Изменить стиль страницы

Эта догадка была одним из самых страшных открытий и пониманий в ее жизни. Знать, что могла это изменить, что видела, как боялся ребенок отца в подпитии — и ничего не предпринимала, было ужасно. И навсегда, наверное, поселило в ее сердце вину перед сыном. Она знала, что сделает что угодно, откажется от всего на свете для себя, лишь бы дать что-то Шурке, лишь бы он получил все, имел, что ни пожелает. Нет, она не баловала его и очень старалась воспитать хорошим, достойным человеком. Понимала, что ему предстоит стать мужчиной, и не хотела, чтоб тот стал подобным тем, кого сейчас так много вокруг, и кто ну никак не похож на «мужчин». Но хотела, чтобы он смог чего-то добиться. А уж теперь, когда Сашка так увлекся хоккеем, она готова была пойти на что угодно, лишь бы помочь сыну достичь заветной цели. Осуществить мечту.

Однако, несмотря на то, что они с сыном достигли огромных результатов в лечении, несмотря на то, что его без всяких оговорок взяли в обычную школу и давно сняли диагноз — Шурке плохо давалось общение с одногодками и чужими людьми. Оттого и была Наталья настолько благодарна девочке Насте, рядом с которой ее сын ощущал себя настолько свободно, что «заливался соловьем», забывая об ошибках и неправильных склонениях. И она поощряла эту дружбу. Старалась дать частичку семьи и тепла и Насте, в благодарность за то, что девочка делала ее сына уверенней в себе и счастливей.

Наталья даже, тайком от детей, пыталась выяснить, не могут ли они удочерить Настю? Но Вера Семеновна сказала, что им, к сожалению, такого, скорее всего не разрешат. И не только из-за проблем с документами Насти, но и потому, что Наталья — мать-одиночка, да и их материальное состояние не убедит попечительский совет в том, что она сможет содержать двух детей. Наташа очень расстроилась. Ей хотелось и Насте помочь, и порадовать своего сына. И Наталья не боялась того, что пришлось бы работать больше. А если бы у нее своих детей было двое, разве бы она их не смогла бы обеспечить? Смогла бы! Костьми легла бы, но сумела бы. Однако ее доводов, похоже, никто здесь не будет слушать. Такова система.

Потому, чтобы хоть как-то компенсировать разочарование, о котором дети даже не знали, Наталья очень хотела устроить им самый настоящий праздник на Новый год.

Допив свой чай и налив себе еще, она открыла тетрадку и стала составлять меню. Остановилась на мгновение, подумав, что надо еще обязательно позвать Анну Трофимовну, соседку сверху. Пенсионерка совсем одинока, ни детей, ни внуков. А с тех пор, как три года назад умерла мать Наташи, Анна Трофимовна им очень помогала, всегда с радостью сидела с Шуркой, если Наталья задерживалась на работе. Да и Настю уже успела полюбить, сочувствовала девочке, как и сама Наташа. Наверняка соседке не с кем праздновать. А они ее любят и будут рады. Получится почти настоящая семья.

ГЛАВА 4

Оказывается, у праздников есть запах и вкус. Раньше она никогда не знала этого. Те конфеты, что им всегда дарили по случаю Нового года в приюте, слишком быстро заканчивались, и имели даже не вкус, а скорее, привкус все того же одиночества. Словно подчеркивали, насколько именно они, дети из этого детского дома, никому не нужны. Теперь же, еще даже не притронувшись к шоколадке, которая лежала на столе, в гостиной у Саши, она точно знала, каков на вкус этот праздник. И дело было не в сладостях.

Терпкий, тягучий и липкий, как смола, застывшая капельками на стволе и по всему коридору, свежий-свежий запах хвои пропитал дом. Он окутывал каждого, кто только переступал порог квартиры и заставлял глаза всех, даже взрослых, сверкать совсем по-другому. Настя же просидела перед елкой целый час, просто нюхая воздух. И не могла надышаться этим ароматом. Он казался ей настолько нереальным, и таким волшебным, что она боялась упустить и самую маленькую частичку. Она, если честно, даже несколько раз отщипывала длинные сизо-зеленые иглы сосны и жевала те, наполняя рот горьковато-терпким вкусом. Насте хотелось еще лучше распробовать и запомнить все-все.

Сашка смотрел на нее с выражением сомнения на лице, пытался убедить, что это не самый вкусный обед. А потом не выдержал и сам сжевал пару иголок, из интереса, и за компанию с подругой.

А еще этот праздник пах мандаринами. Они были не очень большие, с чуть зеленоватыми боками, но показались и Насте, и Сашке, такими вкусными, что дети не только моментально слопали выделенное им угощение, но и шкурки от тех сжевали. В большой пиале на подоконнике в кухне лежали остальные мандарины, и им не запрещали те брать. Но и, несмотря на нетерпение, они не торопились за новым фруктом. Саше и Насте самим хотелось растянуть это удовольствие настоящего праздника как можно дольше.

Тетя Наташа и бабушка Аня, соседка Саши сверху, весь день что-то резали и варили на кухне. То и дело они подключали к готовке и их с Сашкой, и друзья с упоением подносили банки с солеными огурцами и горошком из кладовой, резали яйца и, облизываясь, поглядывали на колбасу, которую нарезала бабушка Аня. Мелко-мелко, чтобы казалось, что той больше, как объясняла соседка с улыбкой.

Они вихрем носились по кухне, успевая и заглянуть на пекущийся пирог через стекло горячей духовки, и утащить по кусочку толстой, жирной селедки, пока тетя Наташа отвлеклась на закипевшую картошку на плите. То и дело взрослые с улыбкой прикрикивали на них и отправляли в гостиную, чтобы «не путались под ногами». Но уже через минуту звали опять, требуя что-то принести или, наоборот, спрятать.

И Настя с Сашкой, который на правах старшего руководил их передвижениями, радостно носились по квартире туда-сюда.

И все-все это казалось ей искристым и звонким. Все запахи переплетались между собой, смешивались с ароматом хвои и мандарин, и, как ни странно, эта какофония не отталкивала, наоборот, делала праздник очень «вкусным» и потрясающим.

Утром, с самого-самого утра, еще до того, как окончательно посветлело на улице, тетя Наташа забрала ее из приюта. Мама Саши где-то смогла раздобыть целых два пригласительных на детский утренник. И они с Сашкой, который ворчал, что уже большой, чтобы выряжаться пиратом и водить хоровод с мелкотней, пошли смотреть представление. У Насти тоже был костюм. Бабушка Аня пошила ей наряд лесной феи из какого-то старого платья. И Настя то и дело подбегала то к зеркалу в холле детского дома культуры, то заглядывала в отражения окон — любуясь на себя. Даже Сашка перестал ворчать, увидев, сколько восторга принес ей этот утренник. Улыбался, подшучивал, дергал ее за ухо, но все равно — начал вместе с подругой искренне радоваться празднику.

А Настя — она не просто радовалась. Она, казалось, всей кожей впитывала каждый звук и мерцание мишуры, загадочное покачивание елочных игрушек, отражающих блики света. Даже представление показалось ей самым настоящим. Не игрой актеров, а всамделишней историей, разворачивающейся на ее глазах. Никогда, даже будучи самой маленькой, она не воспринимала представления так. А теперь — теперь верила в сказку. И все — благодаря немногословному, но такому доброму и веселому мальчишке, который сидел рядом, хохоча над игрой актеров на сцене. Ее самому лучшему, настоящему и единственному другу — Сашке.

Все последние месяцы стали сказкой для Насти, и все из-за него. Никогда бы она не поверила, что в ее жизни может появиться друг. А он не только появился, но и целую «семью» с собой привел. И пусть Настя понимала, что тетя Наташа не ее мать, и пусть давала себе отчет, что Анна Трофимовна — в принципе, совсем чужая женщина, это никак не отражалось на ее восприятии. Эти несколько человек стали настолько близки и дороги ей, что Настя даже не смогла бы выразить степень своих ощущений словами. Они были единственной семьей, которую она знала и имела. И пусть Вера Семеновна несколько раз предупреждала ее, чтобы Настя не привязывалась к тем очень сильно, ведь удочерить тетя Наташа ее никогда не сможет, не позволят ей. Пусть объясняли девочке, что все эти люди — чужие ей, Настя кивала головой, и не верила. Ведь в душе точно знала — нет у нее людей ближе и родней.