— А ты-то сама знаешь им цену? — словно что-то вспомнив, спросила Натали и просияла. — Чего молчишь? А ты, Гриша? Вы что, ничего не знаете? Сегодня утром мне позвонил Драницын, и первое, что он крикнул в трубку, было: «Петух в вине» в Лондоне ушел за двадцать тысяч долларов.

— Вы шутите? — Ева сжала кулаки, еще не веря услышанному. — Гриша, а ты знал?

— Откуда? — воскликнул Рубин, опрокидывая в себя остатки холодного вина. — Я же к тебе как ненормальный летел. Но я рад, о, как я рад!

— А Сара не могла украсть? — внезапно спросила Ева. — Она же терпеть меня не может.

— Сара? Да нет… Ну, лягушку дохлую в постель подложит, кофе на платье прольет, но чтобы красть целое состояние? Нет, это исключено.

— Послушай, но, если она такая противная, почему ты ее не увольняешь? — спросил Гриша.

— Я привыкаю к людям, а Сара обладает массой достоинств. Она прекрасно готовит, очень чистоплотна и не лентяйка. Я воспринимаю ее такой, какая она есть на самом деле.

— Она только что сказала нам, что увольняется…

— Нет, что вы! Она может сказать все, что угодно, но чтобы уйти от меня? Никогда. Болтушка она. Но что мы все про Сару. В моем доме — вор. — Она нервно рассмеялась и отломила ломтик сыра. — За Симона я отвечаю, как за самое себя. Пьер у нас не появлялся достаточно давно — у него что-то с печенью. Франсуа?

— Нет! — вырвалось у Евы. — Ему я доверяю.

— Тогда почему же ты не доверяешь Бернару?

— Я этого не говорила.

— Может, просто хорошенько обыскать дом? Осмотреть каждый уголок, заглянуть в подвал, винный погреб, чулан, на чердак… Не могли же картины исчезнуть бесследно. Их, вероятно, кто-то спрятал. Хотя все это, согласитесь, более чем странное воровство, зато тщательно продуманное. Надо ведь было найти художника, который пошел на такое… Ну что ж, предлагаю начать немедленно, прямо с гостиной. Холсты, очевидно, свернуты в рулоны, их порядка двадцати пяти штук, разных размеров, все-таки не иголка… Гриша, не стесняйся, в моем доме идеальный порядок, а потому искать будет очень легко. Сейфы я открою лично. Можете простукивать стены, пол. Если придется обращаться в полицию, в любом случае первым делом начнут обыскивать дом.

— Предлагаю отправить Сару за покупками или еще куда-нибудь.

— Отлично. Сара-а!

На обыск дома ушло больше трех часов. Натали, в перепачканной блузе и съехавшей на бок косынке, вернулась в гостиную и без сил рухнула в кресло. Вскоре спустилась с чердака Ева. Последним пришел Гриша. Все молчали.

— Судя по тому, что вы пришли с пустыми руками, картин в доме нет. Ева, ты искала в своей мастерской?

— Искала. И парк обшарила — ничего. И в плотницкой у Франсуа — тоже ничего.

— А у Бернара?

Ева покраснела и покачала головой.

— Там я не смотрела. Мне ужасно неловко. Я даже его имя боюсь теперь произносить. Думаю, он не простит меня.

— Он, кстати, скоро придет. В пять вернется Сара, и мы пообедаем, а пока ты можешь поболтать с Гришей. Я немного отдохну…

Гриша, оказавшись в комнате Евы, на всякий случай запер дверь на ключ и достал из кармана конверт.

— Это я нашел в комнате вашей служанки. Конверт был спрятан в коробок с печеньем, там двойное дно. — Он извлек снимок, на котором была изображена маленькая Сара, сидящая на коленях у мужчины, очевидно, у отца.

— Ты не знаешь, кто это? — спросил Гриша.

— Нет. А что написано на обороте?

— Ничего. Хотя посмотри, вот здесь, внизу, название фотоателье — «Флер Бурже» и год — тысяча девятьсот восьмидесятый.

— Знаешь, я могла бы спросить у Натали, но что-то останавливает меня… Гриша, ты говорил, у тебя в Париже много знакомых. Постарайся что-нибудь узнать об ателье и фотографии. Может, это как-то прольет свет… Хотя и так видно, что это ее отец.

Она тяжело вздохнула и достала из кармана джинсов книжечку стихов Поля Фора, открыла ее где-то посередине, и оттуда выпал кусок пленки.

— Взгляни, — произнесла Ева, — это я нашла в комнате Бернара.

— Но ведь ты сказала, что не была там!

— Была, как видишь. Понимаешь, для меня это очень важно. Книга лежала на столе, под лампой. Здесь отсняты мои картины. Что скажешь?

— Я говорил тебе, чтобы ты все бросала к черту и ехала со мной в Италию или еще куда! — взорвался Гриша и мгновенно перешел на шепот. — Я и сам уже ничего не понимаю. Я бы на твоем месте дождался Бернара и спокойно все выяснил.

— Конечно, я так и сделаю.

— А ты не знаешь, что делаю в этом городе я? Мы с тобой уже столько часов вместе, а ты ни разу даже не посмотрела в мою сторону. Неужели пропажа картин для тебя важнее меня? — По его тону сложно было понять, шутит он или говорит всерьез.

Ева подошла и обняла его.

— Прости, я действительно веду себя, как настоящая эгоистка. Ты заслуживаешь лучшего. Но меня уже не исправишь. Скажи мне, я сильно изменилась с тех пор, как уехала из Москвы?

— Ты словно бы повзрослела. Движения стали более плавными и в то же время более уверенными, что ли… А во взгляде — отчаяние. Ты так часто смотришь, когда у тебя возникают проблемы.

По коридору кто-то шел, шаги приближались, и наконец в дверь постучали.

— Это вернулся Бернар, — прошептала Ева. — Оставайся здесь, я сама все скажу ему. — Она поцеловала Гришу и открыла дверь.

Бернар, увидев в комнате Евы Рубина, несколько мгновений находился в шоке, но потом взял себя в руки и поздоровался.

— Извини, у меня куча дел. Я приеду вечером. — Гриша неловко пожал ему руку и скрылся за дверью.

Ева заметила, как изменился Бернар: напряженное лицо и взгляд животного, которое предчувствует близкую смерть.

— Я не знаю, зачем ты это сделал, но после всего этого я не могу оставаться с тобой, — набравшись решимости, сказала Ева и отвернулась к окну. — Где мои картины?

— Какие картины? — изумленно спросил Бернар. — Что происходит? Ты исчезаешь, никого не предупредив, а потом так же внезапно возвращаешься и в чем-то еще меня обвиняешь!

— Разве Натали тебе ничего не сказала?

— Сказала, но только то, что ты вернулась. Она даже не предупредила меня о том, что у нас Рубин. Он, надо полагать, приехал за тобой?

— Теперь уже, наверное, да. — Она в двух словах объяснила ему все, что касалось пропажи картин, и показала пленку, найденную в его комнате.

— Я ничего не фотографировал и ничего не крал. Но после всех подозрений я уже и сам не хочу оставаться здесь. Я два дня не спал и занимался самокопанием. Я вспоминал каждое слово, сказанное тебе накануне. Я устал, понимаешь? Сначала от Натали, которая замучила меня своими условиями и договорами, а теперь еще и ты… Все, с меня довольно! Я ухожу. Со временем ты сама во всем разберешься и поймешь, кто прав, а кто виноват. Возможно, нам было полезно какое-то время побыть порознь. А что касается пропавших картин, то я готов возместить твои потери. Назови сумму, и уже завтра утром я смогу тебе заплатить. А вот это, — сказал он и дрожащей рукой, достав чековую книжку, что-то написал в ней, — на расходы, связанные с твоим отъездом или переездом… Я не знаю, какие у тебя планы… — Он повернулся и вышел из комнаты.

Но, вместо того чтобы броситься его догонять, Ева лишь пожала плечами и взяла чек.

— Что ж, пусть будет так.

И лишь когда она увидела, как отъезжает его машина, она поняла, что произошло: от нее ушел Бернар. Мужчина, с которым она была так счастлива. Даже Гриша, который всегда был для нее ангелом-хранителем, вряд ли мог теперь чем-нибудь ей помочь. Что же будет с ней дальше? Последние три месяца были настолько яркими, что от нее ускользнуло ощущение реальности. Глупо было бы думать, что так продлится всю жизнь…

Сзади послышался шорох. Ева оглянулась и увидела Натали.

— Я заметила, в каком состоянии ушел от тебя Бернар. Я понимаю, что не имею права вмешиваться в ваши отношения, но, по-моему, ты его чем-то обидела. Судя по всему, ты предложила ему осмотреть его комнату в поисках картин. Я угадала? Ты могла бы обратиться ко мне. Мне было бы это сделать намного удобнее.