ИВО (приносит из своей комнаты гитару, он в рубашке с надписями на иностранных языках и выглядит, как звезда варьете в шоу под открытым небом). Девушка (Стучит по гитаре.), в нашем варьете постарайтесь держаться скромнее! Своей болтовней вы можете испортить настроение всему оркестру, потому что у стен (Показывает на ту стену, за которой сейчас должна быть Эва.) есть уши, и эти уши (Тише, на ухо Ульви.) — родители оркестрантов.
КАРЛ (чавкая, поворачивает голову к Иво). Как ты изволил выразиться об этих ушах?
ИВО (кланяясь отцу). О глазах, mein Herr, о глазах. (Играет и поет. Мать тоже подходит к двери посмотреть и, чтобы сообщить представлению интимность, выключает люстру.)
Ульви, Эва, Карл аплодируют каждый соответственно своему темпераменту.
УЛЬВИ. Потрясно. Но мне больше нравятся душевные. Или на худой конец веселые, но без этого…
ИВО. Я бы сказал, более целомудренные.
КАРЛ. Песенка, конечно, прелестная. Но довольно фривольная.
ЭВА. Слова. Мотивчик ничего себе (Продолжает заниматься столом.)
ИВО. Им, когда танцуют, только такое и подавай. Весь вечер бегают — давайте эту «девчонку длинноногую». А видели бы вы, как загорается от этой штучки наш председатель товарищ Маякас! Так свою девицу прижимает, что та, того и гляди, треснет!
ЭВА (искренне и необдуманно). Так он все такой же?
КАРЛ. …не понял вопроса?..
ЭВА. Ну, в том смысле, что такой старый и прижимистый, а в варьете бегает?
УЛЬВИ. Иво, называть пятидесятилетнюю корпулентную супругу Маякаса девицей — по-моему, пошлость.
ИВО (хохочет, но только мгновение, быстро приходит в себя и говорит). Черт побери, ты права, Ульви. Иронизировать над дамой, конечно, пошло.
ЭВА. А теперь прошу к столу! Остынет — будет совсем не то. (Накладывает еду, все едят.) Знаете, дети, какая причудливая мысль пришла мне в голову? Эта «девчонка длинноногая» напомнила мне мини-юбки, и я вдруг поняла, что вы, молодежь, этого времени вовсе не видали…
КАРЛ. Да-а, было времечко…
ЭВА. Правда ведь, Карл? Даже жалко, что эта милая мода так быстро прошла и все мы, весь прекрасный пол, навеки влезли в брюки!
ИВО (постепенно разоблачаясь). В этой квартире скоро никого уже в брюках не останется.
ЭВА (не так уж и навязчиво запевает). «Ох, мини-юбка, мини-мини юбка…» (На минуту вступает термоузел.) Карл, ты не мог бы испортить этот инструмент?
КАРЛ. Нет уж, мать. Честно говоря, сейчас я этому агрегату в чем-то даже благодарен. (Заметив обиженное лицо жены.) Нельзя же петь во время еды, ведь дети перенимают и наши манеры?
ЭВА. По-моему, Иво, ты мог бы подумать даже о консерватории. Музыкальное училище позади, голос у тебя красивый, звучный.
ИВО. От экзамена по немецкому мне и там не отвертеться.
КАРЛ. А, ты преувеличиваешь свое незнание языка. Подумаешь, иностранный, нашел, чего бояться… Ну, скажи мне что-нибудь уместное за столом.
ИВО. Водка.
УЛЬВИ. Снова глупая шутка, Ив.
КАРЛ. К завтраку действительно не очень-то подходит. А скажи, например…
ИВО (протягивает руку к отцу). Bringen Sie uns bitte die Speisekarte, Herr Ober!
КАРЛ. Слыхала, мать? Наш сын на превосходном немецком языке желает нам приятного аппетита.
УЛЬВИ (ворчливо). Язык, разумеется, был так же превосходен, как и содержание. Он попросил господина официанта подать ему меню.
КАРЛ (с сожалением). Пардон, я учил английский. А то нашим домашним языком перед экзаменом Иво стал бы немецкий.
ЭВА. Но вы, дети, могли бы для практики каждый день…
ИВО. Нам на своем-то языке поговорить времени не хватает. Только перед телеком раз в неделю, когда у меня выходной.
УЛЬВИ (грустно). Ох, да разве в этом дело. У меня выходной каждые два дня, у Иво курсы тоже не каждый день. Но…
ИВО (спешит объяснить). Ульви по сравнению со мной профессор, где уж нам уж…
УЛЬВИ (иронически). Ich habe einen feigen Bruder…
ИВО. Э-э… э… Ein Platz ist besetzt, aber die übrigen sind frei.
(Ульви начинает нервно и зло смеяться.)
ЭВА. Ребятки, это не честно! Переведете же наконец?!
УЛЬВИ (скорее жалобно, нежели саркастически). Я сказала, что у меня есть один трусоватый братец, а он ответил: одно место занято, остальные свободны. (К отцу) Теперь понял?
КАРЛ. Прекрасно понял, только вот не уловил мысль.
ЭВА. Ульви, дорогая, ты немного разнервничалась. Плохо спала?
УЛЬВИ. Мысль не уловил?! Разнервничалась! Да как мне говорить по-немецки с человеком, у которого запас слов — еле-еле официанту хватает!
КАРЛ. Но он ведь и собирается изучать технологию пищевых продуктов.
ЭВА. Я тоже не вижу никакого повода для обид.
УЛЬВИ (дрожащим голосом). Конечно. Но теперь-то вам понятно, что он должен заниматься языком не со мной, а с кем-то другим?
ИВО (искренне). Сестренка, милая, за что ты меня ненавидишь?
УЛЬВИ. Я не ненавижу. Я просто понимаю, какими дурацкими были все детские мечты. Я всегда с восторгом думала: как прекрасно жить, если у тебя есть с т а р ш и й б р а т!
ЭВА. Боже сохрани, твои глаза, краска?..
КАРЛ (рявкает). Не придирайся к ребенку!
(Эва с обидой поднимается и уходит в другую комнату.)
КАРЛ. Мать! (Встает, уходит следом.)
ИВО. Ульви, я же не сделал тебе ничего плохого.
УЛЬВИ (гундосит в носовой платок). Не сделал… Но мне так хотелось, чтоб у меня был брат. Никогда не думала, что ты столько для меня значишь… Я отвратительно ревную тебя…
ИВО. Тебе очень одиноко? Это потому, что подруги в институтах, а то и замуж повыскакивали — они ведь все старше тебя.
УЛЬВИ. Не знаю… Люди как-то… опротивели и вообще… Скажи, например, как этот… твой знакомый, ну, милиционер…
ИВО. Том Херберт?
УЛЬВИ. Как он так может? Почему он ходит в варьете один? Какой тогда смысл жить вдвоем, если… а?
ИВО. Но Том ведь молодой парень, ему тоже охота пожить, повеселиться… А… вдвоем он живет, между прочим, с матерью.
УЛЬВИ (понуро замолкает, потом, подняв голову, мягче). Ну ладно. И все-таки я разочаровалась в людях. Как в твоей песне. Ты же никакой не бабник, не Дон Жуан, как же ты…