Неизвестность страшнее всего и я просто не думала о ней, запретила себе думать.

Снова послышался гул. Коридор будто встряхнуло.

Потом тишина.

Я замерла, обводя тоненьким лучом фонарика заиндевевшие стены. Звук собственного вдоха казался громом.

Нет, только не останавливайся. Поглубже вдохнув, я закрыла глаза. Вот так легче. Нет ни зловещего коридора, ни крыс, ни инея на стенах. Еще секунда…

Я дала себе немного времени, чтобы успокоиться и решиться. Теперь — идти вперед.

Есть много вещей, способных толкнуть человека сделать еще один шажок вперед. Даже если тот будет последним.

Я шла по злополучному коридору не потому, что очень уж хотела спасти свою шкуру(хотя, этот повод тоже был достаточно весомым). Безумие и страх, настигшие меня в подземелье, отступили назад. Они просто не могли соперничать с тем огромным долгом, который я так и не выплачу, если остановлюсь.

Шен, потерявший Хейли, никогда не простит себе, если пропаду еще и я. А Тайлера просто-напросто нечестно вот так вот обманывать. Слишком много на него свалилось из-за пары фраз, брошенных на том самом вечере ослепительной Летиции Кастелли.

Я думала об этом вновь и вновь, с трудом переставляя ноги.

Когда впереди забрезжили слабые лучи света, а под ногами появились следы почвы и корней растений, я просто не выдержала и разревелась.

Наружу выбралась, цепляясь за стены, едва дыша от усталости, растирая по лицу слезы и с безумной улыбкой.

Какое же счастье быть живой, целой и невредимой! Какое же это все-таки счастье…

Я упала на колени и, зачерпнув ладонями снега, вытерла лицо. Утро только-только вступило в свои права и все вокруг казалось серым.

Через пару минут я ощутила запах гари. Тот самый странный прилипчивый запах, когда привычный дым смешивается с чем-то расплавленным, оставляющим противное сладковатое послевкусие.

Я поднялась на ноги и отошла на несколько метров от выхода из тоннеля. Он казался обычной норой, засыпанной снегом. Совершенно ненадежная маскировка.

Вверху зашумело.

Я узнала бы этот звук из тысячи других. Штурмовик.

Прижавшись к стволу раскидистой ели, я посмотрела вверх. Корабль летел невысоко, на приличной скорости. Он был гораздо меньше тех, что встречались раньше и выглядел по-другому. Я слишком мало соображаю в военной технике, чтобы определить его назначение.

Порыв ветра принес еще одну порцию гари. Как раз с той стороны, куда направился корабль. Кажется, что-то стряслось, пока я бродила в треклятом тоннеле.

Берта говорила, что Джаред поведет своих людей ранним утром. Возможно, им пришлось уходить с боем.

Падших было слишком много, чтобы просто раствориться в тайге. Либо у них есть прикрытие, либо Джаред просто пустит часть своих людей в мясорубку. У этого ублюдка хватит совести. Жаль, если Берте не удалось уйти.

Сердце замерло при мысли, что Шеннард и Тайлер остались с ними. Имперцы, падшие — какая разница. Их ведь никто не пощадит.

Самое худшее — собственное бессилие чем-то помочь.

У меня было три варианта. Первый — остаться трусливо сидеть под елью, дожидаясь неизвестно чего. Второй — попытаться определить, где я нахожусь по тем лесным приметам, которым успела научиться и пойти к границе с Альянсом. И третий, самый безнадежный, вернуться и попытаться найти кого-то из близких.

В прошлой жизни я никогда не отличалась отвагой и храбростью. Я падал в обморок от высоты, готова была визжать от страха, когда видела большую собаку и приходила просто в суеверный ужас при виде змей.

Сейчас я тоже не отличалась особой доблестью. Просто не могла оставить все как есть.

На ветку ели тяжело опустился ворон и прокричал хриплое «харррр», выпуская из клюва белый пар. Склонил голову набок и недоуменно взглянул на меня.

— Харрр! — повторил уже возмущенно.

Я зачерпнула снега и, слепив шарик, швырнула в птицу. Ворон недовольно слетел с ели.

— Пошел отсюда, — зачем-то сказала я ему вслед.

Если бредешь по заснеженному лесу, и тебя мучает жажда, ни в коем случае нельзя есть снег.

Я с завистью смотрела на пушистые сугробы и уговаривала себя потерпеть еще немного. Немного до чего? Не важно.

Сколько еще продлится мое одиночество в этом лесу, неизвестно.

Утро окончательно разгулялось и, поднимая голову, я видела робкие лучики солнца, проглядывающие сквозь пелену облаков. В воздухе висела легкая морозная дымка.

В вышине снова послышался гул. На этот раз корабль пролетел слишком высоко и с земли казался лишь маленькой темной точкой.

Я поежилась и пошла вперед. Холод становился просто нестерпимым. Казалось, если остановлюсь, то просто околею. Болели растрескавшиеся губы, ныло все тело, еще пытаясь сопротивляться разрушительной силе морозе.

Насколько еще хватит моих сил? И сколько я уже прошла?

Очередной шаг отозвался мучительной болью в ноге. Лодыжку свело судорогой.

Я согнулась и беззвучно заплакала. От холода пропал голос. Зачем-то взглянула на ноги, будто бы это могло унять боль.

Всхлипнув, я замерла.

Прямо передо мной в снегу лежал кусочек черной ткани. Первое напоминание о людях за день.

Упав на колени, я схватилась за ткань, сжала его в ладонях. Потом быстро поднялась и тут же завалилась в сугроб.

Впереди были следы. Сбивчивые, запутанные, широкие, уводящие куда-то вправо. Они могли принадлежеть кому угодно, но я все же пошла за ними.

Через добрый десяток метров к следам прибавились еще два куска ткани, следы крови на снегу и брошенный нож. Я схватила его и до боли сжала в ладони.

А после я нашла того, кто оставил эти следы.

Мужчина лежал, привалившись к разлапистой ели. Одной рукой он зажимал кровоточащую рану в животе, пальцами другой чуть касался винтовки. Глаза были закрыты, а дыхание слабым и едва заметным. Умирал.

Пригнувшись, я подошла к нему, держа нож перед собой. Услышав хруст снега, он приоткрыл глаза.

Раненый даже не смог шевельнуться, и я опустила нож.

— Воды дай, — хрипло проговорил он.

— Тебе нельзя, — почти так же хрипло ответила, опускаясь рядом с ним. — Ты из падших?

Он прикрыл глаза в ответ.

— А остальные?

— Ушли.

— Кто тебя ранил?

— Имперцы. Ты дашь мне пить?

Я разочарованно покачала головой:

— У меня нет воды.

— Тогда катись в пекло… — он усмехнулся и тут же застонал от боли.

— Только после тебя, — ответила и взяла его винтовку.

Кровотечение из раны не прекращалось. Раненый страдал, и мне стало его жаль.

— У вас был бой?

— Да. Нас расстреляли как овец… Джа… — он натужно кашлянул и сплюнул. На губах остались следы крови. — Джаред оставил нас вместо мяса, а сам ушел… со своей потаскухой и ублюдками, что ему служат.

— А «Сияние»? Тайлер Гиллерти и Шеннард Кастелли? Что с ними?

Раненый снова закашлялся:

— Я видел их с Джаредом, а после меня подстрелили…

— Спасибо за винтовку, — проговорила я и развернулась чтобы уйти.

— Ле…ти… Кастелли! — окликнул раненый.

Я обернулась.

— Я никак не сдохну, а кровь приманит каких-нибудь тварей. У тебя моя винтовка…

Холод вдруг стал неощутимым. Меня вмиг обдало жаром.

— Ну что ты, Кастелли? — уже со злостью говорил раненый. — Вы же так любите благотворительность. Давай, сделай добро. Ну!

Я вскинула винтовку. Тайлер учил меня стрелять.

Предательские слезы снова выступили на глазах. Убить этого человека будет милосердием, но от этого не перестанет быть убийством. Я ведь уже стреляла в падшего…

— Стреляй, — зарычал он.

Я помедлила еще минуту, потом закрыла глаза и опустила винтовку.

— Не могу, — прошептала одной себе.

Небо было мутно-белым и бесконечно далеким. Ему было все равно и невдомек. Оно молча наблюдало за мной.

Я не могу бросить этого человека вот так. И не могу выстрелить в него.

— Тварь, — бросил раненый. — Слабая беспомощная тварь…