– Ира, – произнесла я, уставившись в белую дверь холодильника, – я спасу тебя, чего бы мне это ни стоило.

Я вскочила с табуретки и, схватив со стола записку, побежала к выходу. Но, выбежав из дверей квартиры, я остановилась и задумалась. Эмоциями делу не поможешь. Здесь необходим трезвый расчет. Я снова обратилась к опыту литературной героини – детектива Тани Ивановой.

Мне хватило нескольких минут, пока я медленно спускалась по лестнице, чтобы прийти к следующему выводу: на моем месте Таня не стала бы отдавать фотографии. Девушка-детектив не раз попадала в разные передряги, грозившие ей порой смертельной опасностью, но всегда умудрялась с честью выходить из них живой и невредимой. А почему? Потому что всегда имела в этой опасной игре какие-то «козырные карты». Единственный козырь, которым обладала я, – это и были фотографии. Если у меня и были хоть какие-то шансы вызволить мою подружку из беды, то только с их помощью.

Первое, что я должна сделать, – это спрятать фотографии в надежное место, в такое, где никто и не подумает их искать. Когда эта мысль сформировалась в моем сознании, я как раз спустилась на второй этаж и стояла напротив квартиры, которую снимал фотограф Канарейкин. В следующую секунду я решила, что надежнее места и не придумаешь, если квартира по-прежнему открыта и в нее можно войти.

Я подошла к двери под номером 5 и попыталась ее открыть – дверь легко поддалась. Она по-прежнему была не заперта. Похоже, в квартире после нашего с Иркой посещения так никто и не появлялся. Я вошла и прикрыла за собой дверь.

Заглянув в ванную, я обнаружила, что сумка с аппаратурой так и стоит на месте. Но положить конверт в нее я не решилась: все-таки сюда мог наведаться хозяин квартиры или Витек, который выступал посредником при ее аренде. Первым, что привлечет их внимание, будет эта самая сумка. Нет, подумала я, место должно быть не столь приметное.

Я прошла в комнату. Там был такой же разгром, как и в нашей квартире, – обыск производили на совесть. Мое внимание привлек комод. Ящики из него по-прежнему валялись на полу, но я заметила, что между полом и поддоном комода есть небольшая щелочка. Так как ножек у комода практически не было, я подумала, что сдвинуть его вряд ли кому придет в голову – к тому же эту квартиру уже обыскивали, – и аккуратным движением засунула в щелку конверт с фотографиями. Он еле протиснулся туда, я еще подумала, что доставать его будет трудно.

Спрятав конверт, я быстро покинула квартиру и, выйдя на улицу, направилась к ближайшему телефону-автомату. Сняв трубку, я набрала номер, указанный в записке.

– Алло, – сказала я, когда после трех гудков трубку сняли.

– Вас слушают, – ответил мне низкий мужской голос.

– Это я – Оля, – произнесла я в трубку.

– Какая еще Оля? – спросил мужчина.

– Ну Оля… Вы мне оставили записку, чтобы я вам позвонила.

Мой абонент, видимо, смекнул, о чем идет речь, и уже уверенным тоном произнес:

– Вот что, Оля, слушай меня внимательно. Сегодня в одиннадцать вечера ты придешь в скверик рядом с политехническим музеем и будешь там сидеть на лавочке у памятника профессору Пусину. Мы сами к тебе подойдем. Сделай все, как я тебе сказал, и без глупостей. Ты знаешь, чем это грозит тебе, и не только тебе.

– Да-да, я понимаю вас. Но скажите, а что с Ири…

– Никаких больше вопросов, – перебил меня мужчина на другом конце провода и положил трубку.

Я посмотрела на часы – было девять. Я отправилась на автобусную остановку. Автобус подошел достаточно скоро, и уже около десяти я прибыла в указанный скверик.

Глава седьмая

Место встречи было мне почти незнакомо. Я даже спрашивала у редких прохожих, спешащих по домам, где находится скверик. К моему удивлению, прохожие, окидывая меня странным взглядом, отвечали с неохотой.

Однако, когда я оказалась на месте, мне все стало ясно. Сомнения быть не могло – этот скверик являлся местом сбора городских проституток.

На всем его протяжении – а длиной он был метров пятьдесят – прогуливались явно никуда не торопящиеся молодые особи женского пола. Как правило, они гуляли в одиночку, но некоторые стояли группами по двое-трое.

Среднестатистический портрет этих девиц выглядел следующим образом: молодая особа, возраст в границах от восемнадцати до двадцати пяти лет, волосы очень короткие или длинные, в последнем случае либо распущены, либо схвачены в хвост на макушке. Обилие косметики на лице, что, надо отдать им должное, в летних сумерках производит эффект, хотя при дневном свете, наверное, смотрелось бы жутковато. Одеты, как правило, во что-то короткое: или мини-юбки, или укороченные платья. Некоторые были в легких летних брючках. Многие из них курили длинные сигареты.

Основная часть проституток располагалась вдоль проезжей части, гораздо меньше сидели в самом сквере на лавочках. Первая многочисленная группа обслуживала автомобилистов, к остальным же могли добраться только пешие.

Автомобили на медленной скорости проезжали вдоль скверика. Водитель останавливался у приглянувшейся ему путаны или перед группой проституток. Девицы, не теряя профессионального достоинства, медленно подходили и, наклонившись к водителю так, чтобы ему была лучше видна декольтированная грудь, начинали торги. Как только цена любви определялась, девица, первой подошедшая к водителю, либо садилась в автомобиль, либо уступала место другой, возможно, более уступчивой.

Я успела заметить, что, чем дороже автомобиль, тем дольше длится торг. То ли девицы при виде иномарки хотели слупить с владельца побольше денег, то ли сами владельцы дорогих машин, несущие большие расходы по содержанию иномарок, пытались сэкономить на девицах. Подобное жмотство богатых клиентов мне показалось омерзительным.

Я некоторое время прогуливалась по скверику, потом присела на лавочку рядом с одиноко сидевшей путаной. Та повернула ко мне лицо, опухшее от пьянки настолько, что его не мог спасти даже толстый слой грима, и посмотрела на меня оценивающим взглядом. Похоже, я не очень-то вписывалась в местный антураж, так как за время моего пребывания в скверике – а прошло уже минут двадцать – постоянно ловила на себе недобрые взгляды. Вот и моя соседка, затянувшись сигаретой, прищурилась и, выдыхая дым, спросила:

– Ты чья будешь?

Я не поняла вопроса и машинально ответила привычной мне с детства фразой:

– Мамина.

Проститутка нахмурила выщипанные брови и уточнила:

– То есть ты с Клавкой работаешь, что ли?

– Нет, – ответила я, – с Клавкой я не работаю.

– А с кем же, с этим козлом Вовчиком, что ли? Он говорил мне вчера, что какую-то новенькую взял, козел старый.

– Почему козел? – не поняла я.

– Да потому, что сволочь он последняя, гад ползучий, – со страстью проговорила моя соседка.

Все обвинения были произнесены столь искренним тоном, что я от всей души поверила этой потасканной жрице любви – Вовчик нехороший человек – и ответила:

– Нет, с Вовчиком я тоже не работаю.

– Ну и правильно делаешь, – одобрила меня путана, – а с кем же тогда?

– Ни с кем, – честно ответила я, – я вообще здесь не работаю.

Проститутка подозрительно посмотрела на меня:

– А какого ж хрена ты здесь шляешься?

– Мне здесь назначено свидание, – призналась я.

– Чего? С кем это? – вытаращилась на меня путана.

– Точно не знаю, – сказала я, – но думаю, что с бандитами.

Все сказанное мной было, с точки зрения путаны, полной чушью. Но в следующую секунду она смогла воочию убедиться, что я не вру.

За нашими спинами раздался гудок автомобиля. Мы обе обернулись. У тротуара припарковалась длинная черная «Ауди». К ней уже направлялись несколько проституток. Но водитель, коротко стриженный широкомордый парень, поймал мой взгляд и кивнул головой, подзывая. Я встала, оправила блузку и произнесла:

– Ну вот, они за мной приехали.

Дрожь в моем голосе, когда я произносила эту фразу, и распахнутая передо мной задняя дверца автомобиля окончательно повергли мою соседку в недоумение. Она, раскрыв рот, провожала меня удивленным взглядом до автомобиля и, судя по выражению лица, никак не могла понять, издевалась я над ней или говорила правду. У самого автомобиля я, словно приговоренная к смерти у эшафота, остановилась и, повернувшись к ней, бросила на нее прощальный тоскливый взгляд. После чего залезла в автомобиль и закрыла за собой дверцу.