Почти неделю вел бои окруженный сводный парашютно-десантный батальон 76-й Псковской дивизии ВДВ за дамбу Чернореченского водохранилища. Боеприпасы были на исходе, оставшиеся пятнадцать человек не ели уже три дня. Снабжение по воздуху прекратилось пять дней назад. Благо успели подготовить ко взрыву эту земляную перемычку, отделяющую водохранилище от Чернореченского каньона. Главная задача батальона была сковать как можно больше сил, держать дамбу до подхода основных ударных сил и в случае отступления или уничтожения рвануть дамбу. Контрнаступление захлебнулось в самом начале, а о десанте забыли. Патронов осталось по рожку на автомат. Капитан Усольцев закурил последнюю сигарету. Как все-таки символично: последний офицер батальона, последняя сигарета и… последний бой. А как все-таки жить хочется в свои двадцать восемь! Света, любимая жена, как жаль, что не успел увидеть сына Сережку! Ничего, главное, что есть продолжатель фамилии Усольцевых. Пацан вырастет и поймет своего отца. Ну не мог капитан поступить по другому. Не мог! Сдаться, чтобы сохранить жизнь?! Как неоднократно предлагали эти заокеанские ублюдки! Нет! У него на НП стояла взрыв-машинка, а от нее провода к зарядам в теле дамбы. Вы еще пожалеете, что сунулись сюда! Усольцев заметил наступающую пехоту турков. Быстро докурив сигарету, снял с предохранителя АКС и передернул затвор. Пока делать ему на энпэ нечего, можно еще хлопцам подсобить. Один за одним погибли последние защитники Чернореченского водохранилища. Капитан, дважды раненый в обе ноги, дополз до НП. Откинул уже ненужный автомат с пустым последним магазином. Дотянулся и взял в дрожащими руками взрывную машинку. Судорожно дыша, проверил крепление проводов. Все в порядке! Слабеющими руками провернул несколько раз ручку заводки. Уже были слышны гортанные выкрики турецких пехотинцев, которые лазили по траншеям и собирали «бакшиш», обыскивая трупы убитых десантников. «Что, суки, обрадовались?! Думаете, раз уже никто не стреляет, так значит можете спокойно по земле нашей ходить?! А вот х…й вам! Усольцев не позволит, хоть и сам умрет, но захватит вас, сволочей, с собой! На те вам!» – подумал капитан и слабеющими пальцами судорожно нажал кнопку подрыва. Серия взрывов и яростный гул известил всю округу о смерти последнего защитника водохранилища. Высвободившаяся вода с рокотом устремилась в Чернореченский каньон, сметая как спичечные коробки бронетехнику турок. Десятиметровый водяной вал покатился поизлучине реки Черная. Через двадцать минут волна накрыла поселок Черноречье и батальон американских морпехов, стоявший там на отдыхе. Далее водяная стена устремилась к Штурмовому. В потоке перемешались люди, машины, деревья и камни. Яростная стихия поглощала все на своем пути. Бешеный поток успокоился только когда соединился с водами Севастопольской бухты. Смыл железнодорожное полотно на станции Инкерман-2. На поверхности бухты плавали обезображенные трупы, бревна и всякий мусор. Наших войск там уже не было. Натовцы потеряли около шести сотен человек и кучу бронетехники.

Американцы повадились сбрасывать с самолетов что-то типа гуманитарной помощи: сначала разбрасывали листовки, потом игрушки для детей. Но эти “подарки дяди Сэма” юсовцы начиняли толом. Сколько жертв среди мирного населения! Я сам стал свидетелем того, как мальчик лет двенадцати поднял жестяную коробку из под печенья с земли, открыл и она рванула у него в руках. Помню, тогда подбежал к нему и поднял с земли. Мальчик оказался живым, но лучше бы погиб, потому что ему оторвало обе кисти рук и выбило оба глаза. Выхватил из нарукавного кармана ИПП и пытался его перевязать. А он только и лепетал: "Дяденька, у меня кисти болят и я ничего не вижу… Дяденька, что со мной? Я ничего не вижу, у меня ужасно жжет в глазах". А что я мог сказать этому пацану? Кое-как наложил жгуты из ремней на культяпки, перевязал, вколол промедол из аптечки и крикнул Герасимову, который подбежал после взрыва, чтобы открыл люк БТРа. А сам тем временем взял пацана на руки и понес в транспортер. Водителю приказал гнать до ближайшего медсанбата. Сдали пацана санитарам, у меня взяли данные и об обстоятельствах ранения мальчика. Мы еще посидели на броне, покурили и уехали.

Ну и как теперь парню жить? Наверное, никогда не смогу больше считать американцев за людей. Ну что им сделал этот мальчик? Может быть мне нужно было сразу парнишку добить из пистолета? Не подумайте, что я такой жестокий – это своего рода гуманность. Если бы пацана застрелил, то может быть избавил его от страданий физических на первом этапе и от душевных в дальнейшей жизни. Ну, вы, надеюсь понимаете о чем речь. Не знаю, но наверное очень тяжко быть, чувствовать себя неполноценным, быть своим родным обузой. Оно понятно, что для матери вы никогда не будете обузой. А этот мальчишка и жизни толком не увидел, и не увидит теперь. Во всяком случае своими глазами. Вообще, мне кажется, что любой человек с каким-либо физическим недостатком или отклонением обречен на одиночество. Но с другой стороны он не такой как все. Ну его к бесу такую исключительность! А вот еще один пример: был у меня боец, Коля Савостенко. Он только женился перед войной, парню было около двадцати лет. Ну и как-то в курилке на переформировании в Инкерманских штольнях, он показал фотографию своей жены. Девчонка была не просто красивой, всякие там кинозвезды рядом с ней просто курят кеды. Коля делился планами на будущее, рассказывал, мол какая у него жена классная и как его ждет. В общем, обычный трёп, когда есть свободное время. И вот я послал его и еще двух бойцов добыть хвороста. Через два часа бойцы принесли Николая на плащ-палатке. Из плащ-палатки ручейком вытекала кровь темно красного цвета. Я заглянул туда и меня чуть не стошнило: представьте человека укоротили до бедра. Они забрели на наше минное поле… Как остальные остались целыми остается только гадать. Обрубки ног были перемотаны ремнями, а сам Коля был в бреду. В общем, отправили пацана в тыл. В последствии узнал, не помню правда откуда, что жена от него отказалась. Вот вам и пример такой вот неординарности. А сам Николай, когда об этом узнал застрелился из трофейного пистолета. Но есть и другой пример: в соседнем батальоне был один солдат из местных, так жена пошла за ним на службу. Ее взяли санитаркой в тоже подразделение. Но до этого женщина достала всех просьбами о принятии. В общем, дошла до Мамчура, ну, а тот разрешил. Эта супружеская пара была вместе до конца. Они погибли оба на Федюниных высотах. С одной стороны это пример того, что "есть еще женщины в русских селеньях…". Уже то, что жена рядом переносит с мужем те же тяготы и лишения обязывает к тому, что он не должен быть тряпкой, и не поддаваться панике и т.д. Страшный конец их семейной жизни. Прямо как в сказке какой-нибудь "и умрем все в один день". У них так и получилось. Жена выполнила свой долг до конца, то есть "и в радости, и в горе. До тех пор, пока смерть вас не разлучит…". Я не видел, как они погибли, просто слышал об этом от офицеров соседнего батальона. Многие завидовали этому солдату, в плане того, что ему так повезло с женой. К сожалению, в наше время такие женщины рождаются одна на тысячу. Но не это главное, что пошла за ним на передовую. Главное то, что женщина любила до такой степени, что вместо того, чтобы эвакуироваться в безопасное место пошла на фронт. Оксанка – это другое дело. Мы с ней были военными и наша обязанность – это когда придет час, отдать свою жизнь не задумываясь. Моя любимая оказалась первой в нашей семье. От судьбы не уйдешь. Почему-то перед войной я только и думал о том, когда она наступит. Потому что надоело, наблюдать как военных шпыняют все кому не лень. Да, и нынешняя бойня – это своего рода встряска для армии и государства в целом. Она помогает изжить шаблонности у командования. Дедовщина у нас отпала сама собой. Потому что каждый знает, ведь в бою тебя могут подстрелить свои же. Война также выводит военных на первый план в жизни страны. Мне мой дед рассказывал, как относились к военным после Великой Отечественной в народе. Считалось, что если женщина вышла замуж за военного, то она вытащила себе в жизни счастливый билет. Так было до развала Союза. А потом, особенно после Путча 19-го августа 1991 года военных начали смешивать с грязью. Корреспонденты "независимых СМИ" сейчас боятся к нам ездить, потому что любой военный ненавидит этих писак, особенно после того, как они в мирное время нас "разоблачали". Не спорю, у нас тоже были перегибы, но армия – это не пансион для благородных девиц. Любая структура, которая носит погоны, может существовать пока в ней есть единоначалие и жесткая дисциплина. А если этого нет, то это вооруженная банда. В некотором, конечно согласен с этими журналистами. Да, в верхушках армии существует взяточничество и т.д., но оно было всегда и везде. Вы нам главное не мешайте выполнять свой долг, а все остальное приложится.