Демократия о двух концах

Демократия — самый скучный предмет, я не удивлюсь, если в скором времени возникнет даже такое выражение: «Скучно, как демократия». Не следует, однако, понимать меня в том смысле, будто я принадлежу к сторонникам автократии, олигархии или анархии. Если я говорю, что демократия скучна, то только с точки зрения писательской, а не с какой другой. Я рассматриваю ее только как тему для писателя. Нельзя себе представить менее интересного предмета. Я лично не стану читать даже величайший из литературных шедевров, если обнаружу, что слово «демократия» встречается в нем больше, чем по два раза на странице.

А вот в те времена, когда демократию только придумали, она была, наверно, предметом просто зажигательным. Например, тогда, когда Милль писал о свободе. Однако со временем интерес этот выдохся — точно так же мы сегодня безо всякого интереса относимся к тому обстоятельству, что вода состоит из двух частей водорода и одной части кислорода, хотя в те дни, когда было сделано это открытие, в обществе, наверно, только о нем и разговору было. «Слышали? Воду разложили. Оказывается, она состоит из водорода и кислорода». И всегда находился скептик, который добавлял: «Лично я никогда этому не поверю. Наверняка какое-нибудь жульничество».

Демократия скучна потому, что стала привычкой. Дата предстоящих выборов, избирательная кампания, «Отдадим голоса за нашего кандидата!», голосование, результаты, место в Законодательном собрании-штата, речи, большинство и меньшинство — и так на следующие два, три года, на следующие n лет, покуда не подойдет срок обновить лица в Законодательном собрании штата, как подходит срок обновить растения в горшках на веранде. Вот она привычная, избитая колея, по которой движется демократия, утратившая свежесть новизны. Небольшой подъем, который она переживает в разгар выборов, скоро проходит, и надо ждать когда года три, когда и все пять лет, чтобы пережить его еще раз. Самое интересное время — канун выборов, потому что перед выборами каждый удостаивается визита будущего высокого избранника, который вежливо осведомляется, как мы все поживаем, и доверительно сообщает каждому: «Я целиком и полностью завишу тут от моих друзей и доброжелателей вроде вас, вы уж не подведите меня». Вы и не догадывались, что он так беспомощен и так полагается на вас. Пережить это сладостное чувство собственной значительности простому человеку выпадает не часто. Простой человек обделен. Если бы меня попросили придумать способ оживления демократии, я бы предложил систему голосования в оба конца. Неудовлетворительность, пустота общественной жизни проистекает из одностороннего характера любых выборов. Вы избираете кого-то в какой-то представительный орган, и на том дело кончается. Этого недостаточно. Надо дать людям право удалять избранное лицо из соответствующего представительного органа; кто его туда ввел, тот пусть его оттуда и выводит. Я назвал бы это обратными выборами. Право, стоит серьезно подумать над моим предложением. Нельзя, чтобы подача голоса за человека была подобна опусканию монетки в щель ящика для сбора средств, откуда ее ни при каких обстоятельствах нельзя получить обратно — опустил, и пиши пропало. Гораздо живее пойдет дело, если демократы используют технику обратных выборов. Избранные лица будут все время настороже, как бы их избиратели не устроили им какой-нибудь сюрприз. А те в случае чего могут преспокойно заявить: «К сожалению, вы не совсем оправдали наши ожидания, и мы не можем дольше оставлять вас в таком-то представительном органе. Будьте добры покинуть его». Разработать конкретные формы подобной деятельности я предоставляю специалистам. Не сомневаюсь, что рано или поздно они их придумают, как придумали избирательную урну и возрастной ценз. У меня, например, есть такое предложение — не знаю, может, подойдет. Пусть избирательные бюллетени имеют — оставаясь тайными — определенный девиз, так что в случае надобности совершеннолетний избиратель может подать заявление следующего содержания: «Дорогой сэр. У меня есть все основания раскаиваться в том, что я голосовал за такого-то. Мой бюллетень помечен таким-то девизом. Объявляю вам, что беру свой голос назад в соответствии с принятым нами решением об обратном голосовании. Прошу вернуть мне мой избирательный бюллетень». И место за делегатом будет сохраняться лишь до тех пор, пока его избирательная урна снова не опустеет.

Великая корзина

Надеюсь, что при новых порядках корзина для бумаг получит полное признание и будет пользоваться заслуженным почетом. Ведь это не просто стоящее у вас под столом вместилище для выбрасываемых, ненужных бумаг. «Ненужность» вообще понятие относительное. Сегодняшняя важная бумага завтра становится ненужной. Новым символом времени могла бы служить не клепсидра с истекающей струйкой и не стрелка на циферблате часов, но широкогорлая корзина, в которую уходят все бумаги, обретая на дне ее окончательное равенство. Налоговая ведомость, программа продленного киносеанса, обрывок старого счета, даже письма от друзей и недругов, прочтенные и намотанные на ус, пригласительные карточки, разрисованные и выписанные с таким старанием, — где они оказываются в конце концов?

Мною открыт весьма удобный способ хранения ненужной корреспонденции. Я имею утомительную честь получать письма от людей мне совершенно неизвестных, которые жаждут научить меня, как я должен писать и о чем. Я просматриваю их все самым уважительным образом, но совершенно не имен, возможности на них ответить. И не потому, что не ценю столь превосходные советы и чувства, их продиктовавшие. Просто, когда человек писанием зарабатывает себе на жизнь, он не может обратиться к этому же занятию по окончании рабочего дня. Так что, если писатель не всегда оказывается настолько любезен, чтобы ответить на письмо, это следует извинить психологическими трудностями его профессии. И что же получается? Я прочитываю письмо, посылаю его автору мысленную благодарность и кидаю конверт и его содержимое под стол. Я точно знаю, куда попаду. Благодаря длительной практике моя рука сама чувствует, какое расстояние пролетит, в легком броске сложенный лист бумаги. Мне даже заглядывать под стол не приходится. Перелеты и недолеты, в результате которых бумага оказывается на полу, случаются у меня чрезвычайно редко. Все зависит от природы бросаемого снаряда — от его необычайной плотности, формата или веса, как, например, в случае какого-нибудь опросного листа или каталога. Может показаться неправильным, что подобная судьба постигает самые научные вопросники и анкеты, но, в сущности, ни один здравомыслящий человек не станет против этого возражать. Что же еще с ними делать? С неохотой и сожалением отправляю я их в корзину, спрашивая себя при этом, как иначе мог бы я ими распорядиться. Если я оставлю их на виду у себя на столе, они будут тревожить мою совесть. А я не хочу жить в постоянных муках совести. Убирая с глаз письмо, я снимаю лишнюю тяжесть со своей души и делаю корзину для бумаг стражем моей совести. Бросая письмо в корзинку, я никогда не комкаю его. Я отправляю его туда прямо в конверте со всеми надписями, марками и штемпелями. А свою корзинку для бумаг я почти никогда не опорожняю. Так что, если понадобится, я всегда могу перечитать письмо еще раз. Были случаи, и не столь редкие, когда по трезвом размышлении я вытаскивал выброшенное письмо из корзины и писал на него ответ.

Помимо всех прочих соображений, это ведь вопрос места. Пусть у вас самый просторный кабинет на свете и самый необозримо огромный письменный стол, все равно день ото дня свободное пространство будет сокращаться и неизбежно настанет время, когда, как говорил Шоу, «мертвые вытеснят с земли живых». Не следует обижаться на слово «мертвые». Любое письмо, пролежав неделю, становится мертвым, и тогда все, что вы можете с ним сделать, это засунуть его куда-нибудь подальше. При этом не пострадает ни та, ни эта сторона. За одну неделю дела, представлявшиеся важными и неотложными, оказываются пустячными и никому не нужными. Одни только государственные учреждения собирают огромные запасы бумаг, не ввергая их в исполинские корзинки. Они, видите ли, боятся, что когда-нибудь, в будущем, какие-нибудь из этих бумаг могут понадобиться для справок и ссылок. Но право же, на мой взгляд, чем меньше можно будет получать справок и ссылок по любому вопросу, тем уютнее будет житься в этом мире. Мы оцениваем всякое дело не просто по его настоящему значению, а в зависимости от висящего на нем мертвого груза прошлого.