Они остановились.

— А теперь перейдите на другую сторону улицы. И без глупостей.

Мужчины направились к бару. Проводив их взглядом, Дэниэл сел за руль. Когда машина тронулась с места, они бросились за ним.

— Предатель! Мерзавец! — услышал он.

Проезжая мимо завода, Дэниэл притормозил. Возле ворот ходили пикетчики. Их было всего четверо, и они казались очень уставшими. Из-за ограды за ними следили охранники. Дэниэл насчитал двадцать человек. Двадцать здоровых парней в непромокаемых плащах против четырех пикетчиков.

Доехав до дома и поднявшись по лестнице, Дэниэл вставил ключ в замочную скважину, но, к его удивлению, дверь открылась сама. Почувствовав недоброе, он вытащил пистолет и осторожно шагнул внутрь.

— Где ты был, Дэниэл? — донесся из кухни голос Кристины. — Я уже третий раз разогреваю тебе ужин.

Глава 19

Дэниэл внезапно проснулся. В первый момент он просто почувствовал, что его глаза открыты. Закрыв их, он попытался заснуть, но это ему не удалось. Он полежал несколько минут, потом осторожно, чтобы не разбудить Кристину, выскользнул из постели, пошел в гостиную. У самой двери он оглянулся. Кристина безмятежно спала.

Он не стал зажигать свет. Бутылка, конечно, стояла там, где он ее оставил. Но выпивка не оказала на него никакого действия. Он чувствовал какую-то странную опустошенность, против которой оказались бессильны и виски, и Кристина.

Дверь спальни открылась, и на пороге гостиной появилась обнаженная Кристина.

— Извини, — сказал Дэниэл. — Я не хотел будить тебя. Но раз уж ты встала, надень ночную рубашку. Холодно.

— Что с тобой, Дэниэл? — не обращая внимания на его слова, спросила Кристина.

— Оденься.

Кристина скрылась за дверью, но вошла в том же виде.

— У тебя нет ночных рубашек, а своих я с собой не взяла.

Дэниэл улыбнулся. Кристина права: у него не было пижамы, обычно он спал в нижнем белье.

— Возьми любую рубашку.

— По-моему, я выгляжу по-идиотски. — Рубашка Дэниэла оказалась для нее слишком длинной.

— Иначе ты простудишься, — Дэниэл допил виски. — Хочешь?

Кристина покачала головой.

— Что с тобой, Дэниэл? Я никогда тебя таким не видела. Это как-то связано с твоей новой работой?

Дэниэл удивленно взглянул на нее.

— Ты и об этом знаешь?

— Конечно.

— Каким образом?

— Лучше спроси, как я узнала твой адрес. В администрации дяди у меня есть доверенные люди.

— А у них откуда такие сведения?

— У них на всех есть досье.

— То есть, твой дядя знает о наших отношениях?

Кристина молча кивнула.

— Что он сказал, когда узнал об этом?

— Сначала он очень сердился, но потом вроде бы успокоился. Не потому, что ты ему понравился, просто, на твоем месте мог оказаться и кто-нибудь похуже. Представь меня в постели с евреем-коммунистом, или негром.

— Видимо, он знает обо мне даже больше наших, — Дэниэл горько усмехнулся.

— Дядя говорил, что, если бы не забастовка, они вообще бы от тебя избавились, но сейчас момент критический и не время раскачивать лодку. Кроме того, многие тебе еще верят.

— Он ошибается. Сегодня вечером я убедился, что люди настроены против меня. Им тоже многое известно, даже то, чем мы с тобой занимаемся. Они считают, что ты — тридцать сребреников, за которые я продал себя Гердлеру.

— Но ведь кто-нибудь тебе верит?

— Надеюсь, Фил Мюррей еще не считает меня предателем. Но ведь он один.

— Мне жаль, что все так получается, — сказала Кристина. — И что ты теперь будешь делать?

— Честно говоря, не знаю. Мюррей хочет, чтобы я пока отлежался, подождал, пока все уляжется. Но я не уверен, что мне это удастся. Я просто не могу сидеть в кабинете и наблюдать, как другие работают.

— Почему бы тебе не поговорить с дядей? Конечно, ты ему не очень нравишься, но за то, что он тебя уважает, я могу поручиться.

— Не могу. Я столько лет отдал рабочим, что сейчас мне слишком тяжело их оставить. К тому же моя работа у него подтвердит все слухи.

— Я люблю тебя, — Кристина подошла ближе. — И мне больно видеть, как ты страдаешь. Я сказала, что буду ждать, когда ты меня позовешь, но я ошиблась. Я слишком люблю тебя, Дэниэл, чтобы ждать. Я хочу быть с тобой.

— Я тоже хочу быть с тобой. — Дэниэл глубоко вздохнул. — Но сейчас это невозможно.

— Что же нам делать?

— Ждать. Ждать, что сделает Мюррей. Может, он сможет все уладить.

— Вдруг ты не сможешь поступить, как он хочет, и должен будешь уйти?

— Все вероятно. Но если я уйду, то возьму тебя с собой, обещаю.

Увидев, что она вот-вот заплачет, Дэниэл обнял ее и поцеловал в щеку.

— Не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — ответила она, заглядывая ему в глаза. — Наоборот, радуюсь. Ты ведь любишь меня, правда?

— Не капризничай.

— Хотя бы чуть-чуть? — В голосе Кристины послышались жалобные нотки.

— Не чуть-чуть, — он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. — Я очень люблю тебя.

Дэниэл взглянул на лежавший календарь. Двадцать восьмое мая 1937 года, пятница. Со времени его последнего разговора с Мюрреем прошло две недели. Все эти дни он жил ожиданием обещанного Мюрреем звонка от Макдональда, но Дэйв по-прежнему молчал. Оживление, вызванное предстоящими демонстрациями, росло, сначала он тоже поддался всеобщему воодушевлению, но потом заметил, что никто из работавших в офисе не только не обращался к нему, но даже не упоминал его фамилии. Дэниэл не верил своим глазам. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал ему, что информацию о ходе забастовки он будет черпать из газет, он, наверное, только бы посмеялся.

Оторвавшись от календаря, Дэниэл посмотрел на часы. Была половина шестого. Рабочий день уже кончился, и офис опустел. Вернувшись в кабинет, Дэниэл набрал номер вашингтонской резиденции Мюррея.

— Мистер Мюррей, — ответила секретарша, — уехал в Питтсбург и будет только на следующей неделе.

Дэниэл попытался связаться с Питтсбургом. Безрезультатно.

Дэниэл достал из ящика бутылку виски. Допив оставшиеся на дне несколько капель, он снова уставился на календарь. Двадцать восьмое мая. Пятница. Мюррей просил его подождать до конца месяца. Сейчас это время пришло.

Внезапно Дэниэл застыл, пораженный простой, но почему-то только сейчас пришедшей ему в голову догадкой. Тридцать первого мая — понедельник, следовательно, он должен провести в ожидании все выходные, на которые намечены демонстрации. Неужели Гердлер все-таки прав? Неужели они, действительно, боятся, что мой уход нарушит сложившийся в профсоюзе баланс сил?

Мысль работала с беспощадной точностью. Ну хорошо, демонстрации пройдут. Что дальше? Мюррей позвонит ему, извинится и скажет, что они больше не могут работать вместе? Или они посчитают, что все в прошлом и дадут ему какую-нибудь новую работу? В любом случае, это уже не имеет никакого значения. Дэниэл посмотрел на свои руки на столе. Перемены, происшедшие с ним в последнее время, никак не отразились на них. Это по-прежнему были рабочие руки, с сильными пальцами и грубой кожей.

— Таков и я, — подумал он. — Рабочие руки, которыми кто-то, считающий себя мозгом, все время командует.

Дэниэл почувствовал, как ярость, понемногу накапливавшаяся в нем, вот-вот прорвется наружу. Сжав кулаки, он с силой ударил ими по столу. Когда он поднес руки к лицу, он увидел струящуюся кровь. Дэниэл опустил кулаки и тут же забыл о них. Решающий миг настал. Пора уходить, порвать с пассивным ожиданием и вернуться на широкую дорогу жизни. Дэниэл стал один за другим открывать ящики, проверяя, не оставил ли там что-либо важное.

Стук в дверь оторвал его от работы. Он пошел открывать. На пороге с расширенными от страха глазами стояла Нэнси.

— Слушаю вас, — коротко сказал Дэниэл.

— Я кое-что забыла на столе и вернулась. Потом я услышала, как у вас в кабинете что-то упало. С вами все в порядке?

— Да, спасибо.