И было бы грубой ошибкой в словах Иринея Лионского: «Следует, чтобы к этой (Римской) Церкви, вследствие ее преимущественного первенства, обращалась каждая Церковь, т. е. верные, которые находятся повсюду, ТАК КАК в ней всегда ВЕРНЫМИ, КОТОРЫЕ приходят ОТОВСЮДУ, СОХРАНЯЛОСЬ предание, идущее от Апостолов» — видеть признание Римской Церкви хранительницей чистоты Веры. Нет, не Римская Церковь, взятая в отдельности от всей Вселенской Церкви, не Римский епископ и его община охраняют от Апостолов идущую традицию: дело соблюдения чистоты веры является результатом действия вселенской Церкви — вот что утверждает св. Ириней Лионский, ибо не чада Римской Церкви и их епископ, а «ВЕРНЫЕ, которые ПРИХОДЯТ ОТОВСЮДУ», ОХРАНЯЮТ здесь, в Риме, от Апостолов идущую традицию.

История Церкви ярко свидетельствует о благотворном и для всей Христовой Церкви спасительном взаимодействии Православного Востока и Православного Запада в их органическом единстве, в соборности их жизни. В лице своих великих богословов — Отцов Церкви — Православный Восток защитил чистоту Веры, ему принадлежала руководящая роль (за исключением IV Вселенского Собора, где руководящая роль принадлежала папе Льву I) в богословской защите и формулировке догматов Христовой Церкви, Восток оплодотворил мысль Православного Запада, а Православный Запад, в лице своих авторитетных предстоятелей древнеапостольской римской кафедры оказал мужественную и стойкую помощь Православному Востоку в его борьбе с ересями и, будучи независимым по отношению к светской власти, был неоценимой поддержкой в борьбе за соблюдение церковной дисциплины. Но Римская Церковь не сумела сохранить ясного понимания своего назначения, своей призванности быть старшим братом в Христовой Церкви и «предводительствовать в служении любви», вследствие чего, с началом стремления Римских епископов к господству над всей Церковью, стали постепенно искажаться принципы ее участия в общецерковной жизни, ее участия в служении Истине Церкви. Это искажение, как мы видели, происходило в двух направлениях: 1) в утверждении господства Римского епископа над всею Церковью и владычества над миром и 2) в провозглашении папской непогрешимости в делах веры.

Стремление к светской власти и участие в политической борьбе не являлось делом отдельных пап, но вытекало из всей папской системы. Папа Пий IX объявил РЕЛИГИОЗНООБЯЗАТЕЛЬНЫМ для верующего католика ПРИЗНАНИЕ за Римским епископом СВЕТСКОЙ ВЛАСТИ. Он осудил как заблуждение мнение, будто «Церковь не имеет власти производить насилие и вообще не имеет никакой светской власти, ни прямой, ни косвенной». Стремление к светской власти заставило пап не только окунуться в политические интриги, но и вести войны, даже самим предводительствовать своими войсками (папа Юлий II).

Более серьезным и роковым для Рима и для всей Церкви явилось стремление римских предстоятелей Церкви к утверждению непогрешимости папы в делах веры, получившее свое завершение на Ватиканском соборе 1870 года. Учение латинян о непогрешимости вытекает, говорил Хомяков, из малодушия и неверия. Ведь Церковь есть предмет веры, поскольку она есть Христово Тело и обиталище Духа Святого. У латинян же место невидимого Главы занимает видимый «викариус Дэи», «викариус Христа», вместо же невидимого Духа Божия, живущего в Теле Церкви, они поставили видимого, внешнего оракула истины в лице папы, чтобы подчиняться ему. Перед нами жалкая картина потери мистического понимания существа Церкви и упадка веры в Церковь.

В истории мы не обнаруживаем непогрешимости пап в делах веры. История свидетельствует о взаимно друг друга уничтожающих противоречиях отдельных пап, облеченных в торжественную тогу вселенского учительства. Так, папа Либерии подписывает (354) не в качестве частного лица, а в качестве епископа Рима, арианский Символ веры; папа Зосима (417–418), в противоположность своему непосредственному предшественнику Иннокентию I, высказывается сначала в пользу Пелагия; папа Вигилий (537-55) в споре о трех главах три раза менял свое мнение. «Он подчинился, наконец, решению Собора, заявив про себя, что он являлся до сих пор, к сожалению, орудием сатаны, работающим на ниспровержение Церкви, и был посему вовлечен в раздор со своими сослужителями — епископами Собора, но теперь Господь просветил его»; разителен пример папы Гонория I (625-38) в монофелитском споре: «В самом начале спора папа Гонорий, спрошенный тремя патриархами, высказался в пользу ереси», а на Шестом Вселенском Соборе (681) в числе других проповедников этой ереси был осужден и умерший папа Гонорий; папа Лев III вопреки требованию Карла Великого запретил добавление в Никео-Цареградском Символе Веры вставки «и от Сына», а папа Бенедикт VIII принял «филиоквэ» в Символ Веры, и эта вставка становится догматом латинской Церкви; папа Сикст V под угрозой анафем объявил лично им исправленный и изданный под непосредственным его наблюдением текст Вульгаты за обязательный для верующих и имеющий достоинство подлинника, но этот текст оказался настолько кишащим ошибками, что преемнику Сикста V пришлось скорее изъять его из употребления. Все это никак нельзя примирить с догматом непогрешимости в делах веры. Трагедия римского католичества не в грехах и личных преступлениях отдельных предстоятелей Римской Церкви, — личных грехов везде было много, — а в том, что в самое основание христианского вероучения и духовного строя Церкви введен дух мира сего, дух власти, дух юридического, утилитарного и земного искажения тайн Божиих. И привел этот дух к рабству, печать которого сказалась в стремлении перенести закон жизни Духа на язык внешнего механического счета, заслуги, числа и меры, что особенно сказалось в учении об индульгенциях и в казуистической морали. Заповедь Божия воспринимается не в качестве внутренней органической нормы нравственно свободной жизни во Христе, а как иго неудобоносимое, как требование сурового заимодавца, которое должно быть облегчено. Отсюда узаконение так называемой «ментальной резервации», т. е. сознательное введение ближнего в заблуждение через намеренно двусмысленный способ выражения; отсюда и учение о «сверхдолжных делах святых», из сокровищницы которых папа может покрывать недочеты верующих; отсюда и возбужденность вместо духовной уравновешенности и трезвения духовного, и религиозный сентиментализм с характерным для него стремлением ударить по нервам, растрогать и поразить воображение человека.

Католическая Церковь есть Римская Церковь. Римская не тем, что центр ее в Риме, не по языку, не потому, что она некогда почти совпадала с Римской частью империи. Она Римская по усвоенным ею от Империи духу и праву, по лежащей в ее основе римской идее. Посему было бы ошибкой утверждать или предполагать, что теория папства вышла из подтасовок, прямых подлогов, исторических ошибок, искажений Нового Завета, на замалчиваниях и иных видах искажения правды и исторической действительности, — все это послужило лишь обоснованием в психологии укоренившейся идеи. «История католичества есть история развития римско-католической идеи как духовной силы, в тайниках духа рождающейся и подчиняющей себе все — и учение, и события, и теории, и формы жизни».

X. Отступления Рима в совершении таинств

Допущены Римской Церковью отступления в древней традиции и в совершении таинств.

«Единая святая соборная и апостольская Церковь семи Вселенских Соборов совершала крещение через три погружения в воде; папа Пелагий называет троекратное погружение установлением Господним, и еще в ХIII веке совершалось на Западе крещение через три погружения во имя Святой Троицы, о чем ясно свидетельствуют в древних храмах Италии сохранившиеся священные крещальни». Но в позднейшие времена введено в Римской Церкви крещение через кропление и обливание, а с XV века изменяется и формула таинства, а именно: вместо «крещается раб Божий (имя рек) во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святаго Духа, аминь», — «Я крещу тебя (имя рек) во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Согласно древней традиции, обливанцы не должны возводиться на степень священства (св. Киприан Карфагенский).