— Я не знаю, что такое мимолетная страсть, — даже не узнала своего голоса.
— Так, пустячок. Случается с людьми. Иногда. Но проходит. Быстро проходит. И все станет на свои места. Я вернусь на завод, а ты — к своей машине не на ходу. Ничего не выйдет, Нюточка. Так что вызови мне такси.
О чем он говорит?
— Не вызову.
“Ведь точно не вызовет. Так оставайся! Неужели не хочется?”
— В принципе, я и сам справлюсь.
Анна даже не стала спорить, просто сказала:
— Я не переживу.
Что же она над ним так издевается?
— Переживешь.
— Это нечестно!
— Анна, прекрати, — Андрей умышленно назвал ее так.
Он не мог объяснить себе, что на него нашло, просто разрывался на части. Одна все время твердила: “Ты слепой, забыл? Зачем тебе это нужно? А вдруг она и вправду влюбилась? Тебе что, хочется отравить ей жизнь?”, — а вторая очень робко подсказывала: “Не слушай, скажи себе правду, разве ты не хочешь остаться? Она же тебе очень понравилась. И какая разница, слепой ты или нет, разве ты не человек и не достоин чего-то такого, о чем и не мечтал? Ты разве не чувствуешь, что она говорит правду?”
Он уже было поддался зову и желанию остаться, как вдруг испугался, что все может зайти далеко. Разве он ее для этого спас, чтобы впоследствии, неважно, долго это будет или нет, она с ним возилась и тратила на него свое время? Нет. Эта девушка слишком хороша. Вряд ли ее устроит перспектива быть спутницей инвалида. И потом, за что в него влюбляться? Нет. Она ошибается. Или издевается. А что делать со своим желанием? Сам уже ответил. Страсть проходит быстро. Как ни прискорбно, но нужно уходить. Потом будет тяжелей. Но как? Не собирается же он все это ей рассказывать. Значит, объяснений не будет. А вдруг она его опять разыщет? Она сильная, значит нужно поступить жестоко и жестко, чтобы у нее пропали все иллюзии. Андрей стиснул зубы: он принял решение.
— Но ты же обещал остаться? Мы даже не поели…
— Я перехотел.
— Ты не можешь так со мной поступить! — полились слезы.
— Уже поступаю. Потом же сама спасибо скажешь. Я остановлю машину на улице.
— Как? Куда ты пойдешь? На улице ночь.
— Для меня всегда на улице ночь. Так-то вот. Ночь! Понимаешь ты это?! — он отстранил девушку, осторожно прошел в коридор и тихо вышел.
Анна не верила своим глазам. Хотелось выйти на балкон, но не подошла даже к окну. Думала, что проревет всю ночь, но после того, как Андрей ушел, не проронила ни слезинки. Больше часа сидела на кухне и ковыряла вилкой пельмени. Была она в каком-то замешательстве. Голова гудела, в груди нарастало незнакомое чувство — не то гнетущая тревога, не то необъяснимая тоска. Еще пару часов назад она казалась себе легкой пушинкой, подхваченной потоком и увлекаемой в самую стремнину жизни. Новой жизни. Настоящей, а не той, которая за витринами дорогих магазинов, за тяжелыми дверями со швейцарами. Не той, в которой, отражаясь в богемском хрустале, переливается дорогое вино, не той, где чувства измеряются в количестве каратов сверкающих бриллиантов. Не той, где все напоказ. Размышляя над этим, она не могла поверить, что это ее мысли. Откуда? С чего вдруг такая ненависть ко всему, что окружает ее всегда? Что такого произошло сегодня? Наверное, то, что сегодня в какой-то миг она впервые в жизни стала такой, какая есть на самом деле. Настоящей, искренней, способной на безрассудства и, как неожиданно выяснилось, даже на любовь. Неужели это все просто обман, злая шутка судьбы? “Ты веришь в судьбу?”— кажется, так он спросил. Но если это судьба, почему тогда ничего не вышло? Она отказывается верить в такую судьбу. Ей не нужна такая судьба.
Со злостью отшвырнув вилку куда-то в угол кухни и выбросив нетронутую еду в мусорное ведро, поднялась из-за стола. Прошла в комнату, села за компьютер. Открыла статью, пробежала глазами по тексту, безжалостно удалила ряд мест. Встала. Не понимая еще для чего, подошла к шкафу и начала перебирать одежду. После недолгих поисков подошла к зеркалу с целой охапкой шарфов. Взяла один из них и завязала глаза. Пробивался свет. Завязала поверх еще несколько и погрузилась в темноту. Минуты три постояла не шевелясь. Вспоминала обстановку комнаты. Потом пошла в направлении компьютера и споткнулась о пуфик. Потеряла равновесие, упала.
— Надо думать о каждом шаге, а я думала о столе, как бы до него дойти, — сама себе объяснила Аня.
Поднялась, села за стол. Положила руки на клавиатуру, нащупала выступы на «А» и «О». Замерла.
— Я слепая. Я буду писать о слепых слепым методом, — и после недолгой паузы застучала по клавишам.
Андрей добрался до дома через полчаса. Только зашел, зазвонил телефон. Мать по привычке сняла трубку.
— Мама, если женский голос, меня ни для кого нет. Я у ребят в студии.
Таким уставшим и опустошенным он не был уже давно. Сейчас бы завалиться и заснуть навсегда.
— Сынок, это Николай Васильевич, — Андрей кивнул, мать передала ему трубку.
Быстро переговорил. Прошел в свою комнату и, тяжело вздохнув, опустился в кресло. Мать вошла следом.
— Ну, что там? Как обычно? — спросила она.
— Как обычно, в двенадцать два сеанса.
— Проводить или за тобой придут, — села напротив, стала смотреть. Что-то было с ним не так.
— Придут. Ложись спать, — потом подумал и добавил. — Ма, есть хочу, умираю. Приготовь, пожалуйста, а я пока покупаюсь. Да, и повесь эти джинсы просохнуть, они влажные.
Мать взяла их в руки.
— Они пахнут тиной! Их стирать надо. Что ты в них делал?
— Интервью давал.
— В воде? — с недоверием спросила она.
— Да, для экзотики, — спохватившись добавил. — Ма, все нормально. Я с ребятами после работы на пляж ходил. Это мы шалили.
— Ну, хорошо. Шалили так шалили.
— Мама. Я тебя умоляю. Я устал.
— Ладно. Как интервью? Это я хотя бы могу узнать?
“Мама, мама. Лучше тебе не знать”.
— Ой, ну пообщались часик. Ничего интересного. Договорились, встретиться в студии. Я ее с ребятами познакомлю.
— Я рада за тебя и ребят, посмотрим, что из этого выйдет. Кстати, что наденешь?
— Белые штаны достань.
Мать вздохнула, направилась к выходу. На пороге обернулась.
— Ах, сыночек, сыночек. Женился бы уже. Вон Оксанка как по тебе сохнет! За вечер телефон оборвала, — мать всегда заканчивала разговор одним и тем же.
— Мама, не надо. Ничего она не сохнет.
— Но я же вижу, — сокрушенно сказала она. — Чего тебе нужно? Девушка просто красавица. И работа у нее хорошая, и хозяйка она неплохая.
— Я ее не люблю, мама.
Как, уже и не любит? Ведь любил еще вчера. Или не любил? Просто показалось? Как все плохо. Как все безнадежно плохо. Надо выбросить это из головы. И Оксану и «ту», которая без cпроса ворвалась в его жизнь и все перевернула.
— Андрей, что происходит?
— И вообще, я не собираюсь ни для кого быть обузой.
— Ну какая же ты обуза? Ты у меня умница. А я внуков хочу… — мать тяжело вздохнула.
— Тебе мало одного урода?!
— Андрюшенька, да что с тобой?
— Мама, давай не будем. Мы эту тему уже затерли до дыр. Все, я пошел купаться.
До двенадцати оставалось еще сорок минут. Андрей лег на кровать и стал размышлять о событиях прошедшего дня. С одной стороны заходил, с другой, проигрывал много раз критические моменты своего с Анной разговора.
Каждый раз выходило, что сам он был не на высоте. Придирался, язвил, грубил — и не один раз. А ведь слывет среди девушек галантным кавалером. Ах эти девушки — любительницы экзотики, как узнают, что он слепой, сразу липнут, как пиявки. Особенно если знакомство происходит в студии. И Игорь — руководитель группы — тоже хорош: всегда специально затаскивает кого-нибудь и знакомит. Он, видите ли, другу хочет помочь. И Анна такая же, как и все девчонки. Влюбилась она… За один день! Вот интересно, а если бы его глаза были изувечены, обезображены, с бельмом, что тогда? Тогда никаких иллюзий. Просто калека. И все было бы на своих местах.