Проснулся от грохота: в пять утра все батареи Скобелева одновременно открыли огонь. Земля ощутимо вздрагивала, полотнища палаток полоскало от тугих ударов потревоженного воздуха, и тут уж стало не до сна.

– Чего маешься? – спросил Млынов. – Поднимись на горку, – с неё все как на ладони.

Рыжая выглядела сейчас уже не рыжей, а скорее огненной: на её скатах беспрестанно рвались снаряды. Всплески разрывов, клубы дыма, комья земли фонтанами взлетали в воздух, рёв и грохот больно били в уши.

– Зажали мы турок! – с восторгом прокричал Федору капитан Жиляй.

Адъютант Имеретинского был прав: артиллерия зажала противника, методически расстреливая его укрепления. Федор посмотрел направо, куда вёл ночью Добровольского. Он скорее угадал, чем увидел войска, стоявшие в боевых порядках, и вздохнул с облегчением, поняв, куда скакать, если Скобелев пошлёт его с приказом.

Вскоре к ним поднялся Скобелев – как всегда, в белом кителе, с Георгием на шее, – Куропаткин, Млынов, дежурный офицер и немолодой полковник-артиллерист. Генерал долго рассматривал в бинокль Рыжую и высоты правее её.

– Отменно работают артиллеристы! – прокричал полковник. – Точно и слаженно!

– Слаженно, да не точно, – отозвался Скобелев. – Второй час по одному месту – это, по-твоему, точно?

– Дальность не позволяет, Михаил Дмитриевич, – развёл руками полковник.

– Дальность?.. Млынов, прикажи Василькову выдвинуться как можно ближе к туркам.

Млынов молча побежал к батареям. Федор видел, как из общей линии отделилась четвёрка орудий. Впереди размашистой рысью ехал командир в нижней рубахе. Ездовые нещадно гнали лошадей, позади грохотали зарядные ящики и фуры.

– Мастеровой выехал, – с удовольствием отметил Скобелев. – Сейчас он им покажет кузькину мать.

– Что же он без мундира? – удивился полковник.

– Обет дал, – невозмутимо пояснил генерал. – Алексей Николаевич, что это турки на огонь не отвечают, а?

– Сам удивляюсь.

– Хитрит Рифат-паша, не хочет до времени орудия обнаруживать. Ничего, заставим. Как только Васильков пристреляется, подкиньте ему ещё парочку батарей. Посмотрим, у кого нервы крепче. Сколько Рифату лет?

– Сорок пять, что ли.

– Не «что ли», а докладывать точно! – строго сказал Скобелев. – Я должен знать, с кем воюю, а посему приказываю изучать врага досконально, вплоть до имён его любовниц. Теперь вот извольте гадать, почему он на огонь не отвечает. То ли страх, то ли выдержка, то ли расчёт – что у него на уме?

Рифат-паша ответил вдруг, но совсем не так, как можно было бы предположить. Оставив без внимания все орудия, громившие Рыжую гору, он обрушил пушечный и ружейный огонь на колонну генерала Добровольского.

– Что он стоит? – закричал Скобелев. – Мокроусов!..

Федор ринулся вниз, к подножью горы, не дожидаясь приказа: он был уверен, что знает этот приказ. Вырвав поводья у казака, вскочил в седло, с места дав шпоры. Дорогу вспоминать было некогда, и он помчался напрямик.

– Куда это он? – удивлённо спросил генерал.

– К Добровольскому, – пожал плечами Куропаткин.

– Идиот, его же убьют сейчас!

– Авось, проскочит.

– Авось? – заорал Скобелев. – На авось девки рожают, а не сражения выигрывают. Вот Рифат-паша на авось не воюет; он точно моё слабое место нащупал. Так двинул по сопатке, что искры из глаз. А этот… Жив он ещё?

– Скачет, – сказал Млынов, не отрываясь от бинокля.

– Хотел бы я знать, с каким приказом! – продолжал бушевать Скобелев. – Ведь не спросил даже! Не поинтересовался! Может, я хотел воды у него попросить… Чтоб духу его к вечеру не было, если живым вернётся!

Федор мчался, приникнув к напряжённо вытянутой, мокрой от пота лошадиной шее. Он схватил не свою лошадь, стремена оказались не по ноге, и очень боялся, что она споткнётся. Может, от этого, а может, и от уверенности, что пуля его не тронет, он не обращал внимания на обстрел. На том же аллюре вылетел из-за кустов, оказавшись перед фронтом готовых к бою шеренг.

– Вперёд! – он спрыгнул с седла. – Вперёд!..

– Вы привезли приказ? – спокойно осведомился Добровольский.

– В атаку! – крикнул Федор. – Именем генерала Скобелева!

– Господа офицеры! – помедлив, отдал приказ генерал.

Барабанщики ударили дробь. Офицеры вырвали сабли из ножен, и колонна, дружно, как на параде, шагнула навстречу турецкому огню.

– Бегом! – кричал Федор. – Сближение опаснее всего!.. Он бежал впереди в английском костюме для верховой езды, коротких сапожках и нелепой каскетке: именно этот наряд и вселял уверенность, что турки в него целиться не станут. Позади грузно топала пехота, все убыстряя шаг.

На возвышенности все молчали. Вопреки диспозиции, колонна Добровольского начала атаку раньше штурма Рыжей горы. Бой грозил перевернуться с ног на голову, но Скобелев умел подчинить общей идее любую случайность. Поэтому Куропаткин с академическим спокойствием отметил:

– Восемь двадцать три. Генерал Добровольский начал атаку Осминских высот.

– Прекрасно начал, – сказал Скобелев. – Жиляй, доложи его светлости об инициативе Добровольского и перебрось батарею прикрыть его фланг.

– Слушаюсь!

– Прикажете играть общую атаку? – спросил Куропаткин.

– Зачем? Все батареи – на линию Василькова. Ну, Рифат-паша, не ожидал ты такого афронта? – Михаил Дмитриевич азартно расхохотался. – Проверим, что ты за полководец, сейчас я тебе окончательно все карты спутаю. Млынов, вели расчехлить знамёна, а оркестрам – беспрерывно играть марши!

– Парад? – с долей иронии спросил артиллерист.

– Парад, полковник, – улыбнулся Скобелев. – Услышав оркестры и увидев мои знамёна, Рифат-паша решит, что я готовлю общую атаку и не станет спешить с резервами. А пока разберётся, Добровольский уцепится за берег Осмы.

Аскеров с береговых возвышенностей вышибли быстро: не получив подкреплений, они сопротивлялись вяло. Задохнувшиеся от бега и короткой рукопашной солдаты падали на гребнях береговых высот. Федор сидел в кукурузе, вытирая каскеткой мокрое лицо.

– Разрешите представиться, поручик Василенко.

Федор оглянулся. Чуть ниже стоял молодой офицер в расстёгнутом мундире. Нижняя рубашка была – хоть выжимай.

– Вас просит генерал.

Добровольскому пришлось пробежать изрядный кусок, продираться сквозь кустарник, и выглядел он весьма усталым.

– Исполнили, – сказал он Мокроусову. – А что это вы все впереди бежали?

– Я ещё не добежал…

Федор имел в виду переправу через Осму. Поручик Василенко понял его и поддержал:

– Порученец прав, ваше превосходительство. Не худо бы нам через речку перемахнуть, пока турки не опомнились.

– Каким образом, поручик? Аки посуху?

– Брод, – Федор ещё не отдышался от бега и говорил отрывисто. – Болгары обещали броды обозначить.

– Что – брод, – вздохнул Добровольский: ему очень не хотелось вновь бросать своих солдат под пули. – Тот берег гол, как блин. Даже кустов нет.

– Там – мельница, – пояснил Василенко. – Если мы в ней закрепимся…

– Ну, попробуйте, – с неохотой согласился генерал: он ни за что бы не рискнул, но Скобелев ценил самостоятельность. – Отберите полсотни охотников, больше не надо.

Пока поручик собирал охотников, Федор внимательно вглядывался в противоположный берег Осмы, ища обещанные знаки. На том, противоположном берегу лежало несколько лодок, и кроме них ничего не было. А что-то непременно должно было быть: Мокроусов знал, как тщательно готовится к каждому сражению Куропаткин. Он ещё раз всмотрелся, разглядывая каждую лодку, и вдруг заметил, что одна из лодок лежит носом к реке.

– Видите лодку носом к нам?

– Вижу, – поручик оглянулся на добровольцев. – За мной, ребята. Бегом и – точно за мной!

С бродом Федор не ошибся: воды оказалось чуть выше колена. Не ожидавшие этой атаки турки опомнились, когда все уже были на низменном левом берегу. Бежавший последним порученец кожей ощутил прожужжавшую пулю и тут же упал на землю.

– Ранены? – спросил Василенко.