- Что стоишь за ширмой, словно чужая? - спросила вдруг лисица-оборотень, - Заходи.

   И вместо тени звериной тень стала как у человека. Убежать захотелось Аюму, далеко-далеко убежать. Да только если убежит, вдруг это чудовище убьёт её мать? Печень выгрызет или заморит злыми чарами, будто та сама занемогла и от болезни скончалась? А если вдруг выпустит, то убежит Аюму с матерью. Хоть в монастырь. Или же, пока слопает чудище дочку, у матери будет хоть чуток времени убежать? И потому, потупившись, подошла девушка к страшной разлучнице.

   - Говорил мне любезный супруг, что есть у госпожи из Северных покоев дочь, - мягко, красивым голосом промолвила кицунэ. - Ты ли это? - и лицо её казалось добрым и участливым.

   - Я, - тихо промолвила девушка.

   - Ну-ка, сядь подле меня: хочу тебя получше рассмотреть.

   Не сразу двинулась с места Аюму - как-то окаменели ноги вдруг.

   - А хороша, - сказала задумчиво лисица, - Хороша, да только слишком просто одета.

   Поднялась грациозно, к ларцам подплыла... молча сидела Аюму, потупившись. И вдруг легло на колени что-то лёгкое, нежное... три шёлковых кимоно диковинных оттенков.

   - А отцом твоим займусь, не волнуйся, - проворковала Амэноко, - Не дело так дочку вниманием обделять. Небось, и женихов толковых ещё не нашёл?

   - Нет, - пролепетала Аюму.

   - Ну, я ему устрою, лентяю! Ох, я ему устрою! Так, давай-ка, переоденься, я отвернусь. И причёску мы тебе наколдуем...

   И не посмела девушка воспротивиться...

   Спустя пару часов или три плыли по улицам Киото две ослепительных красавицы: постарше и совсем ещё девочка. Проплыли по всем хорошим лавкам, оставив за собой ароматы изысканнейших духов... Пара юношей и старик один едва шеи себе не свернули, оглядываясь.

   - Замечательно идёшь, замечательно, - прошептала Амэноко на ухо Аюму, - Быстро учишься, умница. И помни: ничто так не зажигает сердца мужчин, как наша недоступность, что бы они за бред там ни несли про то, что женщины должны быть добрыми и отзывчивыми... Если наши сердца быстро растают, то их - заледенеют вмиг...

   Словом, прибрала к своим рукам Аюму госпожа из Южных покоев. Мол, надо дочку любезного супруга к замужеству подготовить, а то, уж прости, мой драгоценный и нежный, прости за злой язык, но что-то мать малышки не сильно старается... А что матери настоящей сделать против красивейшей разлучницы? Вот хотя бы свою девочку в добрые руки пристроить: и занялась госпожа из Северных покоев собиранием сведений про лучших местных женихов. Что ни говори, а хоть какое-то развлечение. Амэноко одобрила и "целиком вверилась опыту и мудрости старшей жены". В головах слуг в который уж раз закипели пылкие расчёты, с кем из двух жён надобно быть вежливее и угодливее. Хикару, перегруженный возросшими потребностями дражайшей своей прелестницы, с удесятерённым рвением погрузился в учёно-служебные заботы. Он бы не прочь почаще ночи дома проводить, да, что уж таить, и вечера, и дни, но страшнее надутых губок любимой женщины в мире никогда не было ничего. Но, между нами говоря, вот тут-то и вышел толк из учёного и императорского служащего. Служебное рвение, оно к всякому делу полезно...

   Быстро полгода прошло. Аюму научилась дивно наряжаться. И уже было во что. Отец её успехов в науке достиг, да расположения наследного принца. Придирчивая старшая жена наконец-то отобрала с десяток самых подходящих кавалеров. И наследника престола хотела в список включить, да передала Амэноко через слуг, что красивые мужчины, да ещё и принцы, на женщин падки, практичнее жениха попроще выбирать. И жену любить будет крепче, и меньше риск, что соперниц заведёт. Любила старшая жена свою дочурку, потому нашептала служанке, что не дело искать самого красивого жениха, надо просто знатного и доброго. Как бы случайно, по пустяку сказала служанке. На том жёны и порешили. А, сказать надобно, что коварная лисица была хороша и в игре в го, и в игре на многих музыкальных инструментах. А Аюму, начавшая мечтать о лучшей доле, училась прилежно. Амэноко частенько ей повторяла:

   - Я когда-то была на одном собрании. И видела женщину уже почтенных лет, играющую на музыкальном инструменте и поющую. Ещё я видела женщину средних лет, некрасивую, но читавшую свои стихи так, что аж дух захватывало. И тогда я поняла, что у женщины в любом возрасте есть возможность быть красивой.

   И хотя Аюму прекрасно помнила, кто пробрался в их дом под видом красивой женщины, однако же понимала, что мудрости у лисицы хватает. Или практичности - как хотите назовите, а пользы не убавится. Ещё и заметила она: мать её ничему новому не училась, теряла со временем красоту всё больше и больше, а кицунэ частенько новое изобретала, частенько новому училась, совершенствовалась в известных ей искусствах. И задумалась девушка, что полезней: просто быть верной, заботливой и нежной женой или, помимо перечисленного, стремиться постоянно становится краше: по молодости - в нарядах, а далее - в стихах, песнях, музыке, каллиграфии... Да и в го она роскошно играть научилась, временами одерживала верх над "второй матерью". Амэноко посоветовала ученице заниматься с удвоенным рвением: глядишь, и до того похорошеет, что сердце какого-нибудь придирчивого учёного заберёт. Насовсем заберёт, так как конкуренток будет негусто: придирчивым мужчинам сложно угодить, но уж если сердце отдадут, то до конца жизни можно и не возвращать.

   А потом события полетели-закрутились... Вывела как-то младшая жена старшую и дочку по лавкам пройтись. Мол, выбирайте, что хотите, а я попрошу нашего дражайшего супруга всё оплатить - будет ему повод стать ещё талантливее и усерднее. И с той поры, как слуги говорили, случилось Нежданное Хозяйское Перемирие, когда обе жены ходили по лавкам, сколько хотели, да ещё и мужа поделили: пока одной неможется, она его отправляет к другой под видом заботы о другой его верной спутнице. А потом как-то вечером сковало сердце Аюму ледяным ужасом - отец тогда во дворце был - и отчего-то ринулась в покои лисицы. А там на полу сцепились Амэноко да человек с ножом... Подхватила Аюму с полу вазу да швырнула об голову наёмного убийцы. И откуда столько силы вдруг нашлось в хрупких руках? Тот упал без чувств. Дрожащие женщины скрутили его накидкой. Утром, на заре, Хикару испуганный прибежал, нож схватил, рванулся к пленённому. Тот с испугу признался, кто подослал. Оказалось, что не выдержало лютой ненависти сердце госпожи из Северных покоев: вздумала избавиться от соперницы. С тех пор хозяин насовсем позабыл о старшей жене.

   На следующей неделе взяла Амэноко с собой Аюму в лавку - мать не пускала, кричала, но дочь от неё отшатнулась, как от змеи. И ушла. По пути тихо спросила Амэноко:

   - Зачем же ты кинулась спасать кицунэ, глупая девчонка?

   Значит, заметила, но смолчала...

   - Просто... вы были со мной добры, - девушка смущённо потупилась.

   - Я всю жизнь мечтала о такой дочке, как ты, - со вздохом призналась Амэноко, - О такой смелой и смышлёной.

   Но боги вскоре послали ей сына... Красивого, смышлёного малыша...

   А потом какие-то воины задолжали торговцам слишком много. Пошли громить лавки... заодно и пару усадеб сожгли... И усадьба Хикару подвернулась им на пути в тот злосчастный день. Амэноко велела старшей жене хватать дочку и её сына и сбегать чёрным ходом. А сама вышла навстречу смутьянам, дерзкая и ослепительно прекрасная... Когда самураи, следившие за порядком в тех окрестностях, подоспели и вырвали её, истерзанную, побитую, и вернули мужу, тот, хотя и отвернулся сначала, но долго обиду за измену не хранил. Всё-таки, любимая жена спасла старшую, не смотря на жестокость той, и честь дочери заодно... С той поры сдружились хозяйская дочь и госпожа из Южных покоев. Накрепко. Так отобрала лисица у старшей жены ещё и сердце дочери...

   Не унялась госпожа из Северных покоев: выжигала её изнутри, обжигала ледяная ненависть. Пустила слух о дурном проступке мужа перед государем. Мужа сослали. Юная жена и дочь уехали следом. А старшую, всю в лживых слезах, за мужнюю обиду и предательство, её родители к себе забрали.