Но судьба есть судьба, и все случилось так, как должно было случиться. Когда Клит, перестав ревновать, принялся за пятый ломоть дыни, Роксана польстила бухому Александру по поводу бескровного взятия им великой Хориены:

— Хориенцы, увидев, как рубят пирамидальную арчу и как закрывают ею бурный поток, так перепугались! И как только, милый, тебе пришла в голову эта великолепная идея?

— Как, как... — ответил Клит за Македонского. — Деревья он начал рубить, потому как пирамидальная арча — это символ недостижимой для него эрекции, а текущая вода, которую он помостом закрыл — символ эякуляции...

...Александр побледнел и поискал кинжал. Не найдя, кликнул стражу (и сделал это на македонском языке, что было знаком крайней опасности). Стража явилась, но, увидев, что верховный лыка не вяжет, не стала ничего предпринимать. Тогда Александр велел трубачу подать сигнал тревоги. Заметив, что тот медлит, свалил наземь ударом кулака и стал остервенело топтать. Воспользовавшись паузой, друзья вытолкали Клита из пиршественного зала.

Оказавшись во дворе среди хохочущей прислуги, Клит обнаружил себя обозреваемым многочисленными зеваками из числа местных жителей, обезумел (как же, при Роксане выбросили на улицу, в пыль, к простолюдинам из простолюдинов!) и хотел покончить с жизнью, бросившись на свой кинжал. Но тут в голову пришли обидные стихи и он, глотнув из услужливо протянутого кувшина, вошел в другие двери пиршественного зала, хамски улыбаясь и громко декламируя:

В чем виновен бедный Клит,

О, боги?

В том, что мучит простатит?

 Убогий!!!

Все было кончено в секунду — Александр выхватил из рук телохранителя копье и всадил его в сердце Клита. Убедившись, что тот мертв, вырвал копье из груди друга и попытался себя убить. Само собой разумеется, попытка эта была точно соразмерена с контрдействиями привыкших ко всему телохранителей. Через минуту они скрутили Македонского и потащили в спальню. Рыдания из нее доносились всю ночь.

На следующее утро Македонский вызвал к себе Каллисфена, придворного историографа и распорядился перенести случившееся накануне событие на год назад. Причиной ссоры приказал изобразить недовольство Клита его, Александра, насмешками над македонцами, потерпевшими поражения от Спитамена. После того, как Каллисфен выполнил приказ и переписал историю, Александр дал ему десять лет без права переписки.

P.S.

Роксана получила по заслугам. Александр Македонский решив, что фактически она убила Клита, убила легкомысленным поведением, после так себе индийского похода женился сначала на Статире, дочери Дария III, а потом и на Парисатиде, дочери Артаксеркса III. С одной из них Роксана расквиталась. Будучи на седьмом месяце, она заманила Статиру к себе и отравила мышьяком.

Еще кое-что из Плутарха…

После самосожжения Калана Александр созвал на пир друзей и полководцев и предложил им потягаться в умении пить, назначив победителю в награду венок. Больше всех выпил Промах, который дошел до четырех хоев; в награду он получил венок ценою в талант, но через три дня скончался. Кроме него, как сообщает Харет, умер еще сорок один человек.

На пути в Вавилон к Александру присоединился Неарх, корабли которого вошли в Евфрат из Великого моря. Неарх сообщил Александру, что ему встретились какие-то халдеи, которые просили передать царю, чтобы он не вступал в Вавилон. Но Александр не обратил на это внимания и продолжал путь. Приблизившись к стенам города, царь увидел множество воронов, которые ссорились между собой и клевали друг друга, причем некоторые из них падали замертво на землю у его ног. Вскоре после этого Александру донесли, что Аполлодор, командующий войсками в Вавилоне, пытался узнать о судьбе царя по внутренностям жертвенных животных. Прорицатель Пифагор, которого Александр призвал к себе, подтвердил это и на вопрос царя, каковы были внутренности, ответил, что печень была с изъяном.

Александр Македонский, как и Иисус Христос, умер в 33 года. Умер в Вавилоне, скорее всего, от цирроза печени.

Так договорился Заратустра…

Заратустра сидел в пещере. Сидел и, пряча глаза, метал бисер за мелкие деньги:

...Не бойся боли души и тела. Боль — свидетельница бытия... Очисти душу. Зависть и злоба сминают день и отравляют ночь; гнев и гордыня — хуже пыли, закрывающей солнце... — говорил Заратустра, и погонщику верблюдов становилось жаль своих грошей.

...Не спеши, послезавтра — смерть. Улыбнись правдолюбцу и помири его с лжецом: они не могут жить друг без друга. Улыбнись скупому — он боится умереть бедным и меняет день на фальшивые монеты. Улыбнись подлому — он меняет свет дня на тьму своей души. Улыбнись им и себе в них и отведи глаза на мир. Послезавтра смерть, а завтра — преддверие. Живи сегодня и здесь, и жизнь станет бесконечной... — говорил Заратустра, и медник удручено качал головой: "Он свихнулся! Свихнулся и учит нас!!!".

...Чтобы жить, надо умирать, чтобы иметь, надо терять. Надо пройти весь путь, пройти, зная, что он ведет в никуда и, потому бесконечен... говорил Заратустра, а пекарь думал: "Хорошо, что этот бред не слышит мой сын..."

...Ты бежишь от жизни, но прибежать никуда и ни к чему не можешь. Ты малодушно прячешь голову в песок повседневности. Хоть дышишь ты там неглубоко, но секунда за секундой искрошенный временем камень замещает твои легкие, твою живую плоть, твой пока еще живой мозг, твои еще крепкие кости. И, вот, ты — каменный идол и лишь порою твои остекленевшие глаза сочатся тоской о несбывшемся... — говорил Заратустра, а люди шептались: "Вы слышите!!? Он издевается над нами... Он называет нас каменными идолами!"

...Не принимай себя всерьез, ведь серьезность — это ощущение значимости, а что может значить природа и ты, ее частичка? Кто или что может нас оценить? — говорил Заратустра, а люди, сжав кулаки, придвигались к нему.

...Но скоро из эфира воплотится то, что соединяет землю и небо — появится Смерть. Ты поймешь, что жизнь прошла, и наступило утро небытия. И уже не твое солнце движется к закату... — сказал Заратустра, и доходяга-воин в сердцах метнул ему в горло копье.

Он выбирал историю

У меня была дилемма – Диля и Емма. Первая была прочной по характеру симпатичной татарочкой, умеющей прекрасно готовить и все такое. Она мечтала о многочисленной семье и муже-добытчике. Вторая, Емма, – имела западно-европейскую национальность, была десятым (но самым прелестным) лицом в известной транснациональной компании. Она склонялась к мысли, что пищу все-таки готовят, и была уверена, что лет через пятьдесят, — к тому времени, как она решит забеременеть, — наука непременно что-нибудь на этот счет придумает. Долгое время я сомневался, какой из них предложить руку и сердце. И вот, когда день подошел, и надо было принимать решение, я пошел к Вере, знакомой гадалке, чтобы свалить на нее ответственность за свое будущее.