В течение следующих дней Франклин поднялся вдоль идущего на север берега до бухты, врезывающейся в сушу в восточном направлении. Миновав ее, он вскоре вышел к мысу, глубоко выступающему в открытое море. Еще через несколько дней экспедиция достигла точки, за которой береговая линия принимала прежнее восточное направление. На море была буря, и о дальнейшем походе пока что нечего было думать. 18 августа Франклин, Ричардсон и Бак пошли пешком по берегу и убедились при этом, что он сохраняет прежнее направление.
К этому времени сделанные из коры каноэ настолько расшатались от ударов об льдины и волны, что дальнейшее пользование ими было не безопасным. Легко могло случиться, что челнок разломится на волне пополам и весь груз и люди окажутся в воде. Уже несколько дней, как канадцы, не привыкшие путешествовать по морю, стали громко роптать. Они требовали прекращения путешествия, и Франклин должен был признаться, что недалек день, когда он вынужден будет смириться.
«Много обстоятельств убедило меня, — говорит Франклин, — что скоро придет эта неприятная необходимость. Сильные ветры, с которыми нам в течение последних дней пришлось иметь дело, напоминали мне о скором наступлении зимы, которую мы не могли встретить здесь в этой, лишенной всякого топлива стороне. Запас нашего продовольствия состоял из трехдневного рациона пеммикана. Ожидать обогащения этого запаса было неоткуда, так как на плоском берегу, около которого мы стояли, не было возможности подкрасться к дичи, к тому же скоро откочевывающей на юг. Было ясно, что, потеряв много времени на обследование-бухт, мы не имеем видов на достижение бухты Репульс, которая представлялась нам целью в начале путешествия. Также ясно было, что мы не можем продолжать удаляться от торговых пунктов, не подвергая себя еще большей опасности».
Эти вполне резонные выводы Франклин сообщил своим, спутникам, которые во всем согласились с мнением своего начальника. Таким образом было решено повернуть обратно, а точку, достигнутую 18 августа, назвать мысом Поворотным.
На обратном пути к реке Худа каноэ попали в ужасную бурю. С трудом удалось Франклину выброситься на отмелый берег, отделавшись сравнительно небольшими повреждениями своих ломких суденышек. 25-го экспедиция прибыла к своей цели — устью реки Худа и поднялась по ней до первых порогов. План Франклина состоял в том, чтобы подняться по этой реке, возможно выше в своих каноэ и переделать их затем на маленькие, которые было бы легко переносить на плечах. Таким путем он надеялся достигнуть форта Предприятие.
В результате морского плавания Франклина было пройдено до Поворотного мыса 555 миль. К сожалению, в долготном направлении Франклин проследил побережье лишь на небольшом расстоянии, так как, следуя вдоль самого берега, каноэ заходили во все многочисленные заливы, встречавшиеся на пути. Объезд и съемка одного лишь залива Бэзерст заняли целых 9 дней. Франклин, сетуя на это, оправдывает такую, казалось бы, лишнюю трату времени тем, что у него не было другого выхода, поскольку в задачу его входило проследить направление береговой линии американского материка, а не архипелага островов.
От Поворотного мыса до бухты Репульс на севере Гудзонова залива оставалось 130 миль, тогда как экспедиция прошла по прямой линии только 40. От первоначальной надежды достигнуть этой бухты пришлось отказаться и повернуть обратно в сторону форта Предприятие. К выбору района устья реки Худа Франклина побудило то обстоятельство, что здесь не так давно еще было замечено большое количество дичи. Дальнейший путь надеялись проделать еще до зимы.
В устье реки Худа был оставлен весь лишний багаж. Вещи, могущие оказаться полезными в быту эскимосов» были расставлены так, чтобы их было видно издалека. В оловянный ящик была вложена записка, содержащая описание хода экспедиции, а ящик закопан в землю.
Ожидание Франклина найти вдоль побережья реки много дичи не оправдалось. Ни Август, отправившийся пешком на охоту, ни путешественники, плывшие в своих каноэ, не видели зверей, поспешивших удалиться в более южные широты перед лицом наступавшей зимы.
На следующий день Франклин и его спутники подошли к месту, где река образовывает большой красивый водопад. Оба каноэ были вытащены на берег и разобраны на части, из которых в течение нескольких дней изготовили два челнока значительно меньшего размера.
С первым днем сентября начались морозы и выпал снег. Зима вступала в свои права. Сильные бури гнали навстречу усталым путникам горы снега, вынуждая людей к частым остановкам. Достать топливо было неоткуда, людям приходилось ложиться прямо на замерзшую землю. Была роздана последняя порция пеммикана, и впереди был голод. Изнеможенные люди падали от дуновения ветра и нередко теряли сознание. Огромного напряжения силы воли стоило не бросить на дороге поклажу, валившуюся из рук. Труднее всего было нести оба каноэ, постоянно падавшие на землю. Наконец, одно из них совсем разбилось, и его использовали для костра, на котором сварили остатки мяса.
Носильщик, разбивший каноэ, не раз говорил, что, как только придет его очередь нести челнок, он непременно бросит его и приведет в негодность. По-видимому, он действительно исполнил свое намерение при первой возможности. Характернее всего, что этот инцидент скорее обрадовал остальных носильщиков, несмотря на то, что все они прекрасно знали, как необходимо иметь именно два челнока, так как легко могло случиться, что экспедиции пришлось бы разделиться на два отряда, чтобы легче найти себе пропитание в покрытой снегом тундре.
Царил страшный голод. К счастью, вскоре путешественники прибыли в гористую местность, покрытую большими камнями, густо поросшими съедобным лишайником. Отвратительный на вкус и вредно отзывающийся на здоровье, он все же избавил людей от голодной смерти. Изредка только удавалось добыть белых куропаток. 10 сентября повстречали стадо мускусных быков. Одну самку удалось убить, вторую ранили, но она убежала. Не прошло и несколько минут, как с убитого животного сняли шкуру, а содержимое желудка и кишки съели тут же на месте, и даже самым разборчивым это блюдо казалось вкусным.
С каждым днем все медленнее двигалась экспедиция к своей цели, все короче становились переходы. Невыносимый голод, хуже чем трудности пути, досаждал несчастным путникам. Дисциплина ослабла, стоило много труда держать всех людей вместе — они отставали и разбредались по сторонам. В течение многих дней путешественники питались одними только лишайниками, приправляемыми жженой кожей от сапогов и ремней.
«В обычных условиях нам хватило бы этого, — говорит Франклин, — но постоянное недоедание и трудности пути страшно утомили нас, и чувство голода достигло чудовищной силы».
Снега выпадало все больше, и добывать лишайники становилось все трудней, а запасы кожи заметно сокращались. Однако случались и счастливые дни. Однажды были обнаружены остатки загрызенного минувшей весной оленя, в другой раз нашли в расщелине скалы труп упавшего туда животного. В пищу шло все, не исключая рогов, костей и даже сухого помета. Редко-редко случалось, что кто-либо из охотников приносил о дну-две куропатки, как добавление к скудному обеду экспедиции. Впрочем, впоследствии стало известным, что изголодавшиеся охотники иногда съедали убитую дичь тут же на месте и приходили в лагерь с пустыми руками.
После отъезда Венцеля распределением пищи ведал Худ, исполнявший свою тяжелую обязанность с исключительной добросовестностью. Худ всегда оставлял себе самую маленькую порцию, но ничтожность выдаваемых рационов вызывала недовольство канадцев. Были также отмечены случаи кражи мяса у своих же товарищей, носившей в тех условиях характер тягчайшего преступления.
26 сентября экспедиция добралась до Меднорудной реки. Положение казалось безвыходным, так как у экспедиции не было средств переправиться через нее — последнее каноэ было оставлено в пути, потому что после нескольких падений пришло в совершенную негодность. Впрочем, каноэ, по всей вероятности, можно было бы еще починить, но измученные носильщики самовольно бросили его. Вообще же утомление было так велико, что ничто не могло заставить носильщиков повиноваться: ни страх перед наказанием, ни надежда на награду.