Пока караван находился в пределах территории, принадлежащей собственно республике, все шло относительно благополучно. Бдительная охрана лагеря на бивуаке и хорошо вооруженный конвой производили должное впечатление на мародеров, то и дело встречавшихся им на пути; грабители с большой дороги не смели нападать на путешественников, сознавая неравенство своих сил.

Дон Луис отлично знал Мексику и, благодаря этому, имел возможность провести караван малоизвестными пустынными тропинками и тем самым избегать встречи с многочисленными отрядами регулярных войск, направлявшимися к Мехико.

До сих пор путешествие проходило настолько благополучно, что француз считал уже караван почти вне опасности от нападения сальтеадоров, как вдруг однажды вечером, когда дон Луис занимался устройством лагеря, внезапно появился многочисленный отряд всадников. Неизвестные всадники так стремительно бросились в атаку, что в первую минуту пеоны растерялись и так перетрусили, что чуть было не покинули путешественников и не обратились в бегство. Если этого не случилось, то только благодаря находчивости и распорядительности Луи Морэна, хладнокровию дона Гутьерре и храбрости дона Мигуэля, и канадцев, которые быстро сумели восстановить необходимый порядок… Когда прошла минута растерянности и страха, пеоны, как бы устыдясь своего малодушия, мужественно встретили врага и, укрывшись за фургон, стали осыпать его градом пуль.

Однако налетчики были не трусливого десятка; убедившись, что внезапное нападение не принесло желаемого результата, они, тем не менее, не бросились бежать, а храбро вступили в бой и затеяли перестрелку с пеонами. Наконец дону Мигуэлю и Луи Морэну надоела эта бесконечная перестрелка и они, выскочив из укрытия, где находились вместе со всеми, смело бросились с револьверами в руках на человека, который мог быть, по их мнению, предводителем банды. Последний храбро выдержал этот двойной удар и отбивался, не помышляя о бегстве.

Сообщники бандита поспешили к нему на выручку; пеоны, под командой дона Гутьерре, в свою очередь, устремились на помощь к двум смельчакам.

В продолжение нескольких минут шла ожесточенная борьба холодным оружием. Потом вдруг раздался пронзительный крик, и сальтеадоры, повернув лошадей, бросились врассыпную, оставив на произвол судьбы не только убитых, но даже и раненых своих сообщников.

Дон Луис, не находя объяснения этому внезапному бегству сальтеадоров, приказал пеонам не складывать оружия, а Медвежонок и Безрассудный отправились в разведку.

Пеоны воспользовались передышкой, чтобы определить свои потери, которые, надо сознаться, были немалые: девять человек убито и пятеро серьезно ранены. Короче говоря, половина наличного числа людей выбыла. Положение становилось более чем серьезным.

Сальтеадоры понесли еще большие потери: двадцать пять их сподвижников осталось на поле боя, в том числе и предводитель банды.

Луи Морэн с той неумолимой жестокостью, которой требовали обстоятельства, приказал прирезать раненых, что пеоны тотчас же и сделали, и даже весьма охотно. Затем вырыли яму, побросали в нее трупы убитых и засыпали сверху землей.

И только предводитель был удостоен «особой чести». Непреклонный француз приказал повесить его за ноги на дерево, как суровое предостережение рыцарям большой дороги. Но прежде, чем пеоны приступили к этой посмертной казни, он сам сдернул черную вуаль, скрывавшую лицо разбойника.

— Капитан Блаз! — сказал француз Мигуэлю. — Я так и знал! — Теперь уже с уверенностью можно сказать, кто именно на нас нападал.

— Дон Рамон, не так ли? — спросил дон Мигуэль.

— Только он один и обладает средствами, позволяющими купить капитана Блаза и заставить его покинуть в такое время Мехико, — продолжал Луи Морэн. — Вот и конец похождениям достойного капитана! Прости ему, Господи, его прегрешения! Ну, а теперь повесьте его, — добавил он, обращаясь к пеонам.

Приказание было немедленно исполнено. Затем дон Луис отвел своего друга в сторону.

— Дон Рамон грозил нам не напрасно. Эта неудача его не остановила, наоборот, он еще больше озвереет, пустит в дело всю свою хитрость и постарается отомстить нам во что бы то ни стало.

— Признаться, я не согласен с вами, дон Луис, — ответил дон Мигуэль. — Дон Рамон, по всей вероятности, уже давно идет по нашему следу, и, видя, что мы приближаемся к индейской территории, поспешил напасть на нас… Но я не думаю, что он решится последовать за нами в пустыню, где ему точно так же, как и нам, придется испытывать на себе коварство пустыни… Эта неудача должна убедить его в невозможности одолеть нас и, если только он не сумасшедший, он должен отказаться от новых попыток и тогда мы больше о нем не услышим.

— Увы! К сожалению, я должен вас разочаровать, дон Мигуэль! Дона Рамона я знаю давно. В его жилах течет индейская кровь… Он меня ненавидит и, кроме того, поклялся во что бы то ни стало захватить ваших кузин. Он не остановится ни перед чем — одна только смерть может помешать ему сдержать клятву.

— Значит, мы его убьем, — живо отвечал молодой человек.

— На это и я рассчитываю, — смеясь, проговорил Луи Морэн, — но этот его налет должен послужить нам уроком на будущее. Им удалось захватить нас врасплох исключительно по нашей вине, и потому впредь ничего подобного не должно повториться… Хотя мы еще не достигли пустыни, но и теперь уже должны постоянно быть начеку, как если бы нам каждую минуту грозило нападение дикарей.

— Я целиком и полностью полагаюсь на вас, мой друг, и готов беспрекословно выполнять все ваши приказания, какими бы они ни были.

— Благодарю вас, другого я от вас не ожидал… Не говорите ни слова вашему дядюшке о том, что я вам сказал, он будет волноваться. Пусть уж лучше думает, что это были сальтеадоры, промышляющие грабежом.

— Да, конечно! Я буду молчать.

Тем временем вернулись посланные на разведку канадцы. Сальтеадоры ушли, и путешественники, по крайней мере, некоторое время могли не опасаться повторного нападения.

Дон Гутьерре и его дочери ухаживали за ранеными пеонами. Всем перевязали раны, после чего уложили в фургоны. Затем караван снялся с места и, пройдя всего две мили, устроил бивуак.

Караван спокойно продолжал свой путь, нетревожимый в течение нескольких дней ни бандитами, ни краснокожими. Путешественники строго соблюдали все необходимые предосторожности и, если им случалось остановиться на ночлег в открытой местности, они неизменно строили ретраншемент, как если бы были одной из воюющих сторон и выставляли часовых, которые должны были охранять покой спящих.

Благодаря заботливому уходу Сакраменты и ее сестры, раненые пеоны постепенно выздоравливали и появилась надежда, что скоро они вернутся к исполнению своих обычных обязанностей. Это было тем более желательно, что численность отряда, уменьшившаяся на девять человек, теперь составляла всего двадцать три воина, что оказалось бы явно недостаточно, если бы вдруг пришлось отражать новые нападения.

Наконец караван покинул последний населенный пункт, расположенный на границе индейских резервных земель и так называемой цивилизованной территории. Здесь ему предстояло переправиться через Рио-Гранде-Браво-дель-Норте и вступить в пустыню.

Минуло тридцать три дня с той поры, как путешественники покинули Мехико, и девятнадцать дней после сражения с сальтеадорами.

Часов около трех пополудни они вышли к реке и переправились через нее вброд.

Луи Морэн лично отыскал брод, не считая возможным поручить это кому-либо другому. Отряд остановился приблизительно в миле от реки. Оставив за себя дона Мигуэля, француз пришпорил лошадь и помчался отыскивать брод.

Луи Морэну, превосходно знавшему пустыню, не составило труда мгновенно отыскать брод, тем более, что здешние реки летом заметно мельчают, а так как их дно покрыто гравием, то и переправа — дело вполне заурядное.

Француз убедился, что фургоны пройдут свободно — вода чуть-чуть превысит уровень ступиц. Что же касается всадников, то они будут переходить реку, выстроившись в шеренгу по пять человек, что даст им возможность легко преодолеть силу течения, довольно быстрого в этом месте.