. Слева не пройти, там скалы. Да и нет смысла переправляться через Заячий ниже впадения притока. После переправы через Заячий ручей придется объявить первую дневку, как следует подлечить страдалиц, да и детально разобрать их ошибки. Сейчас же главное, чтобы у Кати и Сони к утру поджили ноги. Конечно, можно и здесь, но место нехорошее, площадка с небольшим, но наклоном. А главное, за Заячьим есть дрова. Можно будет не расходовать топливо…