— Увы, да! — отвечал Мрачный Взгляд.

— Проходите здесь, господа, пожалуйста, скорее. О! — прибавила она тихо. — Недаром у меня было тяжелое предчувствие; что, он опасно ранен?

— Не знаю, м-ль Марта, он без сознания.

— Ах! Боже мой! Идите, идите, господа.

Молодая девушка провела охотников в здание, предназначенное исключительно для офицеров. Раненого понесли в помещение Меренвиля; Марта шла впереди; пройдя несколько комнат, она отворила дверь и ввела охотников в прелестную комнату, очевидно, спальню молодой девушки.

— Здесь ему будет хорошо, — сказала она, — я ему уступаю мою комнату и буду сама за ним ходить; не беспокойтесь, уход у него будет хороший, — прибавила она, стараясь удержать слезы.

— Да благословит вас Бог за вашу доброту, — сказал Мрачный Взгляд, — мы знаем, насколько вы добры и потому уверены, что наш бедный друг не будет иметь недостатка в заботливости.

— О! Конечно, — сказала она печально.

— Я немножко доктор, позвольте мне хорошенько исследовать вашего больного.

Молодая девушка поспешила удалиться. Через четверть часа Мрачный Взгляд снова ее позвал. Раненый лежал в постели.

— Ну? — спросила она с тревогой.

— Успокойтесь, — отвечал охотник, — рана не настолько опасна, насколько я предполагал в первую минуту; в него попало две пули, но они не коснулись важных органов, не проникли глубоко; при хорошем уходе больной поправится, и выздоровление его даже пойдет очень быстро.

— Дай Бог! В уходе он, конечно, не будет иметь недостатка.

— В этом я уверен.

— Но меня беспокоит его обморок.

— Он придет в себя; а пока оставьте его, природа — лучший доктор; она сделала уже свое дело, обморок остановил кровь; я перевязал ему раны, не трогайте перевязок до завтра, я сам приду их возобновить.

— А какие лекарства?..

— Сохрани вас Бог давать ему лекарства; они сделают больше вреда, чем пользы, — с живостью прервал он молодую девушку. — Я приведу завтра индейского вождя, он будет его лечить теми средствами, которые мы обыкновенно употребляем в пустыне.

— И вы не боитесь?

— Я боюсь только одного, — сказал он, смеясь.

— Чего же?

— Я боюсь, чтобы вы не прибегли к этим мясникам, которые имеют бесстыдство называть себя медиками.

— Я буду делать только то, что вы предпишете.

— Тогда дело пойдет отлично, и я вам обещаю, что через десять или, самое большее, через двенадцать дней наш друг будет на ногах; конечно, только при условии, чтобы вы пунктуально исполняли мои предписания.

— Даю вам слово.

— В таком случае мне только остается проститься с вами до завтрашнего утра.

— Я буду ожидать вас с нетерпением. Охотники простились с м-ль де Прэль и удалились.

— Ну, — проворчал Мрачный Взгляд, — я не беспокоюсь о моем бедном Сурикэ, за ним будут ходить лучше, чем за самим главнокомандующим, если бы он очутился на его месте. О! Любовь чудесный доктор!

Молодая девушка села у изголовья раненого и не сводила с него глаз.

Скоро она начала замечать симптомы близкого возвращения сознания: дыхание стало порывистее, из груди вырвались слабые вздохи, наконец глаза полуоткрылись, но еще не различали ясно окружающие предметы, мысли были вразброд, больной не узнавал самого себя, он снова закрыл глаза, бормоча едва слышным, слабым голосом:

— Марта, милая Марта!

И заснул спокойным сном.

Как ни тихо прошептал больной имя Марты, молодая девушка расслышала его и затрепетала от радости.

— Он меня любит, теперь я уверена. Боже мой! Как я счастлива! Без этого случая я никогда бы не узнала о его любви.

Когда настал час обеда, молодая девушка встала, позвала горничную, на преданность которой вполне могла рассчитывать, посадила ее на свое место и отправилась в квартиру главнокомандующего, где всегда обедало семейство Меренвиля; особым коридором помещение графа сообщалось с квартирой главнокомандующего.

Во время сражения Меренвиль был постоянно впереди; его плащ был во многих местах пробит пулями, но тем не менее он отделался небольшой царапиной на лбу.

Графиня настояла на том, чтобы он позволил перевязать ему эту царапину; и с завязанным лбом он, по мнению маркиза де Монкальма, необыкновенно походил на амура, маленького шаловливого бога, как выражались в ту эпоху.

Появление м-ль де Прэль произвело сенсацию.

Каждый считал долгом подразнить ее по поводу раненого незнакомца, весьма интересовавшего все общество; но, прибавлялось при этом, м-ль де Прэль должна была еще сильнее им интересоваться, если она даже решилась уступить ему свою комнату.

Марта смеялась на все поддразнивания.

— Прибавьте, генерал, — сказала она с лукавой улыбкой, — что я даже уложила его на свою кровать.

— О, это венец всего! — сказал главнокомандующий.

— Однако счастливому юноше везет, — сказал, смеясь, де Леви.

— Я бы желал быть на его месте, — сказал барон де Водрейль.

— Как! Все это правда? — воскликнула графиня.

— Да, милая мама, — отвечала девушка с шаловливой улыбкой, — и вы на моем месте сделали бы то же самое.

— А! — воскликнула графиня.

— Что за тайна, — протянул нараспев де Леви на мотив из оперы, которая тогда была в большом ходу в Версале.

— Кто же этот счастливый страдалец? — спросил главнокомандующий.

— Вы, господа, любопытнее женщин, — возразила молодая девушка со смехом.

— Пусть будет так, — отвечал ей в тон главнокомандующий.

— Вам непременно хочется знать, кто он?

— Непременно, — отвечал генерал.

— Да, да! — закричали все присутствующие. — Мы сгораем от нетерпения.

— Ну, господа, я не хочу вас больше томить: раненый, о котором идет речь, вам давно знаком, вы все его любите и уважаете, несмотря на то, что он простой охотник.

— Шарль Лебо! — вскричал генерал с испугом.

— Он самый.

Настроение общества мгновенно изменилось: смех и шутки прекратились, уступив место сильнейшей тревоге.

Тогда молодая девушка, отбросив ложный стыд, рассказала просто и искренне все, что произошло; она прибавила, что сочла своей обязанностью поступить именно так в отношении человека, которому семейство Меренвиля многим обязано.

Графиня обняла ее и сказала растроганным голосом:

— Дочь моя, ты хорошо поступила.

— Благодарю вас, милая Марта, — с чувством сказал ей граф.

— Бог благословит вас за то, что вы сделали, м-ль Марта, — обратился к ней главнокомандующий. — Примите благодарность от меня и от наших друзей, мы все в долгу у Шарля Лебо.

Молодая девушка плакала от радости, слыша, какого все были высокого мнения о человеке, которого она любила.

Каждый пожелал его навестить, главнокомандующий вызвался первым.

Но Марта энергично воспротивилась этому намерению; она объяснила, что состояние больного не позволяло ему видеть кого бы то ни было ранее как через два-три дня. Допущены могут быть одни дамы. И она прибавила:

— Дамы будут за ним ходить, между тем как мужчины только вызовут его на разговор, а это замедлит выздоровление.

Общество преклонилось перед таким энергическим заявлением своей воли со стороны молодой особы и примирилось с необходимостью подождать два дня.

Марта, не дожидаясь десерта, извинилась и встала из-за стола — она спешила к своему больному.

Раненый продолжал спать тем спокойным сном, который удивительно восстанавливает силы.

Марта села у его изголовья.

Горничная ушла, она еще не обедала, и, кроме того, ей нужно было приготовить для барышни другую комнату.

Марта приказала постлать себе постель в соседней комнате, которая служила ей уборной.

В восемь часов явился Белюмер с тем, чтобы провести ночь у больного; охотники сговорились по очереди исполнять эту обязанность.

Первое дежурство выпало на долю Белюмера, за ним следовал Бесследный, потом Ивон и, наконец, Мрачный Взгляд.

Молодая девушка не позволила себе отказаться от дружеской помощи, она знала, что больной от этого ничего не потеряет, но поставила условием, на которое Белюмер согласился, чтобы в случае какого-нибудь опасного симптома он разбудил ее, постучавшись к ней в дверь.