Джомми покачал головой. Глаза его закрылись.

— Нет. Мать как-то говорила мне, что мой папа всегда был слишком занят, чтобы исследовать тайну слэнов. А теперь оставьте меня в покое. Я знаю, ради чего вы стараетесь, и знаю, чего вы хотите, но это бесчестно, и я не буду этого делать.

— Вот и глупо, — сердито вскрикнула старуха. — Разве не честно грабить людей, живущих грабежом и обманом? Ты и Гренни будут есть сухие корки хлеба, когда мир столь богат, что из каждого банка вот-вот и высыплется золото? Разве ты не знаешь, что амбары ломятся от пшеницы, а мед течет по улицам? Твоя честность — полнейшая чушь! И это говорит тебе Гренни! Как может слэн, за которым охотятся, как за крысой, говорить, что является честным?

Джомми молчал и не только из-за того, что остро нуждался во сне. У него самого были похожие мысли.

— Куда ты пойдешь, — продолжала нажимать старуха. — Что ты будешь делать? Куда во всем этом мире может пойти маленький мальчик-слэн?

Она снизила голос, стараясь пробудить к себе симпатию.

— Твоя бедная дорогая мамочка хотела бы, чтобы ты выполнил мою просьбу. Я уверена, что у нее не было любви к человеческим существам. Я сохранила газету, чтобы показать тебе, что ее застрелили, как бешеную собаку, когда она пыталась удрать. Хочешь почитать?

— Нет, — вымолвил Джомми, и в голове его все завертелось.

Грубый голос старухи продолжал припирать его к стенке.

— Разве ты не хочешь изо всех сил бороться с миром, который так жесток к вам? Разве ты не хочешь отомстить ему? Заставь этих людишек раскаиваться в том, что они сделали! Ты же не трус!

Мальчик молчал. Старуха совсем уже заскулила.

— Жизнь очень сурова для старой Гренни. Очень сурова! Если ты не поможешь старой и бедной женщине, то она просто будет вынуждена пойти куда надо и… Ты же прочел в ее мозгу, что она может это сделать. Но она торжественно клянется тебе не делать этого, если ты дашь свое согласие помогать ей. Подумай хорошенько об этом. Она прекратит все свои порочные занятия, которыми вынуждена была заниматься, чтобы выжить в этом жестоком и жадном мире.

Джомми чувствовал себя так, как будто его избили.

— Вы отвратительная жалкая старая негодяйка, — медленно произнес Джомми, — и когда-нибудь я убью вас.

— Ну, и оставайся со мной до этого «когда-нибудь», — торжествующе сказала старуха. — И делай то, что скажет тебе Гренни, или она выдаст тебя полиции… Добро пожаловать в наш маленький дом, дорогой Джомми. Добро пожаловать. Гренни надеется, что на следующий раз, когда ты проснешься, тебе будет намного лучше.

— Да, — слабо кивнул головой мальчик, — мне обязательно будет лучше.

С этими словами он и уснул.

Через три дня Джомми последовал за старухой на кухню к двери черного хода. Кухней была пустая комнатушка, и Джомми решил не обращать внимания на грязь и беспорядок, царящие кругом. Он подумал, что старуха права. Какой бы ужасной ни была жизнь в этом бараке, надо притаиться здесь, в забвении нищеты — идеальное место для мальчика-слэна, которому нужно ждать еще шесть лет до тех пор, пока он не сможет посетить то место, где хранятся отцовские тайны; которому нужно вырасти, прежде чем он может надеяться выполнить все то, что ему было предназначено отцом и матерью.

Дверь открылась, и он увидел все, что было за нею. Он приостановился, ошеломленный зрелищем, которое открылось перед ним. Нигде во всем мире он не ожидал увидеть что-либо, похожее на «это».

Сначала был двор, заполненный старым железом и различного рода хламом. Двор, лишенный травы и деревьев, лишенный всякой красоты; неупорядоченное безжизненное пространство, замкнутое ржавым, покосившимся забором из колючей проволоки на подгнивших столбиках. Небольшой ветхий сарай, который, казалось, вот-вот развалится, располагался в самом дольнем конце этого двора. Из сарая к нему пришла мысленная картина находившейся там лошади. Сама лошадь была видна через открытую дверь.

Но взгляд Джомми быстро пронесся дальше, по ту сторону изгороди, за шаткий сарай. Там, дальше, были деревья, небольшая группа, которая окаймляла небольшой приятный луг, постепенно спускающийся к широкой речке, тускло поблескивающей в вечерних сумерках.

Но даже луг (как он отметил — часть площадки для гольфа), не задержал его внимание надолго. Земля его мечты начиналась на противоположном берегу реки, истинная волшебная страна, настоящий рай. Так как некоторые деревья загораживали вид, он мог различить только узкую полоску этого рая, с его сверкающими фонтанами и километрами цветников на различных террасах. Эта узкая, различимая часть удивительного сада содержала в себе белую дорогу.

Дорога! Разум Джомми устремился к ней. Невыразимое чувство застряло у него в горле. Дорога шла абсолютно прямо, сверкающая лента, которая с одной стороны пропадала в туманной дали. А с другой стороны, как раз у пределов его зрения, у самого горизонта, он увидел дворец. Над линией горизонта виднелась только часть основания этого грандиозного, этого невероятного строения. Основание дворца возвышалось на добрых триста метров и переходило в дальнейшем в башню, которая устремлялась в небеса еще метров на сто пятьдесят. Изумительная башня! Сто пятьдесят метров бетонного кружева и стеклопластиковых бриллиантов; сверкающее всеми цветами радуги полупрозрачное фантастическое творение человеческого разума, построенное в благородном стиле старых лет; оно не было просто украшено — оно само по себе было украшением.

Здесь, в этом сиянии триумфа архитектуры, слэны создали свой шедевр только для того, чтобы он попал в руки победителей после продолжительной и разрушительной войны.

Он был слишком красив, этот дворец. Он резал глаза, вызывал головную боль от мыслей, которые сами возникали в мозгу. Только подумать, что он жил девять лет так близко к этому месту и ни разу не видел этого замечательного достижения своей расы.

Рассуждения матери, согласно которым не стоило показывать ему дворец, были ошибочными. Он понял это, когда эта реальность возникла перед ним. «Это сделает твою жизнь более горькой, Джомми. Сознание того, что дворец слэнов принадлежит сейчас Киру Грею и его мерзкой своре, ляжет тяжелым грузом на твое сердце. Кроме того, против нас в этой части города соблюдаются особые меры предосторожности. Думаю, что ты еще успеешь насмотреться на него».

И это «успеешь насмотреться» наступило очень быстро. Но все же чувство, что он что-то упустил, не покидало его все время, пока он был с матерью и невидившими этого благородного памятника его соплеменниками.

Мать говорила ему, «эти человеческие существа никогда не узнают всех тайн этого здания. В нем есть различные чудеса, тайные комнаты и переходы, о которых не знают теперь даже слэны. Кир Грей не осознает этого, но ты должен знать, что все машины и оружие, которые так отчаянно ищут люди, упрятаны непосредственно в этом здании».

Хриплый голос резанул его слух. Джомми неохотно оторвал взгляд от великолепия, расположенного за рекой и вспомнил о Гренни, которая в это время запрягала такую же, как она сама, старую лошадь в свой фургон для хлама.

— А ну, выбрось-ка из головы эти фантазии, — скомандовала она. — И не вздумай вбить себе в голову какие-то смешные идеи. Дворец и все, что вокруг него, — не для слэнов. А теперь залезай-ка под эти одеяла и притихни. На улице обычно дежурит любящий совать свой нос в чужие дела полицейский, которому лучше не попадаться на глаза. Давай-ка побыстрее! Нам надо спешить!

Джомми бросил в сторону дворца последний жадный взгляд. Значит, этот дворец не для слэнов! Когда-нибудь он обязательно проникнет туда за Киром Греем. И когда этот день наступит… Мысль оборвалась; он дрожал от ярости и ненависти к убийцам своего отца и матери.