И хотя в тот период истории марксистская идеология ещё не успела стать государственной идеологией ни в одной стране мира, в силу чего говорить о конвергенции двух систем (капитализма и социализма) было преждевременно, но по сути «ревизионизм» в марксизме — это самая ранняя версия теории конвергенции[308].

И практически со времён Парижской коммуны псевдокоммунизм марксизма стал инструментом в делании глобальной политики сначала в руках «Великобратании», а потом и США: оба государства и крупные банковские дома, действовавшие с их территории, поддерживали марксистские и прочие революционные партии в государствах-конкурентах, хотя правление в них самих осуществлялось на основе идей буржуазного либерализма. Еврейские банковские дома играли в деле финансирования революций в государствах-конкурентах (России, Германии, Австро-Венгрии) ведущую роль.[309]

Но дело не сводилось только к финансированию революционных партий и предоставлению политического убежища революционерам, начиная от К. Маркса до Л.Д. Троцкого, поскольку, как возразил король Афганистана при установлении дипломатических отношений с СССР кому-то из своих придворных, опасавшихся экспорта революции из СССР:«Революция — не юрта: где хочешь — не поставишь»,— т.е. в самой стране должны быть созданы предпосылки к революции[310]. А для этого в ней необходимо нагнетать революционную ситуацию: стимулировать недееспособность режима в решении социальных проблем — с одной стороны, и с ругой стороны — культивировать недовольство масс властью. Кроме того нужна идея, которая бы олицетворяла собой «светлое послереволюционное будущее», партия профессиональныхфункционеров идеи и просвещённая массовка, готовая поддержать функционеров в ходе разрешения революционной ситуации.Решение этих задач возлагается на масонскую периферию в среде политиков, журналистов и университетской профессуры и на им сочувствующих не посвященных ни во что профанов-свободолюбцев той страны, которой предстоит стать жертвой революции.

В Российской империи происходило именно это. Программно-адаптивный модуль Российской империи с начала воцарения Николая IIбыл подчинён заправилам «Великобратании» как во внешней политике, так и во внутренней[311], вследствие чего социальные проблемы обострялись политикой самого же режима (один из примеров тому был приведён выше в сноске о позиции С.Ю. Витте в «рабочем вопросе» в 1996 — 1897 гг.). В таких условиях марксизм распространялся:

«Увлечение марксизмом было в то время повальною болезнью русской интеллигенции, развившейся ещё в 90‑х годах. Профессура, пресса, молодёжь, — все поклонялись одному богу — Марксу. Марксизм с его социал-демократией считался тем, что избавит не только Россию, но и весь мир от всех зол и несправедливостей и принесёт царство правды, мира, счастья и довольства. Марксом зачитывались все, хотя и не все понимали его. Студенческие комнатки и углы украшались портретами великого учителя, а также Энгельса, Бебеля и Либкнехта.

Само правительство ещё так недавно покровительствовало марксизму, давая субсидии через своего сотрудника на издание марксистского журнала. Оно видело в нём противовес страшному террором народовольчеству. Грамотные люди, читая о диктатуре пролетариата Маркса, не видели в ней террора и упускали из виду, что диктатура невозможна без террора, что террор целого класса неизмеримо ужаснее террора группы бомбистов. Читатели не понимали или не хотели понять того, что значилось чёрным по белому.

А легальный марксизм питал идейно подпольную работу “Бунда”[312]и “Российской” партии и очень облегчал им их задачу пропаганды и, стало быть, содействовал их успеху.

Непонимание нарождающегося врага во всём его значении со стороны центрального правительства не могло не отразиться и на местах» (А. Спиридович, «Записки жандарма», Москва, «Пролетарий», 1930 г., репринтное воспроизведение 1991 г., с. 67, 68).

Как можно понять из свидетельства А. Спиридовича:

·   марксизм ответил эмоциональному неприятию российской действительности как наиболее просвещённой частью общества, так и изрядной долей простонародья (которая что-то слышала про марксизм),

·   но мало кто его знал достаточно полно,

·   аего алгоритмику обмана общества и введения его в заблуждение, если судить по литературе тех лет, — вообще никто не понимал[313];

·   причём упрёк в непонимании марксизма относится не только к эмоционально увлечённой массовке марксистских партий, но и к их вождям — марксистам-профессионалам, «продолжателям дела» основоположников «научного коммунизма»[314];

·   как следствие непонимания (жизни и предназначения марксизма) — никто и не думал о выработке альтернативной марксизму концепции развития страны и человечества, вследствие чего следов наличия альтернативы в литературе и в мемуарах тех лет — не сыскать[315].

В итоге в 1917 г. марксистский проект вследствие недееспособности царского режима и либерально-буржуазного режима Временного правительства[316]в результате победы государственного переворота 7 ноября (впоследствии ставшегодействительноВеликой октябрьской социалистической революцией) вошёл в стадию практического воплощения в политику.

Вопрос о «мировой социалистической революции» отпал практически сразу же вследствие того, что В.И. Ленин, не доверившись масонской периферии в своём окружении[317], пошёл на заключение брестского мира с Германией, в результате чего революционная ситуация в Европе не достигла необходимого для победы накала и революции в Германии и в Венгрии (на территории Австро-Венгрии) оказались пустоцветами[318].

Но отказываться от проведения социалистического эксперимента в масштабах России как от этапа в решении проблемы общего кризиса капитализма заправилы глобальной политики не собирались. Руководство этим делом было доверенотоварищуСталину.

Итоги гражданской войны и интервенции стран Антанты на территорию Российской империи (т.е. в начале 1920‑х гг.) показали искренним либерал-буржуинам в Великобритании и в США[319], что марксизм — это серьёзно, что он направлен против них, и им в прошлом только дали временно попользоваться марксизмом как инструментом в деле ниспровержения геополитических конкурентов — Российской и Германской империй, — решая при этом задачи более высокого порядка значимости в глобальной политике, в которые массовку и «элиту» либерал-буржуев не посвятили. Поняв, что марксизм против них, для защиты буржуазного либерализма от марксизма либерал-буржуины вырастили гитлеризм. Это было позволено им сделать по двум причинам:

·   еврейство в Европе с концаXIXвека по мере того, как библейские религиозные культы утрачивали свои позиции в культуре, стало активно ассимилироваться в национальных обществах, переставая быть системной компонентой библейского проекта, — надо было сплотить евреев в борьбе с «антисемитизмом» и вернуть их в русло библейского проекта;

·   надо было провести «профилактирование» интереса к действительной роли еврейской диаспоры в истории, который тоже начал проявляться в национальных обществах с начала ХХ века.

·   Кроме того, запрограммированный принципами его построения разгром гитлеризма[320]должен был показать: 1) несостоятельность буржуазного либерализма и нацизма (как его орудия) и 2) полную дееспособность коммунизма как альтернативы капитализму.