– Готов, – уверенно пророкотал Дин гордо вскинув голову. Только сейчас, стоя здесь, в укромной тени чащи среди болот и развалин он осознал ради чего он жил. Нет, он не хотел быть героем, готовым на самопожертвование спасителем, ему были абсолютно безразличны чужие судьбы. Он жил ради мести. Он дышал местью. Больше всего на свете ему всегда хотелось найти убийцу сестры и уничтожить его. И вот тот стоит перед ним, страстно желая пасть от его руки. Ему не за чем было жить. Он никого не любил, не видел света во мраке, он жил прошлым, всеми силами сбегая от настоящего. Ни с Шутом были так похожи… оба были безумцами и оба жаждали смерти.

Белокурый демон улыбнулся. Его тонкая, изящная трость превратилась в чёрный кинжал, тускло сияющий в неярком, мутном свете бесовских огоньков. Дин взял его, ледяной метал обжигал руки замогильным холодом. Шут закрыл глаза, обнажая свою призрачную, белёсую грудь. Дину не было страшно. Он уверил себя в том, что все прожитые с момента смерти сестры годы это лишь жуткий, реалистичный сон, кажущийся иногда бесконечно долгим. В том, что совсем скоро он проснётся в кровати своего старого, уютного домика, заберётся на просевшую крышу амбара из красного кирпича, где будет сидеть его милая, добрая Энни и вместе они встретят холодный, туманный, осенний рассвет. Он вонзил кинжал, разрубая им хрупкие, призрачные кости, мягкая, мёртвая, холодная плоть легко поддавалась. Шериф вскрыл грудную клетку Шуту, но тот даже не поморщился. Тогда Дин отбросил кинжал и вырвал из его груди ещё живое, трепещущее сердце. В тот же миг демон растворился, словно ночной морок, а его сердце рассыпалось в руках Дина, превращаясь в скорбный пепел пустынной дороги смерти и просачиваясь сквозь его цепкие пальцы. Он чувствовал, что теперь тоже свободен. Он рухнул лишённый сил на сырой мох, едва тронутый снегом. С каждой секундой, с каждым вздохом уходила его бессмысленно и грешно прожитая жизнь. Дин смотрел на небо, пытался проникнуть в его чёрные, бездонные просторы, полные загадок и серебристых отблесков звёзд. Вяло и лениво пошёл снег, укрывающий сверкающим одеялом, скорбную, продрогшую, истерзанную землю. Эти маленькие, пушистые снежинки были похожи на перья светлых небесных ангелов. Теперь это место очистилось от ядовитой, проклятой скверны и морока трупного гниения. Дин чувствовал холод, неминуемую близость всепоглощающей смерти. В отдалении он слышал причудливый вой полицейских сирен. Ему жутко хотелось курить. Он знал, что не успеет. Он медленно достал пачку сигарет из внутреннего, нагрудного кармана своего пальто руками, испачканными в пепле, жаждущем воскрешения. «Заканчивается…» – подумал он, доставая негнущимися, окоченевшими пальцами сигарету из полупустой пачки и зажимая её между губами. Страшно ли ему было умирать теперь? Нет, он лишился всего: семьи, друзей, уважения, он обезумел и потерял все ориентиры в жизни. Он был человеком, навечно оставшимся в прошлом. Он не был героем, а был простым человеком, лицом в серой, безутешной толпе. Он зажёг свою сигарету плохо работающей зажигалкой и попытался втянуть в себя ядовитый, горький дым. Его лёгкие болезненно сжались. «Перед смертью не надышишься..» – подумал он и ухмыльнулся он. В этот момент жизнь покинула его тело, сигарета потухла, упав на тонкий слой осторожного снега. Это видели лишь белые, мутные глаза загадочной чащи. Наконец он ступил на пустынную дорогу, покрытую серым, скорбным, вечно жаждущим обильных дождей, пеплом.

Смерть – это неизбежная часть нашего существования. Мы рождаемся и умираем. Вопрос лишь в том, как мы уйдём из этой жизни: побеждёнными или на равных со смертью. Он не боялся её, и даже ангелы смерти не смогли стереть ухмылку с его лица. Как ушёл из этого мира Дин? Он ушёл на равных.

Эпилог.

Светлело. Лес озарился яркими, сюрреалистическими и гротескными отблесками мигалок двух полицейских машин и одной кареты скорой помощи. Жёлтая оградительная лента извивалась блестящей, жёлтой, гигантской змеёй, среди деревьях, скованных зимней, снежной, сказкой. Вокруг тела Дина бегали и суетились люди в чёрной, полицейской форме. Они казались воронами, такими жалкими и сиротливыми, совершенно беззащитными перед лицом великой, непокорной смерти.

– Он мёртв и в этом нет никаких сомнений, – отходя от окоченевшего тела, констатировал врач. – Сейчас мне будет сложно что-либо сказать. Всё покажет вскрытие.

– Мы даже подумать не могли, что он окажется сумасшедшим, – печально покачав головой, сказал врачу полицейский и нервно закурил сигарету. – Хорошо, что Джим остался жив, и пуля лишь слегка повредила мягкие ткани.

Они стояли, негромко переговариваясь в отдалении от остальных, боясь высказывать свои предположения, открывать друг другу свои бредовые мысли. Они будут молчать, испуганно прятать всю жизнь свои сокровенные мысли, воспоминания о том дне в самые тёмные и укромные закоулки души. Ведь воспоминания – это призрачные ощущения, полустёртые чувства, похожие на мираж, рассыпающиеся, словно пирамида из раскалённого, сухого песка. Им было страшно. Их слышала только древняя, занесённая снегом чаща, зорко наблюдающая за всем своими блестящими глазами.

В тени деревьев стоял высокий, худощавый и статный молодой человек с длинными волосами, темнее ночи, синими, пронзительными, сияющими глазами, в чёрном костюме тройке почти сливавшимся с рубашкой, цвета графита. В изящных, благородных руках, на которых были чёрные, замшевые перчатки, он держал тонкую, аккуратную трость, а на голове его был цилиндр. Если бы здесь был Джим, то он узнал бы в нём того самого человека, сказавшего ему о лживых глазах. Но здесь его никто не замечал, он оставался заботливо сокрытым тенью леса. Неожиданно напротив него словно из воздуха появилась Николь, одетая в белое, воздушное платье выше колена. Они стояли, глядя друг на друга, их разделяли не больше двух метров, но никто не смел сделать первый шаг навстречу друг другу.

– Азраил, – чуть слышно прошептала она и вежливо поклонилась, признавая своё незначительное поражение. Странный молодой человек приподнял свой цилиндр и поклонился ей в ответ, хищно и самодовольно улыбаясь.

Подул холодный, северный ветер, вестник скорбной зимней поры, поднимая в дрожащий от напряжения воздух миллионы сверкающих снежинок. Николь и Азраил исчезли, растворились в ожившей, мутной, белёсой пелене. Осталась только тьма. Да, эта игра была закончена, малозначимые фигуры сметены с доски. Но игроки остались.