«Правильно», отвечает король. «Но прибавьте к этому, всякого, кто будет помехой моему самодержавию, и я вперед обещаю на долю палачей, которых я предоставляю в ваше распоряжение, столько-то процентов с доходов конфискации».

После чего король и церковь — Фердинанд V и Торквемада — мирно совещаются в тиши кабинета о наилучших способах увеличения жертв и отнятия всякой возможности спасения намеченной жертвы.

Они окружают себя опытными юрисконсультами; они роются в человеческой совести, чтобы в ней не осталось ни одного тайного уголка, укрывшегося от их гнусного взора. Они пытаются упразднить все то, что чувство справедливости даже самых диких народов уважало до сих пор.

Они не признают ни ошибки, ни прощения.

Необходимо, чтобы несчастный, на которого упал их взор, не мог избежать ни смерти, ни разорения, ни, по крайней мере, бесчестия.

Они владыки мира и людей.

Людей они превращают в животных, мир — в бойню, в которой инквизитор и король, с засученными рукавами, по горло утопающие в крови, душат человеческую мысль, в то время как у двери, агенты папской и королевской казны (фиска) берут пошлину с каждой скатившейся головы.

Торквемада, облеченный титулом и властью великого инквизитора, не терял времени и энергично принялся за дело.

Он поручил двум асессорам составить конституцию нового трибунала и приготовить статьи для его свода законов, изучив предварительно труд Николая Эймерика и правила, которых инквизиция придерживалась в четырнадцатом веке[14]. Закончив «с помощью образованных людей» эту предварительную работу, он собрал юнту[15], состоящую из инквизиторов четырех уже учрежденных в Кастилии трибуналов, из обоих асессоров и королевских советников. Это заседание состоялось в Севилье и приняло 29 октября 1484 года следующие правила, которые мы кратко разберем на основании подлинной копии, найденной среди документов, сохраненных в инквизиционных архивах. Эти первые законы испанской инквизиции получили название «Инструкций».

Новый свод законов был подразделен на двадцать восемь статей.

Первые три определяли способ учреждения трибуналов в городах, опубликования мер против еретиков и непокаявшихся добровольно отступников, и назначали срок ходатайства о помиловании, которое давало возможность избежать конфискации имущества.

Эти установления ничем не отличались от установлений старой инквизиции.

Четвертая говорила о том, что добровольная исповедь явившихся с покаянием, согласно объявления о сроке помилования должна быть записана в присутствии инквизитора и секретаря, причем кающиеся должны отвечать на все вопросы и требования, предложенные им инквизитором касательно их вероисповеданий, их соучастников и тех лиц, об отступничестве которых им достоверно известно или которое они только подозревают. Эта статья даровала помилование человеку лишь в случае выдачи им других.

Пятая запрещала тайно разрешать от грехов того, кто добровольно в них покаялся, за исключением того единственного случая, когда о его преступлении никому не было известно и его огласки нечего было опасаться.

Легко себе представить, насколько эта мера была жестокой. Она выставляла на позор публичного ауто-да-фе даже того человека, который откровенно и чистосердечно признался в своей вине.

Благодаря ей, несметные суммы перешли в руки римского суда. Тысячи новых христиан обращались к папе. Они соглашались откровенно признаться в своем прошлом и обещались добросовестно исполнять свои христианские обязанности, лишь бы согласились их тайно помиловать. Римская курия пользовалась растерянностью этих запуганных людей и выдавала им за деньги папские грамоты, которые должны были избавить их от всякого рода преследований[16].

В шестой статье было твердо установлено, чтобы в числе наказаний «примиренного с церковью» входил бы запрет носить на себе какие бы то ни было предметы роскоши, как-то: золото, серебро, жемчуга, шелк, дорогие ткани. Таким гнусным образом всем становилось известно, на какой позор был обречен за свою ересь «примиренный»; ужасное постановление, которое тоже способствовало к обогащению римского верховного суда без конца поступающими просьбами о выдаче папских указов о помиловании.

Седьмой статьей добровольно покаявшимся назначались денежные штрафы, причем указывалось, что мера эта принята для наблюдения за защитой католической веры; но она еще более ясно показывала на цель, которую преследовала скупость Фердинанда при учреждении инквизиции.

Восьмая статья гласила, что добровольно кающийся и явившийся на исповедь после истечения срока ходатайствования о помиловании не может быть освобожден от наказания конфискации имущества, вынесенного ему по приговору и вполне заслуженного им.

Итак, ничто не могло спасти ни вашей чести, ни вашего состояния.

В тех редких случаях, когда прощал религиозный фанатизм, на смену являлась королевская алчность, которая не щадила никогда.

В девятой статье было сказано, что если по истечении срока ходатайства о помиловании принесут добровольное покаяние лица, моложе двадцати лет, и если будет доказано, что они впали в заблуждение под влиянием своих родителей, то достаточно назначить им самое легкое наказание.

Но что называли эти бесчувственные варвары легким наказанием? — Носить публично в течение двух лет «san benito», присутствовать в таком виде по праздникам у обедни и участвовать в процессиях или же подвергаться каким-нибудь другим унижениям.

В десятой инквизиторам предлагалось в их акте о помиловании указывать время, когда помилованный впал в ересь, дабы знать, какая часть его имущества принадлежала казне. Суровость этой статьи сделала то, что многие мужья лишились приданого своих жен, потому что оно им было уплачено после совершения родителями их жен преступления.

Всякому, впрочем, ясна растяжимость такого рода предписания и какое смятение, какие потери оно должно было причинить самым почтенным и невинным семьям.

Одиннадцатая статья гласила, что если еретик, томившийся в тайных тюрьмах Сант-Оффицио, и искренно раскаявшийся, ходатайствовал о помиловании, то таковое ему могло быть даровано, причем он приговаривался лишь в виде наказания, к «бессрочной тюрьме».

Это весьма относительное смягчение зависело, значит, исключительно от настроения инквизиторов.

Пытки иудеев. Гравюра 15 в.

В двенадцатой говорилось, что если в случае, предусмотренном предыдущей статьей, инквизиторам казалось, что покаяние виновного было не искренним, они должны были отказать ему в помиловании, объявить его лжепокаявшимся и, как такового, приговорить к выдаче гражданскому суду, что было равносильно приговору к сожжению.

Эта статья не оставляет никакого сомнения: жизнь заключенного зависела от произвола инквизиторов, и его постоянные попытки к раскаянию не приводили ни к чему, коль скоро какой-нибудь невежественный или недоброжелательный монах отказывался ему верить.

Тринадцатой статьей было установлено, что если человек, помилованный после добровольного покаяния, похвалялся сокрытием каких-либо своих преступлений, или если по наведенным справкам становилось известным, что он совершил их больше, чем он показал, то он арестовывался и судился как лжепокаявшийся.

Это установление привело на костер тысячи жертв; во-первых, потому что считались убежденными еретиками те, которые ими не были, в то время как поддельные заявления анонимных авторов считались достоверными; во-вторых, потому что злословие (а чаще неправильное толкование) могло повлиять на судьбу того несчастного, которому бы не удалось доказать ошибочности возведенных на него обвинений и убедить судей, отказывающихся сообщить ему содержание документов его дела.