Изменить стиль страницы

Шофер улыбнулся и уже хотел что-то сказать, но в разговор вмешался незнакомец:

- Прежде всего мы хотели бы узнать кое-что о вас. Кто вы?

С лица шофера исчезла улыбка, он вопросительно посмотрел на незнакомца. Фукуда тихо сказал:

- Не обо всем, товарищ, можно рассказывать первому встречному человеку. Извините, я полагаю, что это не должно оскорбить вас. Так нас учит жизнь и… - Он оборвал фразу.

- Вы правы! Это делает честь вашей осторожности.

Незнакомец достал из кармана удостоверение и протянул Фукуде:

- Прочтите… Теперь верите? Зовут меня Ямада. Я секретарь комитета партии центрального района Токио и пришел сюда специально, чтобы обсудить вместе ваши дела.

- Мои дела? - медленно, словно взвешивая слова, спросил Фукуда. - Хорошо! - решительно добавил он. - Прежде всего расскажу вам о себе. Все, до последней подробности. Я верю вам, не имею права не верить. Но прежде чем я дойду до сегодняшних событий, мне придется рассказать вам о многих вещах. Это может утомить вас. Уже довольно поздно, а моя история потребует немало времени.

Никто из троих не произнес ни слова, но по их лицам Фукуда понял - они будут слушать его хоть всю ночь. Тогда он закурил сигарету и, поудобнее усевшись на цыновке, начал:

- Мое детство прошло так же, как проходит детство сотен тысяч японских ребят. Не удивляйтесь, если я скажу, что в шесть лет я уже знал цену каждой иены. На лице моей матери я никогда не видел улыбки радости, зато очень часто замечал, как по ее морщинистому, изможденному лицу текли слезы… - Фукуда тяжело вздохнул. - Да, я не забыл этого! Мне было только шесть лет, но я уже перестал быть ребенком… Однажды мы с отцом вернулись домой с поля. Отец еле добрался до дверей - он не мог стоять на ногах и, не притронувшись к пище, улегся на цыновке. Его начала бить лихорадка, временами он забывался и что-то кричал.

Мать побежала к соседям. Пришли две женщины, и от них мы узнали, что в этот день в деревне заболело еще несколько взрослых и детей.

Ночью меня разбудили рыдания матери - отец умер. В нашей деревне стали твориться страшные вещи: люди умирали каждый день в нестерпимых мучениях, иногда прямо на улице. Спустя неделю приехали врачи. Уже через час после их появления по всей деревне пронеслось ужасное слово «чума». Чума! - взволнованно повторил Фукуда. - Вы понимаете, что скрывается за этим страшным словом? Смерть! Смерть сотен тысяч людей, которых уже нельзя спасти… И я эту смерть видел своими глазами. Видел трупы на порогах жилищ, трупы на полях, трупы на дороге.

Врачи, которые приехали к нам, уже не вернулись в город: самолет сбросил немного лекарств и повернул назад. Нашу и соседние деревни окружили колючей проволокой. Войска и полиция строго следили за тем, чтобы из зачумленных деревень никто не выбрался по ту сторону ограждений. Врачи были бессильны. Наше «доброе» правительство, - зло усмехнулся Фукуда, - прислало так мало лекарств, что ими невозможно было остановить победоносное шествие смерти. Император не имел времени заботиться о жизни людей из бедных, убогих деревень, и люди мерли, как мухи… Правительство считало, что людей в Японии «чересчур много», жизнь человека стоит всего несколько иен, а медикаменты дороги, очень дороги… - Фукуда скрипнул зубами. - Я бегал по всей деревне, как и остальные ребята, видел, как умирают люди. Мне тогда еще не все было понятно: ребенок остается ребенком. Все это я понял значительно позже. А тогда, еще шестилетним мальчиком, видя страшную смерть моей матери, я только давал себе клятву, что когда вырасту, то обязательно сделаюсь врачом, у меня будет белый халат и полные карманы пузырьков с жидкостью, убивающей чуму…

В числе приехавших к нам врачей был один старый доктор, который очень возмущался тем, что прислано так мало лекарств. Не помню уже, что он тогда говорил, но знаю одно - он боролся за жизнь каждого больного и проклинал тех, кто обрек люден на смерть. Я боялся этого доктора и в то же время любил его. Такие противоположные чувства довольно часто уживаются в душе ребенка… Старый доктор тоже полюбил меня - заботился обо мне, отдавал часть своего скудного пайка.

Потом эпидемия начала затухать. В нашей деревне осталось в живых всего несколько человек. Однажды вечером старый доктор стал расспрашивать меня о родственниках. Узнав, что никого из них в живых не осталось, старик решил взять меня с собой в город. Я открыл ему свою сокровенную мечту - стать врачом и убить чуму. Старый доктор погладил меня по голове и обещал помочь выучиться на врача, сказав, что мои мечты совпадают с его собственными… Мне до сих пор все еще кажется, что я чувствую на своей голове его сухую, старческую руку и слышу его дрожащий от волнения голос…

Яркий свет лампы падал на лица сидящих вокруг низенького столика мужчин. Слушая рассказ Фукуды, каждый из них мысленно переносился в свое далекое детство. Детство Фукуды ничем не отличалось от их собственного. Что из того, что в селении, где родился Косуке, не было чумы! Но ведь и там царила нужда, там тоже умирали люди, а дети знали только голод и горе…

- В городе меня отдали в школу, - продолжал Фукуда. - Старый доктор и его жена заботились обо мне, как о собственном сыне, и баловали меня чем могли. А надо сказать, что жили они бедно - старый доктор не искал богатых пациентов, как это делали его коллеги. Больше того, он избегал их. Не раз его вызывали по ночам к больным, с которыми произошел несчастный случай на фабрике. И доктор уходил и возвращался домой на рассвете, принося вместо денег горькие рассказы о нужде рабочих… А я учился. Учился прилежно, был первым учеником в классе. Мной даже заинтересовался директор школы, он ставил меня в пример другим ученикам. Часто я получал похвалы и награды за успехи.

Однажды директор школы вызвал меня к себе. Он ласково сказал, что хотя мне только двенадцать лет, но я уже являюсь гордостью его школы. Однако если я хочу быть настоящим японцем, то должен служить своему императору до последнего дыхания. Если я готов к этому, то он примет меры к переводу меня в военное училище, где обучаются будущие офицеры непобедимой армии императора… Перспектива надеть военный мундир подействовала на мое воображение. Я сразу же представил себя во главе войск, завоевывающих новые земли и славу. Такео Фукуда-победоносный полководец и герой, о котором пишут книги!.. Мне уже мерещился пышный, триумфальный въезд в родной город. Помнится, я даже поблагодарил тогда директора за его заботу обо мне.

Вернувшись домой, я обо всем рассказал своему приемному отцу… - Голос Фукуды дрогнул. - Никогда… никогда не забуду, какая печаль отразилась па его лице во время моего рассказа! Когда я умолк, старый доктор начал отговаривать меня. Он говорил, что я вступаю на опасный путь, что армия императора совсем не такая, какой она мне представляется. Он напомнил о моих детских мечтах, о благородной роли врача, помогающего народу. Но мундир и будущие лавры героя привлекали меня сильнее, чем докторский халат.

Тогда мой опекун начал говорить о несправедливости японского общества, о тяжелой доле японских рабочих и крестьян. Он разъяснил мне, что император Японии может считаться отцом далеко не для всех японцев, что он -злой отчим всем беднякам. Но старый доктор не умел говорить так, как наш директор, и я не поверил ему. Это был наш последний разговор. На следующий день сам директор проводил меня и еще нескольких учеников в военную школу. Начался новый период моей жизни…

Фукуда опустил голову. Помолчав несколько минут, он продолжал:

- Не буду вам рассказывать, как я жил в военной школе и чему там учился. Вы сами не хуже меня знаете эти дела, хотя и не были там. С утра до вечера в нас вдалбливали идеи синтоизма. После обычных уроков проводились военные занятия… А впрочем, - Фукуда махнул рукой, - вы сами знаете, как это делается. Ведь и до сих пор ничто не изменилось в большинстве таких школ. Скажу вам коротко: годы, проведенные в военной школе, должны были превратить меня и моих сверстников в машины, в безвольные механизмы, способные единственно к выполнению приказов и бездумному служению императору. Когда я окончил военную школу, то был уже не человеком, а именно такой машиной…