Всю вторую половину дня Солиман таскал Полуночника на руках: поднимал его в кузов, спускал на землю, уносил в сторонку пописать, осторожно усаживал поесть, – одним словом, обращался с ним, как с немощным старцем.

– Это-то ерунда! – говорил он Полуночнику. – А ты вот почему мимо этих чертовых ступенек пролетел?

– Подумаешь! – хорохорился старик. – Зато если бы не я, нашего сыщика бы уже не было.

– Ерунда! – ворчал Солиман. – Нет, это ж надо было так шлепнуться!

Камилла села на красно-зеленый табурет, тот, который достался ей с самого начала. Полуночника Солиман посадил на желтый, подставив под больную ногу перевернутый тазик, а сам расположился на голубом. Четвертый, сине-зеленый, предназначался Адамбергу. Если кто-то занимал чужой табурет, Солиман выражал недовольство.

Адамберг занял свое законное место только в девять часов вечера. Один жандарм пригнал его машину, другой доставил его самого, так и не решившись спросить, почему комиссар предпочел компанию этих бродяг удобному номеру в отеле соседнего городка Мондидье.

Адамберг тяжело опустился на ожидавший его табурет. Вид у комиссара был измученный, правая рука висела на перевязи. Левой он неловко подцепил на вилку сосиску, потом три картофелины и побросал все это к себе в тарелку.

– «Увечье, – провозгласил Солиман, – физический недостаток, приводящий к нетрудоспособности, временной или постоянной».

– В багажнике моей машины, – не слушая его, сказал Адамберг, – стоят два ящика вина. Принеси их.

Солиман открыл бутылку и наполнил стаканы. Это было вино не из Сен-Виктора, поэтому наливать его имел право кто угодно. Полуночник с сомнением поднес стакан к губам, потом одобрительно кивнул.

– Давай рассказывай, парень, – потребовал он, повернувшись к Адамбергу.

– Картина преступления та же, что и раньше, – начал Адамберг. – Этого мужика тоже сначала стукнули по голове, а потом зарезали. Рядом с телом найдены довольно четкие отпечатки передних лап животного. Убитый был далеко не молод, так же как Серно и Деги. Занимался коммерцией, исколесил вдоль и поперек всю планету, продавая косметические средства.

Комиссар открыл блокнот и заглянул в него.

– Поль Элуэн, шестьдесят три года.

И убрал блокнот в карман.

– На сей раз у самого края раны эксперты нашли три волоска. Их переправили в ИКУНЖ, в Росни, – продолжал комиссар. – Я попросил их поторопиться.

– А что это такое – ИКУНЖ? – с любопытством спросил Полуночник.

– Институт криминалистики управления национальной жандармерии, – пояснил Адамберг. – Там могут установить личность убийцы по одной нитке из его носка.

– Понятно, – кивнул старик, – я просто люблю ясность.

Он с удовлетворением осмотрел свои голые ноги, обутые в огромные тяжелые ботинки.

– Я всегда подозревал, что от носков одни неприятности. Теперь-то я понял, что к чему, – пробормотал он себе под нос, потом поднял голову и приказал: – Ну, давай дальше, парень.

– Ветеринар уже исследовал эти волоски и утверждает, что они не могут принадлежать собаке. Получается, это волк.

Адамберг легонько потер раненую руку, неуклюже взял бутылку и, расплескивая вино, кое-как наполнил свой стакан.

– На сей раз преступление совершено на краю луга, и никакого креста или чего-либо подобного поблизости нет. Получается, Массар не настолько разборчив, как мы думали, если речь идет об успехе дела. Убийство произошло вдали от того места, где проживал Элуэн, и причина очевидна: город наводнен полицейскими. Из чего делаем вывод, что Массар сумел выманить свою жертву из дому. Послал записку или позвонил.

– Когда это случилось?

– Около двух часов ночи.

– Пойти на встречу в два часа ночи? Странно, – развел руками Солиман.

– Почему бы нет?

– Но старик должен был что-то заподозрить.

– Все зависит от того, под каким предлогом эту встречу назначили. Секретное сообщение, семейная тайна, шантаж, – я могу назвать тысячу способов вытащить человека из дому ночью. Мне кажется, Серно и Деги тоже не ради развлечения бродили в темноте по глухим местам. Их вызвали туда, как и Элуэна.

– Их жены ведь говорили, что никаких телефонных звонков не было.

– Были, но наверняка не в тот день. Думаю, время и место свидания оговаривалось заранее.

Солиман состроил недоверчивую гримасу.

– Знаю, знаю, Соль, ты все еще веришь в трагическую случайность, – сказал Адамберг.

– Да, это так, – важно ответил Солиман.

– Тогда объясни мне, пожалуйста, почему этому старому коммерсанту, всю жизнь торговавшему косметикой, приспичило выйти прогуляться в два часа ночи? У тебя много знакомых, совершающих моцион по ночам? Человек по природе своей не любит ночь. А теперь угадай, сколько любителей шататься по ночам я встречал за всю свою жизнь? Всего двух.

– И кто это был?

– Один – я сам, другой – один тип из моей деревни в Пиренеях. Его зовут Реймон.

– Так, а дальше? – нетерпеливо спросил Полуночник, взмахом руки отгоняя Реймона прочь.

– Дальше мы не обнаружили никакой связи между тремя убитыми, никаких причин встречаться с Массаром. Но в убийстве Элуэна все же есть одна особенность, – задумчиво проговорил комиссар.

Полуночник разложил на коленях бумагу и свернул три папиросы: для себя, Солимана и Камиллы.

– Есть один человек, желающий смерти Элуэну, – произнес Адамберг. – Кстати, такое нечасто встречается.

– Это имеет какое-нибудь отношение к Массару? – осведомился Солиман.

– Это очень старая история, – не отвечая на его вопрос, продолжал комиссар. – История обыкновенная и довольно мерзкая, и она меня очень заинтересовала. Дело было двадцать пять лет назад в Соединенных Штатах.

– Массар так далеко никогда не забирался, – заметил Полуночник.

– И все-таки эта история меня заинтересовала, – повторил Адамберг.

Он пошарил левой рукой в кармане, достал две таблетки и проглотил их, запив вином.

– Это для руки, – объяснил он.

– Что, тянет? – с сочувствием спросил Полуночник.

– Дергает.

– Ты знаешь историю о человеке, который одолжил свою руку льву? – спросил Солиман. – Льву рука очень понравилась, с ней ему было куда удобнее, и он не захотел возвращать ее человеку, так что тот прямо извелся, пытаясь придумать, как ему получить назад свое имущество…

– Хватит, Соль, – прервал его старик. – Расскажи-ка нам, парень, эту старую американскую историю, – велел он Адамбергу.

– Однажды человек набирал воду из пруда, черпая ее своей единственной рукой, – невозмутимо продолжал Солиман, – и в его ведро попала рыба без плавников. «Отпусти меня», – взмолилась рыба…

– Черт тебя дери, Соль! – вскричал Полуночник. – Не слушай его, – обернулся он к Адамбергу, – рассказывай, что там было, в Америке.

– Давным-давно жили два брата, Поль и Симон Элуэны. Они работали вместе в маленькой косметической фирме, и Симон основал ее филиал в городе Остин, штат Техас.

– Совершенно бессмысленная история, – заявил Солиман.

– Там Симон стал искать неприятностей на свою голову и нашел их, – продолжал Адамберг. – Он связался с одной женщиной, француженкой по происхождению, которая была замужем за американцем. Звали ее Ариадна Жерман, по мужу Падуэлл. Вы меня слушаете? Я спрашиваю, потому что иногда от моих рассказов люди засыпают.

– Потому что ты слишком медленно говоришь, – объяснил Полуночник.

– Да, так вот, – снова заговорил Адамберг. – Муж, американец, которого звали Джон Нил Падуэлл, тоже, видимо, не мог пройти мимо неприятностей и стал страшно ревновать свою жену. Он поймал, зверски пытал, а потом убил ее любовника.

– То есть Симона Элуэна, – подвел итог Полуночник.

– Да. Падуэлла судили. Брат убитого, Поль, – наш убитый, – давал свидетельские показания и утопил обвиняемого, так что тому уже было не отвертеться. Он представил в суде письма своего брата, в которых тот описывал, как жестоко Падуэлл обращается со своей женой. Итак, Джон Нил Падуэлл схлопотал двадцать лет тюрьмы, отсидел из них восемнадцать. Если бы не показания в суде Поля Элуэна, он мог отделаться значительно меньшим сроком, сославшись на то, что совершил преступление в состоянии аффекта.