Вячеславу Николаевичу стало вдруг тоскливо. Устал он от этой сумасшедшей работы по руководству научно-исследовательскими институтами. Тяжелое дело. Тут тебе и экономика, и строительная физика, и предварительно напряженный железобетон, и санитарная техника, и экспериментальные проекты жилых домов, и акустика, и всякая другая научная всячина, которую порой без разбега и не выговоришь.

На такой должности, будь человек хоть три раза профессором, у него все равно голова кругом пойдет.

Вячеслав Николаевич побарабанил пальцами по оконному переплету и впервые с затаенной опаской подумал, что вдруг он выбрал шапку не по себе.

Организационную работу он, конечно, в руках держит надежно. Но ведь, кроме нее, в институтах, как опара на тяжелых дрожжах, чуть не каждый месяц всходят одна за другой всякие теории. Поди разберись в них, сообрази, стоящее это дело или мыльный пузырь, как иногда оказывается. Письма тоже подваливают, что плановая тема, мол, в процессе разработки оказалась бесперспективной, математические методы поголовно стали внедрять…

Вот и Жебелев теперь со своим предложением ломится. Уж тут-то, казалось бы, чего изобретать? Все решено, все утверждено коллегией. С другой стороны — не дурак ведь Жебелев, чтобы на стенку лезть…

Глава 15. Казеннов против Жебелева

Иван Михайлович, мягко придыхая на гласных и ритмично подчеркивая аллитерирующие согласные, прочитал Жебелеву формулировку его доклада на ученом совете: «К вопросу о возможной эффективности отдельных параметров сборности в перспективе применения железобетонных конструкций в промышленном строительстве с учетом суммарных затрат их составляющих, а также коэффициентов принятых капитальных вложений».

Николай Павлович привстал на стуле.

— Как, как?

«Значит, правильно, — довольно подумал Казеннов, — сам докладчик с ходу ухватить не может».

Ученый секретарь снисходительно поглядел на руководителя сектора, не оценившего логичной и отточенной формулировки вопроса, и повторил ее.

— Это на каком же языке? — прищурившись, спросил Жебелев.

— Обычный научный язык, — улыбнулся Казеннов, — ясный и простой… «К вопросу…»

— Погодите, Иван Михайлович, — попросил Жебелев. — Тут же так закручено, что черт ногу сломит.

— Что вы, батенька мой, — горячо возразил ученый секретарь. — Все же очень легко понять. Объяснить вам?

— Валяйте, — разрешил Николай Павлович, у которого глаза вдруг стали веселыми. — Валяйте… Может, и в самом деле пойму.

— Например, «К вопросу…», — сказал Казеннов и разъяснил. — Это же элементарно понимается как подход к вопросу. Глядите!

Иван Михайлович схватил со стола мраморное пресс-папье и поставил на край стола. Затем он попятился, наткнулся на угол железного шкафа, потер ушибленное место и остановился.

— Вот это, к примеру, вопрос, — он указал пальцем на пресс-папье, — а вот здесь, к примеру я. Что же я должен сделать для исследования вопроса? Естественно, подойти к нему.

Казеннов сделал три крупных шага, протянул руку и взял пресс-папье с розовой промокательной бумагой, которому выпала честь служить наглядным пособием в разговоре двух кандидатов наук.

— Можно, конечно, написать и точнее, — продолжил Казеннов. — Скажем, «Некоторые аспекты подхода к вопросу…».

— Не надо точнее, — остановил Жебелев ученого секретаря.

— Я тоже так считаю. Я сторонник простых и понятных выражений… Значит, «К вопросу…» мы согласовали.

Николай Павлович кивнул, усмехнулся и подумал, что логика — сильнейшая наука человечества. Еще древние греки знали это. «Быстроногий Ахиллес и черепаха» — неплохо ведь было придумано.

— Дальше у нас «…о возможной эффективности», — продолжал ученый секретарь. — Это ясно?

— Ясно. Только слово «возможной» надо исключить. Вы же сторонник простых выражений.

— Вот именно, — подтвердил Казеннов. — Простых и объективных, Николай Павлович. Мы ставим на рассмотрение ученого совета принципиальнейший вопрос. Это обязывает нас быть предельно объективными. Если написать в повестке заседания так, как вы предлагаете, — «об эффективности», — значит навязать уважаемым членам ученого совета, что эффективность уже есть. А мы это должны еще выяснить в ходе обсуждения, установить, имеется она или нет. О том, чего нет, Николай Павлович, в ответственных документах писать не полагается. Повестка заседания ученого совета — это, извините, не научно-фантастический роман. Будет доказано наличие эффективности, тогда и будем писать «об эффективности». Пока же в интересах научной объективности я полагаю правильным написать именно так, как сформулировано: «…о возможной эффективности…»

«Во дает!» — в голове Николая Павловича вдруг выскочило восклицание, которым он когда-то выражал мальчишеское восхищение цирковым шпагоглотателем, канатоходцем или клоуном-трансформатором.

— Значит, согласовали… Пойдем дальше, — Казеннов промокнул батистовым платочком пот, проступивший на широком, без единой морщинки, лбу. — «…Отдельных параметров сборности в перспективе…» Почему я в данном случае считаю необходимым использовать в формулировке именно слово «параметры»?

Иван Михайлович открыл ящик стола и вытащил толстый, потрепанный от настойчивого употребления «Словарь иностранных слов».

— Пад… Пал… — палец ученого секретаря проворно побежал по страницам. — Ага, вот! «Пар»… Паразитизм… Дальше, значит… Параллакс… И вот «параметр». Постоянная величина, сохраняющая постоянное свое значение в условиях данной задачи. Вдумайтесь, Николай Павлович, — постоянная!.. Понимаете, с каким большим смыслом я употребил именно слово «параметр». Как никакое другое оно отвечает духу — я обращаю ваше внимание, — духу поставленного вопроса. Подчеркивает, что речь идет в данном случае не о какой-нибудь временной, переходящей, так сказать, финтифлюшке, а о глубинном и проблемном экономическом явлении, имеющем — я здесь снова акцентирую — постоянный характер.

«Во дает!» — опять подумал Жебелев и согласился с «параметром». Николай Павлович уже сообразил, что возражать против формулировки — это все равно что увязнуть в трясине. В институте насчет формулировок никто не перешибет Казеннова. Сейчас он снова блестяще доказывал это. Терять время на бестолковый спор не было никакого резона. Важно, что его докладную Бортнев без всяких проволочек выносил на рассмотрение совета и докладчиком назначил его, Жебелева. Когда Николай Павлович окажется на трибуне совета, он сунет к чертям собачьим все эти казенновские «параметры» и простым языком скажет, в чем суть вопроса. Чего же зря копья ломать.

Поэтому Николай Павлович не стал возражать, что его вопрос именно так будет сформулирован в повестке заседания совета. Тем более что Казеннов согласился выбросить из формулировки слова «…а также коэффициентов принятых капитальных вложений».

Этот пристегнутый в первом варианте наименования каламбур не имел никакого отношения к сути рассматриваемого вопроса. Казеннов это понимал и пристегнул его только для того, чтобы отстегнуть при согласовании формулировки. Таким испытанным методом ученый секретарь всегда обеспечивал полную демократичность обсуждения вопросов. Иван Михайлович Казеннов всегда в необходимой степени соглашался с доводами другой стороны. Он отстегивал то, что предусмотрительно было им пристегнуто, и собеседники расходились удовлетворенные друг другом.

После того как формулировка доклада была согласована, Казеннов перешел к следующему вопросу.

— Теперь, батенька мой, насчет рецензентов по вашему докладу, — бодро заявил он и выхватил из папки лист бумаги. — Желательно два рецензента — от науки и от практики. От науки есть предложение заслушать…

Иван Михайлович назвал фамилию ученого-строителя, известного молодому поколению главным образом по историческим разделам вузовских учебников.

— Он же давно на пенсии, — удивился Жебелев.

— Согласится, согласится, — успокоил его Казеннов. — Позвоним, попросим… Машину подошлем. Ему на совет проехаться одно удовольствие. Засиделся небось дома… Зато величина! Доктор, профессор! Такого рецензента каждому докладчику лестно иметь.