Она бежит домой писать Джобсону и опять не пишет. И тут из полного расстройства чувств, из отчаяния вдруг рождается потребность в молитве ощущение почти физическое. Сами собой сгибаются колени, тело готово упасть и замереть.

«Какая чушь! - одергивает она себя, удивленная и пристыженная. - Даже если б было кому молиться, в таком деле он бы мне не помог».

Чтобы не молиться, она быстро ходит по комнате, оглушенная душевным разладом. И тут в дверь стучат, и маленькая дочка хозяйки докладывает: - К вам прифол доктор Бафкет.

Табита медленно сходит вниз. В прихожей стоит лысый мужчина, сутулый, в огромной поношенной шинели. Потом она слышит голос Гарри: - Здорово, сестричка, или не узнала?

Ему приятно, что Табита как сумасшедшая бросилась ему на шею, крепко обняла и разрыдалась. Он не знает, что заменил собой бога.

- Ах, Гарри, как ты вовремя, это просто чудо.

Он ласково целует ее. - Я узнал твой адрес у поверенного. - И спрашивает с детским любопытством: - К тебе можно? Путь свободен?

- Конечно. Кому у меня быть?

- Ну мало ли, может, какие-нибудь твои друзья, из художников. - Он медленно входит в квартируй обозревает крошечную гостиную Табиты с неуверенной улыбкой первооткрывателя, обследующего интересный, но опасный уголок земли.

Табита тем временем с родственным участием разглядывает брата, которого не видела двенадцать лет. Он страшно изменился, стал толстый, лысый, с бычьей шеей. Она замечает все - нечищенную, поношенную шинель, желтые зубы, застоявшийся запах табака. Но и эти признаки времени, пренебрежения к себе вызывают у нее нежность. «Какой он добрый, - думает она. - Это сразу видно, даже по тому, как он держится».

Он смотрит на нее все с тем же наивным любопытством: - Ну как ты, Тибби? Изменилась, да, похорошела. Но у тебя-то особенных забот не было. И сообщает ей, что Эдит скончалась. Уже год прошел, неужели Табита не знала? Он, видно, считает, что о смерти его жены должны знать все. Настоящая трагедия. Совершенно нетипичная форма рака. Редчайший случай. Для него это был страшный удар, и о жене он говорит так, точно только что похоронил ее, - жалобно, со слезами в голосе. А потом и лицо и голос снова меняются.

- Но я тебе небось наскучил? - И опять поглядывает на нее с улыбкой. Да, можно понять, что в тебе нашли все эти умные люди. - Он смеется, как мальчишка-переросток. - Вон какая у меня сестричка. Кто бы мог подумать. Я перед тобой совсем шлюпик, честное слово. Но и то сказать, у тебя хватило храбрости вырваться на волю, поступить как хотелось.

- Что ты, Гарри, это-то мне ни разу не удалось.

Гарри, будто и не слышал, сетует на свою судьбу. Для этого он, скорее всего, и явился. - А я-то, я-то! Разве это жизнь?

- Но ты так успешно работал. И папину практику возродил почти на пустом месте.

Гарри опускается в кресло, и уже кажется, что человека нет, что это всего лишь печальный узел грубого старого платья. - Ну да, работать я работал, но ради чего? Засосала меня рутина, Тибби, отстал я от жизни. - И вдруг спрашивает Табиту, не согласилась бы она у него похозяйничать. Приезжай, Тибби, не дай нам пропасть. Я понимаю, после твоей веселой жизни тебе это вряд ли улыбается. Но знаешь, сейчас даже в Фруд-Грине стало получше. У нас теперь есть кинематограф, ходят новые омнибусы. Ты хоть попробуй. Если покажется слишком уж скучно, так и скажи, я пойму.

- Но, Гарри, я бы с радостью. Ты и не представляешь себе, как мне хочется пожить спокойно. Я ведь должна думать об образовании Джонни, для него это так важно.

- Джонни, Джонни? Ах да, конечно, сын, я и забыл. Он сейчас где?

- В школе. Но с будущей недели у него каникулы.

- С будущей недели... - Вид у Гарри растерянный. - Где же его поместить?

- О, Джонни где угодно поместится. Хоть в твоей прежней детской.

- Там теперь Тимоти.

- И правда. - Табита, чуть не признавшись, что забыла про старшего племянника Тимоти, вовремя прикусила язык.

- А Эллис в ночной детской, с няней. - Но, поймав на себе взгляд Табиты, полный тревожного недоумения, он бодро восклицает: - Ничего, устроимся. Главное, чтобы ты согласилась, Тибби. Ты когда приедешь? Давай прямо сегодня. Тряхнем стариной.

Он обнимает Табиту за плечи рукой в толстом рукаве, огромной и тяжелой, как передняя нога слона.

- Славное было время, - подхватывает Табита, радуясь этой тяжести. Хорошо нам жилось.

- Мы с тобой всегда ладили, - ликует Гарри.

- А твоих пациентов это не смутит? О процессе, вероятно, все читали.

- Да ну их, пациентов. Пусть говорят.

50

Гарри, уже давно признанный лучшим врачом Фруд-Грина, и в самом деле не балует своих пациентов. Он ругает их прямо в глаза; Табита слышит, как он, входя в приемную, орет на какую-то невидимую страдалицу: «А, это вы, миссис Джонс? Опять явились? Хотите сменять старые внутренности на новые?»

Но пациентам это, видимо, нравится. Телефон, только что появившийся в Кедрах, звонит без устали. Гарри, повесив трубку, проклиная погоду, проклиная больных, проклиная день, когда он родился, натягивает свою необъятную шинель и вразвалку трусит к воротам.

- Увези меня куда-нибудь, - просит он Табиту, - сил моих больше нет.

Табита заказывает билеты в театр и ужин в ресторане. «Молодчага!» радуется Гарри. Она с детства не слышала этого слова.

Но в назначенный день он испуганно спрашивает: - Разве это на сегодня? Сегодня я должен заняться счетами.

- Займешься завтра.

- Но придет Клара, она всегда помогает мне со счетами.

- Клара? - Табита с трудом припоминает ее. - Ты мне про Клару не говорил.

- Это неважно, не обращай внимания.

Он и сам не обращает внимания на Клару. Живет она неизвестно где, а появляясь в Кедрах, возникает тот тут, то там, как привидение, потом столь же неожиданно исчезает. В сорок лет Клара настоящая уродина - большущий красный нос, глаза-пуговки. Держится она смиренно, как рабыня, и всегда чем-то занята. Она не только проверяет счета для Гарри, но еще водит гулять маленькую Эллис, бегает по лавкам, штопает. С годами в ней выработалась экспансивность, которая всех раздражает. Табиту она встречает ахами: «Вот и привелось опять свидеться!», над Гарри причитает: «Несчастный, на тебе лица нет, совсем заработался, разве так можно?» И Гарри жалуется Табите: «С ума сойти от ее кудахтанья».

- Давай я буду вести твою бухгалтерию.

- Ох нет, как бы Клара не обиделась.

Театр пришлось отложить, и другого дня не находится. У Гарри все время расписано по часам. Клара объясняет Табите: - Гарри у нас нарасхват. - И сетует, стараясь пошире раскрыть свои узкие глазки (у Эдит это получалось внушительно, а у нее нелепо). - Он не щадит себя ради пациентов. Право же, он заслужил, чтобы мы немножко оберегали его покой.

Последнее - камешек в огород Табиты, но та не отвечает, потому что терпеть не может Клару. Она жалуется брату: - Эта женщина шастает по всему дому. Можно подумать, что она здесь хозяйка.

- Да, надоедлива она здорово. Она, по-моему, рассчитывала, что я возьму ее в экономки, но больно уж она суетлива.

- Хочешь, я ей намекну, что ее услуги не требуются?

- Ох нет, ради бога. Она очень обидчивая. Еще ворвется ко мне в кабинет да начнет рыдать, а мне ее утешать некогда. У меня и без того дел по горло... опять этот телефон, черт бы его побрал, и зачем только его изобрели. - Он бросается к телефону и орет в трубку: - Да, да, вы же совершенно здоровы, ничего у вас нет... ну, может быть, перед чаем, если вам не жаль моего времени и своих денег.

У Гарри нет свободной минуты, в доме нет свободного уголка. Табита, выбирая комнату для Джонни, который должен приехать через два дня, наталкивается на серьезные препятствия, тем более что Тимоти уже приехал ж решил заняться в старой детской химическими опытами.

Тимоти - бледный, плотно сбитый мальчик - унаследовал худшие черты тетки и матери. Губы у него толстые, нос длинный, глаза маленькие.