Послышался шум мотора. Из-за угла вывернул грузовик с людьми. В кабине рядом с шофером мелькнуло лицо комиссара по обыскам и арестам Медведева. Грубое, обветренное, будто высеченное из булыжника лицо.

Со всех ног Михаил бросился навстречу, замахал рукою. Грузовик резко затормозил, распахнулась дверца кабины.

— Здесь, товарищ Медведев, в розовом доме, — запыхавшись, сказал Михаил.

— Много их?

— Человек восемь.

Из кузова горохом посыпались чекисты.

— Оцепить дом! — приказал Медведев.

Несколько человек исчезли в подъезде соседнего особняка, двое остановились под окнами розового дома. Медведев с тремя сотрудниками контрразведывательного отдела направился к калитке. Шофер дал задний ход и остановил машину метрах в пятидесяти около тротуара. Все это произошло так быстро, что пьяницы, болтавшиеся возле раствора, не успели заметить ничего не обычного. Не получив никаких распоряжений, Михаил замешкался было на мостовой, но затем догнал Медведева. Калитка оказалась запертой. Один из чекистов, вскочив на плечи товарищу, перелез через стену, откинул щеколду. Вошли во двор. В это время на крыльце появился с наганом в руке работник КРО Яснов. Сказал со злостью:

— Пусто, товарищ Медведев. Бежали дворами. Минут десять назад. Какая-то сволочь их предупредила.

Медведев резко обернулся к Михаилу:

— Что скажешь, Донцов?

16

Сгорбившись, охватив огромной пятерней лоб, Мельников сидел за столом в своем кабинете, думал. Напротив дымил папиросой Холодков. В раскрытые окна уплывали синие полотенца дыма.

Оба только что выслушали доклад Медведева. Было очевидно: Донцов выследил, штаб контрреволюционного подполья. Чека располагала сведениями о том, что выступление назначено завтра в полночь. Вот почему враг зашевелился, обнаружил себя. Правда, пока ему удалось скрыться.

Медведев считал, что виноват в этом Донцов. Выследить выследил, а потом, видимо, демаскировал себя, и заговорщики, не успев даже собраться, ушли. Обыск ничего существенного не дал. Если не считать, что в плите найдены обгорелые клочья красноармейской гимнастерки. Кому и зачем понадобилось сжигать гимнастерку? Еще одна важная деталь: в доме есть телефон. Холодков высказал предположение: кто-то мог предупредить собравшихся по телефону. Но это означало бы, что в Чека есть предатель. Мысленно одного за другим перебрал Мельников сотрудников из группы Холодкова. Почти все — комсомольцы. Эти не могут быть предателями просто в силу своего возраста. Старые контрреволюционные связи — вот что почти всегда предопределяет предательство. А какие у них связи? Школа да комсомол. Если им не доверять, тогда с кем работать? Да что работа? Тогда и революция лишается смысла.

Однако выводы делать рано. Надо прежде поговорить с Донцовым.

Мельников посмотрел на шестигранные настенные часы. Было начало седьмого. Сказал:

— Головку будем брать сегодня. В полночь. Ждать больше нет резону. Председатель договорился с милицией — она перекроет дороги, займется проверкой документов на вокзалах. Тебе, Тихон, обеспечить людей и автомобили. Домой никого не отпускать, кто отдыхает — вызвать.

— Я на всякий случай уже дал такое распоряжение, — отозвался Холодков. — Давай послушаем Донцова.

Начальник СОЧ снял трубку внутреннего телефона.

— Донцов? Зайди ко мне. Мельников это.

Вид у Михаила, когда он вошел в кабинет, был угрюмый и обиженный. Там, во дворе розового особняка, Медведев, раздосадованный неудачей, поговорил с ним круто. Обвинил в ротозействе, небрежности. В жестком тоне комиссара Михаилу почудилась даже подозрительность. И это после того, как он, Донцов, выследил, может быть, самого кутеповского эмиссара и делал все наилучшим образом... Михаил почувствовал себя оскорбленным и отказался отвечать на вопросы. Тогда Медведев велел одному из своих людей доставить строптивого юношу к Холодкову.

Целых два часа Михаил дожидался в «дежурке» вызова, безуспешно пытался понять, в чем он виноват.

— Садись, Донцов, — указав на стул сбоку от стола, сказал Мельников. — Невесел, вижу. Что так?

— Живот болит, — ответил Михаил и дерзко посмотрел начальству в глаза.

— Ого, да тебе палец в рот не клади, — весело улыбнулся Мельников. — Обидел, что ли, кто?

— Я не маленький — обижаться, — отрезал Михаил, решив, что теперь «все равно». — Только, если за этим бородачом нельзя было наблюдать — откуда я знать мог? И Медведев не имеет права... Я все делал, как надо... Из дома меня не видели — сидел далеко, за крыльцом. Да и мало ли там народу всякого?..

— Стоп, стоп! — Мельников переглянулся с Холодковым. — Это про какого бородача речь? Случаем, не в гимнастерке?

— Ну да! — обрадованно: знают про бородача! — подскочил на стуле Михаил. — В гимнастерке и с палкой!

— Значит, он привел тебя на Нагорную?

— Он.

— От какого места?

— Он вышел из клюевского дома, я за ним.

— Вышел вместе с Клюевым?

— Нет, один. Клюев перед тем шнырял по улице, высматривал, не следят ли за домом. Я еще подумал: может, этот, с бородой, и есть эмиссар Кутепова из-за границы.

Михаил покаянно потупил взгляд.

Насмешливых замечаний, которых он ожидал, не последовало. Напротив, Мельников и Холодков насторожились.

— Почему так решил? — задал вопрос начальник СОЧ.

— Как почему? Живет у Клюева, — значит, приезжий. Клюев проверяет для него дорогу — значит, бородатый скрывается — раз, и его оберегают — два. А рядового кто станет оберегать?

Мельников взглянул на Холодкова.

— Видал криминалиста?

— Видал, — без улыбки сказал Холодков. — Одно мне не ясно, Миша: с какой стати вы решили, будто Клюев и ваш бородач связаны? Насколько я понял, в контакт на улице они не вступали. Клюев ходил по улице? Ну и что же — мог просто делать моцион. Работа у него сидячая. А бородач мог быть жильцом одной из квартир того же дома.

Михаил так и вскинулся.

— Да ведь... Тихон Григорьевич!.. Вы же не знаете!.. Я его позавчера видел. Он выходил из подъезда, где жил Красовский. Когда с обыском пришли. На Ольгинской... Он еще тогда показался мне подозрительным... Из-за палки. Потому что он малость хромает...

Мельников встал, обошел стол, опустил Михаилу на плечи большие тяжелые руки.

— Ты не волнуйся.

— Да я не волнуюсь...

— Вот правильно. И не торопись. Докладывай по порядку: где, когда, что и зачем. И про палку и про все остальное.

И Михаил начал рассказывать по порядку. Как пришли с Воропаевым к угловому дому на Ольгинской, как Воропаев послал его за дворником. И даже о том, как дворник принял его за жулика.

Мельников и Холодков слушали внимательно. Иногда задавали уточняющие вопросы.

— Перед тем как открыть дверь квартиры, Воропаев приготовил оружие? — спросил Холодков.

Получив отрицательный ответ, он что-то чиркнул на листе бумаги и придвинул листок к Мельникову. Тот прочитал, кивнул.

Чем больше рассказывал Михаил, тем яснее понимал: его оправдавшиеся подозрения о связи бородача с контрреволюционным подпольем готовы вступить в противоречие со словами Воропаева о том, что он видел, как бородач выходил из квартиры первого этажа. Маловероятно, чтобы двое заговорщиков жили в одном доме на разных этажах, и в тот момент, как чекисты пришли с обыском к первому, второго зачем-то понесло на улицу без палки, с которой он обычно не расстается, а палка оказалась в квартире первого, хотя ему и не нужна. Противоречие пугало Михаила, потому что неожиданно бросало на Воропаева тень подозрения. В чем? В халатном отношении к своим обязанностям. Воропаев мог замешкаться на улице, и бородач успел покинуть квартиру Красовского, создать видимость, будто живет в нижнем этаже. И все же ради справедливости Михаил счел необходимым добавить, что если Воропаев и не доложил Холодкову про палку и про хромого бородача, то это продиктовано исключительно желанием оградить товарища от насмешек.

— По той же причине и вы не поделились со мною сразу после обыска своими сомнениями? — сухо сказал Холодков.