- Вот, пожалуйста, Ла Скала, Милан. Этот человек поет за три тысячи миль от нас - видали вы что-нибудь подобное?

На его лице, которое с каждым годом процветания становилось все краснее и толще, пока не стало таким же круглым, как у стоящей рядом с ним внучки, и даже на лицах юных скептиков, заехавших сюда выпить, а теперь столпившихся в вестибюле, чтобы увезти с собой новый анекдот про старого Дика Бонсера, написано изумление, придающее и самым прожженным из них невинный и глуповатый вид.

Он опять покрутил ручку, и комнату заполнил истерический визг. «Гитлер!» Бонсер победно улыбается, словно этот демагог выполняет его личную волю. - Его небось одновременно слушают сто миллионов. А еще говорили, что все на свете изобрели англичане.

В глазах внучки Бонсер - самый великий человек на свете. Она все замечает - как он отдает приказания садовникам и официантам, как велит построить новую теплицу, расширить бассейн. А вот он стоит в вестибюле, окруженный смеющимися девушками и важного вида мужчинами - они приехали на дорогих машинах нарочно, чтобы послушать его шутки или просто пожать ему руку.

Они смеются над Бонсером, но знакомством с ним дорожат и даже хвастаются. Ибо он теперь признанный «оригинал», со всеми вытекающими отсюда преимуществами. Даже члены Свободной церкви взирают теперь с улыбкой на его кричащие костюмы и показывают знакомым его роскошную машину как местную достопримечательность. Любые его словечки запоминают и повторяют, потому что они исходят от «полковника».

И еще в нем привлекает так называемая лихость. Он пьет, играет, целует девушек. Широко известно, что он - тайный владелец нескольких ночных притонов, но это ему не вредит - ведь девять десятых жителей Эрсли посещают эти притоны. Когда полиция устраивает облаву на какой-то клуб и владельца, старого рецидивиста, приговаривают к шести месяцам тюрьмы, газеты это одобряют, но улица издевается. По общему мнению, судьи косны и мстительны; в автобусах и в барах незнакомые люди дружно решают, что «не обошлось без доноса».

«Кто-то на него накапал».

«Не сумел заручиться поддержкой, где следует».

«Ему бы посоветоваться с Диком Бонсером. Этот-то знает все ходы и выходы. Ему облава не грозит».

И такое мнение принимается благожелательно. Даже последнему бедняку приятно, что Дик Бонсер умеет обойти закон и ладит с полицией. Он окружен ореолом пирата, разбойника, человека, которому сам черт не брат.

А Нэнси, когда она в сумерках прокрадывается домой, еще чувствуя на губах поцелуй великого человека, кажется, что с солнечных высот она спускается в страшную, унылую темницу. Мать, на ее взгляд, скучнейшее существо, вечно она возится с какими-то бумагами, вечно пилит ее, чтобы занималась. Отца она презирает и жалеет, но больше все-таки презирает никчемный человечишка, сутулый, лысеющий, плохо одетый, нерешительный. И еще она знает - чувствует всеми нервами, - что над ним смеются, что мать жалеет его и считает неудачником, а советник Родуэл, друг матери, - куда более важная фигура и у них в доме, и в городе.

Но Родуэла, она определенно ненавидит. Прежде всего за то, что он пытается ее приручить. Один раз даже привлек к себе на колени - гнусная фамильярность. Ей обидно, что он держится в доме хозяином, а сам такой же нудный, как ее отец, и так же беден. Машины у него нет и костюмы такие же поношенные. Но отец еще ничего, он хотя бы тихий, не важничает. А Родуэл, особенно после того как побываешь в «Масонах» у дедушки, до того ей противен, что впору показать ему язык.

Случись кому-нибудь из них спросить, где она была, она им наврет не сморгнув: так цивилизованный человек, вынужденный жить в трущобах среди безграмотных и завистливых плебеев, скрывает свои вылазки в высший свет.

101

Крепко связывает Бонсера с Нэнси и отношение их к Табите. Они без слов договорились, что вести себя с ней надо уважительно, но по возможности не попадаться ей на глаза. Заслышав ее шаги, девочка только взглядывает на деда, и оба уходят на безопасное расстояние либо скрываются в отель. Там Табита почти не бывает, разве что рано утром, когда гости еще спят. За нее там правит надежная женщина Гледис Хоуп, в прошлом буфетчица, большая, видная, полногрудая; она укрощала скандалистов еще в худшие дни «Масонов» и следит за порядком лучше любого мужчины, безошибочно сочетая нагло-издевательский тон с веселым принуждением.

В Амбарном доме Табита живет как в крепости со своей старой верной горничной Дороги; она зорко следит за персоналом отеля, регулярно совершает инспекторские налеты, но с гостями дела не имеет. Она их не выносит, но давно убедилась, что ее протесты против мальчишеской стрижки, коротких юбок, коктейлей и поцелуев по углам не встретят сочувствия. Бедствие это стало повсеместным.

Да и сама гостиница, при всей фривольности ее тона, уже не выделяется среди других. Ее не только терпят, она необходима. Молодежь принимает ее как должное. Политики напоминают, что в России рабочим предоставляют возможность потанцевать и повеселиться. Почтенные горожане знают, что там можно отметить семейный праздник, деловые люди принимают там деловых знакомых. И все те отсталые обитатели Эрсли, что еще недавно боролись против Бонсера и его затей, сперва удивились, а потом смирились, убедившись, что их понятия о приличиях и безопасности безнадежно устарели. Даже то обстоятельство, что молодые девушки носятся с места на место в машинах, напиваются и дают себя соблазнять или насиловать, уже не кажется трагедией. Дешевый автомобиль произвел социальный переворот без видимой связи с логикой, политикой или нравственностью, самым фактом своего существования. Он вызвал к жизни тысячи дансингов и мотелей, так что никто из молодых уже не мыслит себе жизни без машины или хотя бы мотоцикла, на которых можно уезжать не только от родителей, но и от соседей и от родного города и чувствовать себя свободными, как дикари в пустыне.

А на Табиту в ее длинных платьях уже смотрят в Эрсли как на чудачку; и даже Нэнси, заразившись общим мнением, как инфекционной болезнью, теряет к ней всякое уважение. Бонсер к Табите снисходительно равнодушен, Нэнси от нее коробит.

Последнее время Нэнси страдает, потому что начала понимать отношения Бонсера с женщинами. Подсмотрев, как он целует Гледис Хоуп, она испытала такую жгучую боль, точно ее вывернули наизнанку. Она не знает, что боль эта - ревность, но уже не может от нее-избавиться.

Однажды Бонсер сам пригласил ее в «Масоны» к чаю, но забыл об этом и не вернулся вовремя. И Нэнси, зная, что Гледис Хоуп тоже отсутствует, и подозревая, что они где-то вместе, не может заставить себя уехать домой. В семь часов она еще бродит между кучами шлака за гаражом, прячась от людей, глотая слезы, как вдруг слышит удивленный возглас Табиты: - Маленькая моя! А я думала, ты давно дома.

Девочка пожимает плечами. - Отстань ты от меня.

- Но, Нэн, милая, ты знаешь, который час? Поди сюда, у тебя ленточка развязалась.

Нэнси, зажатая между гаражом и терновой изгородью, злобно огрызается: Уйди ты.

Табита, привыкшая видеть ее спокойной и очень сдержанной, не верит своим ушам. - Ты что сказала?

- Сказала «уйди».

- Разве можно так разговаривать с бабушкой?

- А мне что? Я тебя ненавижу. Только все портишь.

В ее разъяренном взгляде Табита читает неподдельную ненависть. А Нэнси вдруг ныряет у нее под рукой и пускается наутек, в поле.

Табита поражена, откуда в ней такая жестокость и непокорство, испугана ее истерическим тоном. Она чувствует, что девочке плохо. Полчаса спустя, когда уже темнеет, а Нэнси как в воду канула, она начинает воображать всякие ужасы. Она звонит в Эрсли, спрашивает, вернулась ли Нэнси. Голос Родуэла отвечает, что дома ее как будто нет. - Но вы не волнуйтесь, миссис Бонсер, она у нас особа самостоятельная.

- Можно попросить мистера Джона Бонсера? - осведомляется Табита ледяным голосом.