— Есть один человек, которому известны все тайны асиенды; помните, как он необычайно скрылся?
— Да, это дон Порфирио. Он лучше нас знает все тайные ходы и помещения асиенды; но, не взирая на его ненависть к нам, никому не откроет секрета.
— Ведь он поклялся отомстить нам?
— Да, но он также поклялся, что не раскроет тайн асиенды, и даже при исполнении своей мести не нарушит клятвы: это честный человек! — сказал дон Мануэль странным тоном. — Если бы он намеревался не сдержать своего обещания, разве он стал бы ждать целых двадцать лет?
— Какой же черт держать нас в своих лапах?
— Я сам ищу его! — проговорил дон Мануэль в раздумье.
— Но странно, что этот человек, кто бы он ни был, открывши тайны асиенды, до сих пор не проявляет себя, хотя бы нападением на нас!
— Вот это-то меня и пугает; чтобы так действовать, у этого человека должна быть уверенность в своей необъятной силе; он скрытно подстраивает против нас козни, чтобы доконать нас.
— Этот человек — дон Торрибио! При него ходят слухи, что мексиканское правительство поручило ему уничтожить наш союз.
— Так! — проговорил дон Мануэль. — Это бахвал и враль, как и все уроженцы Буэнос-Айреса! Он хвастался, что может разбить всех нас в несколько дней. Однако, что же он сделал пока? Вот уже пять месяцев, как он рыщет по Соноре. Чего же он добился? Ничего!
— Позвольте заметить, дорогой дон Мануэль, что, судя по тому, что вы сами изволили говорить, этот человек не может быть ничтожным противником. Он даже, по вашим же словам, оказывал вам услуги в критических обстоятельствах, из которых вам без его помощи трудно было бы выбраться.
— Оставим это, мой друг! Допустим, этот человек храбр и умен, но из этого еще не следует, что он обладает какими-то особенными способностями, которые ему приписывают, но которых он до сих пор ничем не проявил. Если бы у него на самом деле была такая сила, то он был бы не человеком, а демоном. Где ему, иностранцу, открыть тайны, которых столько искусных искателей следов не могли понять многие годы? Даже предполагать такую вещь нелепо!
— Все же не мешает быть осторожнее, дон Мануэль.
— Нет, он тут не причем, уверяю вас; к тому же, он в моих руках. Мне известен каждый шаг его через старого слугу.
— Лукаса Мендеса?
— Да.
— Вы так уверены в этом человеке, дон Мануэль! Что же касается меня, то, признаюсь вам, его странные манеры, смиренная и в то же время хитрая физиономия внушают мне подозрения; по-моему, это — несомненный изменник!
— Вы не в своем уме, дон Кристобаль; право, вам всюду мерещится измена!
— Потому что она есть в действительности.
— До известной степени. Но зачем преувеличивать?! Не надо бояться; трусость — самое ужасное зло. Когда она овладевает человеком, то он не в состоянии здраво рассуждать и правильно поступать; я уверен в Лукасе Мендесе; он доказал мне свою несомненную преданность.
— Не буду настаивать относительно его, но…
— Вы все-таки остаетесь при вашем мнении, черт побери?
— Признаюсь, да!
— Как вам угодно! Будущее покажет вам, что вы ошибаетесь!
— От души желаю этого.
— Возвратимся же к моей воспитаннице. Я сам не знаю почему, но с того дня, как она исчезла, я не имею ни минуты покоя. Как она могла выйти с асиенды? Надо это разузнать во что бы то не стало. Донья Санта скрывается, мы должны разыскать ее. Когда же она будет в наших руках, — он при этом нахмурил брови, — мы сумеем выведать от нее, кто тут орудовал.
— Не поздно ли теперь приниматься за розыски?
— Напротив, теперь самый удобный момент. Она спрятана, наверное, недалеко от нас; успокоившись, что ее считают умершей, она перестанет быть настороже, будет выходить и в один прекрасный день попадет прямо к нам в руки. Для этого надо усердно следить за ней. Согласны вы взяться за это?
— Як вашим услугам.
— Ну, так слушайте: не жалейте золота. Вы знаете, что это — ключ, отмыкающий все двери. Но будьте осторожны и терпеливы; вы увидите, заблудшая овечка найдется через неделю.
— Дай Бог! С завтрашнего же дня я принимаюсь.
— Прекрасно, я уверен, что вы найдете ее.
В эту минуту послышался шум скачущей галопом лошади, затем вопрос караульного: «Кто там»? — после чего с треском раскрылись и захлопнулись ворота дворца.
— Вот курьер! — сказал дон Кристобаль.
— Что же он медлит? — сказал дон Мануэль в нетерпении. — Что он там делает на дворе?
Дверь кабинета открылась, и показался привратник.
— Курьер к его превосходительству, губернатору! — доложил он с поклоном.
— Пусть войдет!
— Ваше превосходительство, он, бедный, весь измок, с него просто течет вода и грязь!
— Ничего, пусть входит — и сию же минуту!
Привратник раскрыл дверь и пропустил человека, который вошел тяжелыми шагами, шатаясь, как пьяный и оставляя позади себя лужи грязи.
Дон Мануэль и дон Кристобаль сразу узнали его. Это был Матадиес, грозный бандит. Но в каком ужасающем виде! Он еле держался на ногах от усталости, одежда на нем висела клочьями; на том месте, где он остановился, тотчас же образовалась громадная лужа грязи.
— Пить! — проговорил он хриплым голосом. — Трое суток у меня ничего не было во рту!
По знаку дона Мануэля, привратник вышел и вскоре вернулся с двумя пеонами, из которых один принес кресло, а другой поднос, заставленный питьем и едой.
— Сядьте сюда, — сказал дон Мануэль, — и закусите: я подожду расспрашивать вас, пока вы не подкрепите свои силы.
Бандит с облегчением опустился в кресло и с жадностью набросился на еду, совершенно забыв, где он и кто перед ним. В каких-нибудь четверть часа с подноса все исчезло.
— Ну что, вам теперь легче? — спросил дон Мануэль бандита, утиравшего рот рукавом.
— Да, ваша милость, я просто умирал с голоду и усталости, но теперь — alabado sea Dios![64] — все кончено; я готов отвечать вам! — И он, без церемоний взяв со стола папиросу, закурил ее.
— Откуда вы? — спросил дон Мануэль, как бы не замечая вольности бандита.
— Из Марфильского ущелья.
— Ну? — разом вскричали оба.
— Ну, господа! — грубо ответил он. — Мы сами попали в западню, которую приготовили для других.
— Это что значит? — сердито воскликнул дон Мануэль.
— На нас напали врасплох; половина товарищей погибла, а другие разбиты. А между тем, клянусь вам, мы дрались, как ягуары.
— Rayo de Dios! Неужели это правда? — вскричал дон Мануэль в ярости.
— Подлецы этакие, они пустились в бегство при первом же выстреле!
— Нет, ваша милость, — сказал бандит, — я говорю вам истинную правду. Только тридцать человек из наших ушли: враги били нас без пощады. Я остался в живых каким-то чудом; мне удалось, с помощью нескольких товарищей, похитить донью Хесус, но…
— Где же она? Надеюсь, вы ее не убили?
— Донья Хесус в настоящее время пребывает на асиенде дель-Охо-де-Агуа, со своими родителями и друзьями.
— Несчастный! Вы подло изменили мне!
— Я так и знал! — проговорил дон Кристобаль. Бандит пожал плечами.
— Я не изменник! — холодно ответил он, — донью Хесус отнял у нас проклятый охотник; он же убил моих спутников. Мне же, неизвестно по какой причине, пощадил жизнь.
— Как, один человек? — закричал дон Мануэль.
— Да он издевается над нами! — сказал дон Кристобаль.
— Я ни над кем не издеваюсь, — возразил тот с горечью, — а говорю правду, что он был один. Но этот человек справится с двадцатью людьми — это Горячее Сердце.
— Дон Руис! — проговорил дон Мануэль.
— Сын дона Фабиана Торрильяса де Торре Асула, друга дона Порфирио Сандоса! — сказал дон Кристобаль.
— А! Это ужасно, сама судьба идет против нас.
— Ба! — проговорил дон Кристобаль, напуская на себя спокойствие. — Постараемся отомстить!
Вдруг показался привратник с докладом:
— Сеньор Наранха изволили приехать.
— Наранха! Вот кстати-то. Пусть идет скорей!
64
Слава Богу! (исп.)