Смирнов не знал, что делать.  Выручил его тощий мужчина.  Пробудившись, он сел рядом с Серафимой, взял со скатерки бутылку и обыденно спросил:

— Тебе, конечно, полстакана?

— Витя, ты киска! — заулыбалась та.

Через полчаса Серафима лыка не вязала.  Смирнову приходилось удерживать ее за талию, потому что она опрокидывалась то на него, то на достархан.

Разговор из-за этого не завязывался, и Виктор принялся рассказывать анекдоты.  Борис Петрович смотрел на море, иногда посмеиваясь.

— Может быть, закончим с водными процедурами и поедем? — спросил он Смирнова, когда запас анекдотов истощился.

Уже темнело, и тот согласился.  Ехали на серебристом «BMW».  Коттедж — красивое двухэтажное сооружение с готическими окнами, игрушечными башенками и балкончиками — располагался на целинной окраине города.  Показав гостю комнату, Виктор ушел укладывать Серафиму, едва державшуюся на ногах.

Смирнов остался один.  Вымылся в ванной.  Посмотрел в окно.

Толстый мыс, Тонкий мыс.

Море степенно пьет из заливного блюдца.

Ему стало скучно.  Жизнь не берегу была интереснее.  Прошлой ночью с высоких геленджикских скал упал камень.  И попал в яблочко, то есть в кастрюльку с остатками ужина, стоявшую в изголовье его берлоги.  Пришлось трижды вспотеть, прежде чем пришелец был извлечен.  Так что завтракал он из покореженной кастрюльки (недаром в пути она пыталась сговориться с аптечкой).  А тут пушистые ковры, царская кровать и мягкая постель с запахом лаванды.  И, как пить дать, утром будет кофе в постель.

В дверь постучали.

Он открыл.

Вошел Виктор с бутылкой коньяка и большой коробкой зефира в шоколаде.  Постоял, узнавая побрившегося, расчесавшегося и переодевшегося Смирнова.  Поставил бутылку в бар, и проговорил, неопределенно улыбаясь:

— Пошлите ужинать, Евгений Евгеньевич, хозяин зовет.  Бабы, слава богу, спят.

Подмышкой у Виктора бугрилась пистолетная ручка.

— Спасибо, не хочу.

Смирнов неожиданно понял, что согласился переночевать у береговых знакомых в расчете на то, что ночью в его спальню забредет Серафима.  Нет, Валентина.  А они напились в дрезину и спят без задних ног.

— А что так? Там трюфели, заяц фаршированный, шампанское, устрицы с кулак, Борис Петрович специально для вас в ресторане заказал.

— Да не хочу я, спасибо.

— Шеф хотел с вами по душам поговорить.  Он любит с такими, как вы разговаривать.  От них, говорит, свежий ветер в голове.

— С какими это такими как я? — обиделся Смирнов.

— С умными, с умными.

— А кто он такой, этот Борис Петрович?

— Государственный человек, связи кругом и с теми и с этими.

— Понятно.  Крутой, значит, но Бетховена с Моцартом любит.

— Да, особенно Бетховена.  Но у него сейчас проблемы.  Если завтра его не назначат заместителем министра, это будет означать, что он должен подать в отставку.

— Понимаю...  Из князей в грязи — это невыносимо.  А вы его верный помощник?

— Да.  Помощник, референт, лакей, сводник, телохранитель.  Фигаро, короче или Труффальдино для одного господина.   Ну, так пойдемте? Он нервный в эти дни и вообще не любит, когда ему отказывают, разозлиться может в корне.

— Выгонит, что ли среди ночи?

— Может, и выгонит.  Позвонит в охрану и скажет, что наблевали в гостиной...

— Тогда я точно не пойду.  С такими я не вожусь.  И если бы вы знали, как меня на морской бережок тянет.  Сейчас бы сидел у костра, на колокольчик резинки поглядывая.  Знаете, какого я вчера окуня поймал? По локоть.  Так обрадовался, что ерша не уважил, и укололся — два часа потом рука болела, как трактором передавленная.

— Ну ладно, скажу, что вы спите… А то пойдемте? Трюфелей, надо думать, никогда не ели?

— Я много кое-чего не ел из вашего меню.  А вы много кое-чего из моего.

— Чего это такого мы не ели? — поднял бровь «Фигаро».

— Ну, к примеру, головастиков-фри.

Виктор брезгливо сморщился.

— Головастиков-фри?

— Да, обжаренных в сливочном масле.  Пальчики оближешь.  Особенно если прямо из болота на сковородку.

Евгений Евгеньевич сглотнул слюну.

— А что еще мы не ели?

Смирнову захотелось остаться одному, и, подумав, он вспомнил подходящий случай:

— Это долгая история, но я расскажу.  Однажды на Памире у нас кончились продукты — в горах, в поисковых отрядах это часто случается.  Осталось только полмешка заплесневелых каменных буханок, а до вертолета неделя.  Оружие в те времена хлопотно было иметь, и стали мы сурков в петли ловить.  А они, умные, почувствовали наш зверский аппетит и все, как один, попрятались в своих норах.  Весь сезон табунами бегали, а тут ни одного, хоть плачь!

Наконец, через два дня один все-таки удавился… Дохлый такой, шерсть клочьями и блохи, с муху размером, тучей из него прыгают.  Стал я его разделывать — шкуру снял, брюхо, блин, распорол.  А там, представляете, солитёр, зеленый такой, длиннющий.  Шевелился так недовольно, что без приглашения явился — они ведь гостей не любят, они сами любят в гости.  Меня, клянусь, чуть не вырвало.  А коллеги, проникнувшись таким моим неадекватным отношением к животному миру, поговорили, поговорили и решили выкинуть беднягу-сурка, конечно же, поручив это мне — я ж был с ним  в непосредственном контакте.  Ну, я и забросил его на камни подальше.  В полете внутренности вместе с червяком вывалились — пришлось их закапывать.  И знаете, что дальше было? Сплошная проза полевой жизни.  Два дня мы ходили вокруг сурочьей тушки, а она провялилась на ветру, симпатичная такая стала, в общем, аппетитная почти.  Собратья же бедняги вовсе исчезли, как ветром их сдуло.  Короче, к вечеру третьего дня, когда буханки кончились, переглянулись мы с товарищами, потом порубили сурка на мелкие кусочки и зажарили в его же жиру до красноты.  И съели наперегонки, таким он вкусным оказался. Вот такие дела…

Смирнов внимательно посмотрел в глаза помощника Замминистра и, ядовито улыбаясь, произвел контрольный выстрел:

— Да, еще одна деталь.  Сурок этот наверняка чумным был, а чуму эту блохи распространяют.  Понимаете теперь, чем мы рисковали ради трех кусочеков сурочьего жаркого? Рассказать еще что-нибудь? У меня много чего было по кулинарной части, до утра могу рассказывать. Вот гюрзы например, толстые, противные на вид, яд из них брызжет, а снимешь с них шкурку, то очень даже ничего...