По-видимому, ещё на рассвете военные ледоколы «Святогор» и «Микула Селянинович» вышли в море. Дойдя до острова Мудыога, лежащего у входа в Северную Двину, верстах в пятидесяти от Архангельска, они остановились в виду приближающихся английских, американских и французских кораблей. Произошел поединок между мудьюгскими батареями и английским крейсером. Батареи Мудыога были разнесены. Одновременно с падением этого единственного укрепления на подступах к Архангельску был получен приказ командующего Северным флотом адмирала Викорста затопить оба ледокола на двинском фарватере, чтобы заградить вход в Двину вражеским кораблям. Ледоколы (или один из них - тут Марк Осипович недослышал) были затоплены, и команды их пришли в Архангельск на тральщике.

Дальнейшее представлялось весьма неясным. Одно, впрочем, было теперь совершенно ясно: враг перестал быть предполагаемой угрозой и стал несомненной реальностью, он где-то тут, совсем близко.

Марк Осипович тяжело вздохнул и крепче сжал свою суковатую трость. Мимо шёл рабочий с винтовкой за плечом.

- Власов, - окликнул его Марк Осипович, - Власов!… Андрюша!

Рабочий оглянулся.

- В чем дело? - спросил он, не останавливаясь.

Они пошли рядом.

- Ну, как в городе? - спросил Власов, помолчав.

Марк Осипович тюкнул суковатой тростью по мосткам.

- В городе, Андрюша, довольно плохо. Губисполком грузится на пароходы. По улицам рыщут переодетые офицеры. Войска ушли за реку. Английский аэроплан разбрасывает листовки. В них какой-то генерал Пуль советует ловить большевиков и обещает за это хлебца дать. Кстати, он подписывается: «Главнокомандующий всеми военными силами России». Как тебе нравится этот дикий титул?

- Дела, - сказал глухо Власов. - На судоремонтном - форменное засилье. От меньшевиков - не продохнуть, хоть топор вешай! Пропал завод. А давеча ещё чище - дяди приехали на лодках из Заостровья. Целый отряд, и Дедусенко, учредиловец, у них за главного. Их спрашивают: «Чего вам в своей деревне не сидится? Зачем вы сюда?» Они отвечают: «Вас, рабочих, от большевиков спасать приехали». Видал?

- Видал, видал своими глазами. С ружьями!

- Еще бы не с ружьями! Бандитское ж семя! Кулаки. Чистых кровей контра. Под эсеровским крылышком выращены. Ряшка у каждого - что яичница на сковороде. Так на мушку и просится!

Власов не заметил, как ускорил шаг, как быстрей застучала в деревянные расшатанные мостки трость Марка Осиповича.

В Маймаксе тоже морока. Народ окончательно сбился. Давеча на володинском заводе собрание было. Я выступил, рассказал, понимаешь, по-большевистски, какое сейчас положение, и сделал призыв всем поголовно вооружаться против интервентов. Ладно. Всё как будто правильно получается. Одни бабы, которые с мужьями пришли, начинают хлюпать кое-где. Жалко с мужьями разлучаться. А тут шелудивый меньшевик какой-то: «Слезайте, - кричит, - приехали, товарищи большевики! Убедительная картина к вашим порядочкам! Вот они, неподдельные слезы! Вся Россия под вами плачет. До ручки довели, корки хлеба нет». Я ему кричу: «А не ваш ли меньшевистский губпродкомиссар Папилов саботаж с хлебом сделал? Не ваша ли продажная шатия с капиталистами стакнулась, чтобы советскую власть голодом удушить!» Заело меня, понимаешь, своими руками пустил бы гада в расход за такую провокацию. А он соловьем разливается: «Утрите ваши народные слезы! Опасности никакой нет, а одно лишь спасение, потому что воевать с англичанами и американцами мы не будем, так и знайте. Они существуют как постоянные союзники и наши друзья. С их помощью мы большевиков в шею вышибем, а что касается хлеба, то английский пароход „Эгба“ с белой мукой у Соборной пристани давно пришвартован». Я стою неподалеку и прямо дрожу от этой гниды. Потом товарищ наш один выступал, из большевиков, и в то же самое вцепился…

Власов замолк и безнадежно махнул рукой.

- А всё-таки, - полюбопытствовал Марк Осипович, - чем же это кончилось?

- Да тем и кончилось. Мы за винтовками пошли, они - хлеб-соль готовить англичанам. Всякому своё. Ну, а теперь прощай, мне недосуг. Ребята ждут на заводе.

- Ну-ну, - сказал, вздохнув, Марк Осипович. - Раз ждут, иди!

Он протянул руку и заглянул снизу в суровое лицо Власова. На лбу Власова возле правого глаза темнел давний шрам. Они попрощались. Марк Осипович помахал ему вслед рукой и повернул в обратную сторону. На темном небе загорались первые звезды.

Долго бродил Марк Осипович под этими звездами по растревоженной Соломбале, то заходя в дома рабочих, то снова выходя на темные улицы. К полуночи Соломбала затихла. Улицы опустели. Марк Осипович заспешил домой.

У моста, перекинутого на городской берег, Марк Осипович нагнал высокую пожилую женщину, и тут их обоих едва не задержали. Какие-то люди выкатывали на мост бревна и уже перегородили ими дорогу.

Будь Марк Осипович один, он, верно, так и застрял бы на ночь в Соломбале. Но задержанная вместе с ним женщина вдруг по вдохновению назвала Марка Осиповича доктором и потащила его за рукав с моста. Их пропустили, и они продолжали путь вместе.

- Вы что же, в самом деле за врачом ходили? - спросил Марк Осипович, любопытствующий всегда и при всяких обстоятельствах.

- Нет, - сказала женщина отрывисто. - Мне нужно было попасть в город во что бы то ни стало. Вы меня простите, что я так бесцеремонна с вами. Иногда приходится.

- Ну вот, - почти обиделся Марк Осипович. - Это чепуха, пожалуйста, чего там…

Они пошли быстрей. Город притих, затаился, но не спал. Во многих окнах горел свет. Кое-где мелькали припадающие к заборам тени, кое-где поблескивал штык.

Повернув на Поморскую, они услышали за спиной цокот копыт. По улице с гортанным гиком скакали три всадника. Марк Осипович и его спутница прибавили шагу. Цокот за спиной нарастал, как лавина.

- Сюда, сюда, - тихонько вскрикнула женщина и вбежала в калитку. Марк Осипович метнулся за ней. Всадники промчались мимо.

Глава девятая

НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

Письмо обогнало Митю. Оно успело проскочить с последним поездом. Илюша, перечтя письмо трижды, всё не мог на нём сосредоточиться. Он был в состоянии какого-то горького рассеяния. Все его планы рушились. Дорога на Петроград закрыта. Подготовка в университет пошла прахом. Всё, что ему оставалось, это проторенная дорожка от дома до аптеки. Завтра утром он снова отправится в аптеку, и всё пойдет по-старому.

Илюша оглядел знакомые предметы: кряхтящий от старости обеденный стол, колченогие стулья, вылинявшие обои, тряпку, затыкающую душник. Он снова возвратился в этот мир, и надо было снова привыкать к нему.

Впрочем, Илюша не углублялся в свои ощущения. Ему просто было грустно, и он в четвертый раз принялся за письмо. Митя писал о Волге, о Москве, о златоустовских пролетариях, об акулах империализма. Он жил в огромном пространстве и в сильном движении. Илюша завидовал ему.