Я решаю вернуться в магазин сегодня утром. Я мало спал, поэтому не имеет смысла бродить вокруг дома, когда я могу быть здесь и закончить работу. Находиться здесь также означает, что я смогу увидеть, как Эмили готовит себе утренний кофе, перед тем как её магазин откроется.

Она каждый день смотрит на долину реки, сидя за столиком, где случаются все свидания. Девушка выглядит задумчивой, как будто вспоминает что-то прекрасное. Я представляю, что она думает о своём свидании за этим столиком или о пейзаже, отчего её глаза блестят.

Допив остатки кофе, она широко улыбается, перед тем как встать на ноги и открыть входные двери магазина. Не пройдёт и десяти минут, как у дверей выстроится очередь. Весь город, да нет, вся страна, любит «Кофе & Пирожные Эмили». Я никогда их не пробовал, но, по словам Клайда, в этом я совершил смертный грех. Я умело избегаю соблазна, и я говорю не о кофе и булочках.

Очередь начинает собираться, и я сосредотачиваюсь на книжных полках. В моем магазине находятся четыре полки из ясеня. Они выглядят почти законченными, когда я начинаю вырезать сложные украшения, которые потом закреплю вокруг них.

Мой взгляд всё ещё блуждает, когда дверь Эмили открывается. Я даже не замечаю, что делаю. В один прекрасный день я отхвачу себе палец, если не перестану пялиться на неё как одержимый. Может быть, тогда я прекращу. А пока, я буду смотреть на её стекла и тёмно-вишнёвую дверь.

— Это чёртова девушка, как заноза в заднице, — заявляет Клайд, вваливаясь в магазин.

— Какая именно? — бормочу я.

— Сара Белфонте.

— Серьёзно что ли, — заявляю я иронично.

— Она устроила скандал возле магазина, после того, как ты ушел. А потом выглядела как потерянный щенок, ожидая, когда ты вернёшься за ней, чтобы получить обещанный минет за гребаный прилавок для Осеннего фестиваля.

Если бы я умел смеяться, то уже бы хохотал.

— Я собираюсь сделать как можно скорее работёнку для неё. А тебе советую, если ты не хочешь с ней встречаться, то старайся держаться от неё подальше. Девчонка серьёзно нацелилась на тебя, — предостерегает он меня, просовывая большие пальцы в петли ремня.

Он ждёт ответа, но я продолжаю вырезать замысловатые узоры. Он снимает свою кепку с надписью "Джон Дир", которую носит беспрестанно вот уже лет десять, проводя ладонью по своей лысой голове, прежде чем спрашивает.

— Что хотел от тебя Девлин?

— Ничего особенного.

— Может, расскажешь, парень?

— Нет.

— Надеюсь, он не просил тебя перевезти товар.

— Нет.

— Завязывай с этим, Гаррет. ФБР разнюхает, что ты снова связался с Девлином и загремишь обратно в тюрьму, — предостерегает он.

— Я завязал.

Он какое-то время смотрит на меня, не отводя глаз, затем одевает вновь свою кепку, направляясь к фанере.

— Давай сделаем Саре самый отстойный прилавок, — счастливо усмехается он. — Эта сука будет в ярости.

Мы работаем в тишине, только отвлекаясь на нескольких посетителей, которые пришли в магазин по поводу заказов. Двигатели были моей главной любовью, но резьба по древу тоже была в этом списке, только на втором месте. Мой дед научил меня плотницкому делу и резьбе по дереву. Я сидел с ним у его фургона и строгал деревяшки, с того момента, как мог держать в руках нож.

Он не мог оставаться трезвым достаточно долго, чтобы задержаться на работе, но работал строителем всю жизнь. Его часто увольняли и рассчитывали. Когда он был трезв, этот человек мог своими руками создавать произведения искусства. Когда он умер, я был слишком занят своей жизнью, чтобы приехать на похороны. Теперь я сожалею об этом.

Когда я был в тюрьме, у меня была куча свободного времени. Я использовал библиотеку и получил своё среднее образование. Я провёл большую часть этих восьми лет в чтении. И прочитал всё, что мог узнать, об архитектуре и строительстве. К тому времени, как я открыл этот магазин, у меня было столько идей, что Клайд думал, что я работаю на скорость. Я заполнил весь магазин вещами, которые мой разум создавал на протяжении десяти лет, не имея возможности претворить в жизнь. Это не делало меня счастливым, но приносило чувство удовлетворения.

Клайд возвращается в магазин, чтобы добавить последние штрихи страшному прилавку Сары. Это всё, что я могу об этом сказать. Это отвратительно. Он намеренно выполняет эту работу плохо. Я не знаю, за что он её так не любит. Но не думаю, что она была бы способна высказать ему всё, хотя не стоит исключать и такой возможности.

Дверь в магазин Эмили открывается, и я узнаю соблазнительную фигурку Дженны, что медленно входит вовнутрь. Я не вижу её лица, но её фигурку трудно не заметить. Мне больше нравится, когда у женщины не только кожа да кости. Когда есть мягкие изгибы и соблазнительные линии, как у Эмили. О, Господи, что бы я хотел сделать с её телом. Я мысленно издаю стон и двигаюсь так, чтобы мой член не упирался в молнию джинсов.

Я должен прекратить думать об Эмили. Из этого не выйдет ничего хорошего. Я лишь хочу украсть её тепло и затем отпустить. Я буду наблюдать за ней в течение следующей недели, пока слежу за Дженной, а потом я вернусь к нормальной жизни. Я больше не могу издеваться над собой. Я крепкий ублюдок, но она угрожает расплавить мою стойкость. Я не могу пойти на такой риск.

Не могу.

— Боже, к чему такая спешка, — фыркает Джордан, плюхаясь на стул с другой стороны деревянного стола.

— Снаружи мороз. Люди всегда заходят внутрь, когда снаружи холодно, — замечаю я, расставляя маффины и тыквенные пироги по полкам.

Это был просто сумасшедший день, причем с самого утра. Обычно мы с Джорданом, в общем-то, неплохо справляемся со всем и сами, но сегодня я начала подумывать о том, чтобы позвонить Беверли или Арлин.

Они работают по воскресеньям, и поэтому у нас с Джорданом выдается выходной. Я всё так же прихожу сюда и пеку, но потом могу вернуться домой и наслаждаться свободным днём. Выходные я провожу обычно с Джорданом. Но раньше я старалась провести это время с Адамом. Он обожал воскресенья. Я всегда думала, что это потому, что мы были вместе, но сейчас я догадываюсь, что причина была в том, что он мог провести ночь с другой женщиной. Я никогда не оставалась с ним на ночь, так как мне приходилось вставать ни свет, ни заря, чтобы идти готовить, а Адам не любил, когда его рано будят. Во всяком случае, он так утверждал.

Я оттесняю эти мрачные мысли и натянуто улыбаюсь. Нет смысла думать о нём и о том, что у нас было. Теперь всё кончено.

— Так ты собираешься объяснить мне, что это вчера было? — спрашиваю я, изогнув бровь.

Джордан избегает любого вопроса о том, откуда он знает Калеба. Я спрашивала его уже раз двести, и каждый раз он меняет тему или находит отговорки. Но сейчас я его поймала.

— Эм, это долгая история. Ты же знаешь моего старика. Я познакомился с Калебом через него. Я не буду пересказывать тебе эту чертовщину, поэтому сотри это печальное выражение со своего лица. Ты мой лучший друг, и ты слишком хорошо меня знаешь, — с раздражением рычит он.

Я знаю, что отец Джордана состоял в байкерском клубе и был убит. Джордан нашёл его, и это наложило свой отпечаток. Больше я ничего не знала. Джордан не любит говорить об этом, и я не принуждаю его к откровенности.

— Так, Калеб член клуба "Хаос"? — тихо спрашиваю я.

Прошлым вечером я проговорила с Дженной где-то пятьдесят минут. Она сказала, что в порядке и ещё пять минут извинялась за причинённые неудобства, когда я убедила её, что это не проблема, она почувствовала себя немного легче. Также мы говорили о её работе моделью и поступлении в колледж в этом году. Мы не обсуждали Калеба. Но, возможно, нам стоило.

— Он президент МК" Хаос".

Я киваю.

— Я хочу выйти покурить. Справишься одна?

— Конечно, иди, — фыркаю я.

Я ненавижу, когда Джордан курит, и глупая ухмылка на его лице говорит мне о том, что он знает это. Парень обходит стол и сжимает меня в объятьях, прежде чем крепко поцеловать мои волосы.