Ладухин, Сивков и Никишин вскинули на плечи винтовки, взяли топор и, пройдя вдоль лесной опушки до речной излучины, увидели вдалеке на пожне, возле невысокого стога, два темных пятна.

Подобравшись поближе, они увидели, что человек стар, мал ростом, одежда на нем ветхая. Он суетился подле сенного воза, охаживая тощую лошаденку, что-то прилаживая к сбруе.

Пожни были голы, пришлось лечь и пробираться к берегу ползком. Скоро и куртки и штаны намокли от луговой сырости, но мудьюжане не обращали на это внимания. Они ползли, припав к земле и не спуская глаз с копошившегося возле стога человека.

Неподалеку от избы они разделились. Один остался на месте, двое других поползли вправо и влево, окружая старика и отрезая ему путь к отступлению; Потом все разом вскочили и приблизились к нему вплотную.

Старик оказался не из робких и сразу опознал их.

- Что хотите со мной делайте, - сказал он, мотая седой бородкой, - а я знаю, кто вы такие есть.

- Откуда же ты знаешь? - спросил Ладухин, беря лошадь под уздцы.

- Да уж видать по всему - и по одежде. - Он придвинулся вплотную к Никишину и торопливо зашептал: - Про вас приказ есть срочный, чтобы задерживать, где объявитесь, и за каждого по пятьдесят тысяч рублей объявлено! Но только вы меня не опасайтесь. Мне эти деньги силой в руки не сунешь. Мы от веку христопродавцами не были, и впредь - оборони бог. Кто это и выдумал, тьфу ты, прости господи, человечьей душой на деньги торговать.

Он плюнул себе под ноги и вытер рот. Ладухин тем временем выпряг лошаденку и сказал деловито:

- Вот что, дед! Ты на нас не серчай. Худого мы ничего не сделаем, только дело у нас такое, что придется тебя на время взять ко всей нашей компании.

Они увели старика, назвавшегося Рекиным, в лес и, окружив всей партией, принялись расспрашивать. Старик рассказал всё, что он знал о положении на фронте и расположении белых застав. От него же узнали, что партия находится близ деревни Лодьмы и что речушка, на которой его взяли, тоже зовется Лодьмой.

Услышав это название, Сивков заметно повеселел и принялся расспрашивать старика о дороге к Лодьм-озеру. Старик тотчас вызвался вывести партию на тропку, ведущую к озеру. Сивков, тряхнув незаряженной винтовкой, сказал строго:

- Ладно! Веди! Только смотри, Рекин, если выведешь неверно, не обессудь: патрон на тебя извести придется!

Партия двинулась в путь и скоро вышла на тропинку. Проводник стал к востоку лицом и махнул рукой:

- Теперь так и валите! Тропка до самого озера доведет!

- Знаю! - сказал Сивков уверенно, чтобы показать, что ему места эти ведомы и что обмануть его нельзя.

- Ну и ладно! - кивнул старик. - А мне дозвольте назад идти. У меня сено не свезено.

Старика отпустили. Он пошел своей дорогой, партия зашагала по тропинке.

- Не подведет старик? - спросил Власов, шагая рядом с Сивковым.

- Пытал я его всю дорогу, агитировал, - сказал Сивков, - а что из этой агитации вышло - черт его знает. В душу человека не влезешь!

- Ладно! Поживем - увидим, - сказал Ладухин. - Выйдем к озеру - значит, всё в порядке.

Тропинка шла ровной стежкой по новой просеке. После болотных кочек и лесной чащобы дорога была легкой. Люди приободрились и шли ходко.

Вскоре просека и в самом деле вывела к Лодьм-озеру, - Рекин не обманул. На берегу озера стояли избушки. Ладухин и Никишин осторожно обшарили их, думая найти съестное, но, кроме полпуда соли да кинутых за ненадобностью старых ведер, ничего не нашли. Впрочем, и это была находка немаловажная. Всем до того опротивели бессолые, полусырые грибы, что первый суп, сваренный в ведрах, был праздником.

Случилась у озера и горькая потеря. Бездорожье и грибы доконали одного из товарищей. Полуживой, истерзанный, он отказался идти дальше. Его оставили за озером, устроив как могли в ветхой избушке. Осталось их теперь ровно тридцать.

Глава седьмая

ГОЛОС ДРУГА

Лист падал всё гуще. Ночи стали длинней и холодней.

Беглецы спали вповалку, плотно прижавшись друг к другу. Всё, что они имели, даже тепло собственного тела, было общим.

Наутро они поднимались и, расправляя онемевшие суставы, шли дальше. Первые версты были мучительны, потом ноги двигались уже сами собой, и людям казалось, что всю остальную жизнь так вот и придется брести по нескончаемым лесным чащобам, по сырым луговинам и тряским болотам.

Два дня пробирались берегом речушки Сотки. Потом разобрали по бревну охотничью избушку, навязали плотов и пошли на них вниз по реке. Вскоре оставили реку и снова пошли своим ходом, рассчитывая, что до Пинеги осталось не так уж много.

На одиннадцатый день партия вошла в зыбучие болота и едва не погибла. Земля колыхалась, шипела, жадно чавкала, тянула вниз. Сначала они с трудом вытягивали ноги из ржавой трясины, а потом и вовсе завязли. Они цеплялись друг за друга и за редкие кочки и всё ползли вперед тридцатиглавым пресмыкающимся. И земля выпустила их. Они вырвались из неё и, задыхающиеся, обессиленные, залитые по горло грязью, упали на жесткий дерн.

С ними случались странные вещи. Однажды они целый день кружили вокруг своего лагеря, несколько раз выходя к остаткам своего потухшего костра… Глаза слабели, сознание мутилось, ориентироваться было всё трудней. Они темнели от злобы и бессилия, набрасывались с бранью друг на друга - и снова шли.

В конце концов они разделились на две партии и разошлись в разные стороны. Одной партией руководил Сивков, другой Ладухин. Никишин остался с Ладухиным.

В их партии было тринадцать человек.

Они шли на восток. Обувь расползлась. Идти становилось всё трудней, и за озером Келдой их осталось одиннадцать.

Грибов уже не было. Земля становилась холодной и колючей. Стертые ноги гноились. Всё чаще хотелось отдохнуть, и всё трудней было подыматься с привалов. Случалось, что кто-нибудь, обессилев и потеряв надежду когда-нибудь дойти до конца пути, вовсе не хотел вставать. Никишин и Ладухин поднимали его силой и гнали вперед.

Караван теней двигался всё дальше и дальше. И когда последний из них потерял веру в то, что существует конец, цель пути, и город, и река, которые зовутся Пинегой, они оказались на берегу этой самой Пинеги.

Они остановились пошатываясь на берегу и смотрели на тихие воды. Но это ещё не был конец. Там, за рекой, красные, но здесь, по эту сторону, белые, и за всё время пути беглецы никогда не были в большей опасности, чем теперь. Они вступили в полосу фронта, каждый неосторожный шаг мог привести их в лапы врага. Среди них был один пинежанин, хорошо знавший эти места. Он повел их вверх по реке к городу, надеясь там ночью захватить лодки для переправы, и под вечер вывел их на тракт.

Тут неожиданно наскакал на них белый ординарец. Обе стороны были одинаково напуганы встречей. Ординарец припустил вскачь к городу, беглецы повернули в противоположную сторону. Они быстро перешли широкий луг, на котором паслась стреноженная лошадь, и укрылись в лесу.