Изменить стиль страницы

которых подросткам рассказывается в доступной форме об анатомо-физиологических особенностях их тела и половом

созревании.

15

LOVEINBOOKS

Мэдди взглянула на меня, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумала и

махнула рукой.

– Тебе не понять.

– Ты права. Мне не понять. Ты так волнуешься о том, что они скажут и подумают, но именно

я тебя всегда вытаскиваю. Именно я сдала твой тест по испанскому на прошлой неделе, чтобы ты не

вылетела из команды по хоккею на траве за неуспеваемость. Именно я все бросаю, морожу задницу,

но еду сюда, чтобы мама и папа не узнали о том, что ты сбежала. Меньшее, что ты можешь сделать,

так это…

– Хочешь забрать свою куртку, вот, возьми ее.

Мэдди сняла ремень с плеча и просунула его под руки, затем потянула за рукава куртки. Я

жестом остановила ее. Мне не нужна была куртка, пусть хоть спит в ней, мне все равно.

– Дело не в куртке, Мэдди. Дело во мне, в том, что я всегда должна тебя вытаскивать.

– Я никогда не просила…

– Ты позвонила мне. Ты. Позвонила. Мне. Мне!

– Может быть, – сказала она, пожимая плечами. – Но ты не обязана была приезжать.

Мне пришлось проглотить ком в горле, чтобы удержаться от слез. Я делала все, о чем

просила Мэдди. Но неважно, что я делала и как далеко заходила для нее, она держала меня на

расстоянии. На безопасном расстоянии, в пяти шагах от себя и своего круга.

Когда мы были детьми, я знала о ней все. У нас был общий личный дневник до тринадцати

лет. Один на двоих. Каждый день одна из нас писала в нем, затем передавала другой прочитать и

сделать свою собственную запись.

Мой позор в первый день в средней школе – я споткнулась и упала в столовой, и обед

разлетелся повсюду. Боль Мэдди – оказывается, мальчик, который ей нравился в седьмом классе,

поспорил с другом, что пообжимается с ней в кладовке.

Страх и смущение – а сумеем ли мы понравиться другим людям, когда в то лето, после

пятого класса, мы впервые пошли в лагерь. На самом деле мы тогда не очень переживали, ведь у

меня была Мэдди, а у нее – я.

Тогда мы делились всем, даже тем, о чем было стыдно сказать вслух. Теперь же, если

повезет, она кивает мне при встрече в холле.

– Я больше не буду делать этого, Мэдди. Разбирайся сама со школой, с мамой и папой, со

всем.

– Подожди… Что? Почему? – забормотала она в испуге, и, не дав мне времени ответить,

продолжила: – Ты не можешь так поступить. Если они узнают, мне конец, они накажут меня на

несколько недель, а скоро Снежный Бал, к тому же у Дженны… ты не можешь. Ты моя сестра. Ты не

можешь.

– Не мои проблемы.

– Почему, Элла? Почему ты так со мной поступаешь?

– Я не поступаю никак. В том то и дело, Мэдди. Я больше никак не буду с тобой поступать.

Как я и сказала, ты сама по себе. Я делаю всю работу, а ты…

– Ты завидуешь. Ты поступаешь так, потому что завидуешь.

Я даже не стала отвечать. С ее стороны глупость так говорить, это абсолютная неправда.

Последнее, чего бы я хотела – так это быть ей, постоянно заботясь о том, как я выгляжу, с кем

встречаюсь и что говорю. Она всегда так делала, всегда притворялась совершенной. Слишком много

стараний.

– Знаешь, сколько бы я отдала, чтобы быть тобой? – спросила она. – Насколько это проще –

быть таким безымянным человеком с задней парты, которому не надо беспокоиться о том, что

подумают люди или как они…

Я не слышала, что она говорила дальше – пыталась переварить слова о безымянном-

человеке-на-которого-всем-пофиг. Я ведь не была идиоткой. Прекрасно знаю, что люди по-разному

думают о ней и обо мне. Бесчисленные фотографии Мэдди на комоде наших родителей, огромное

количество людей, которых как магнитом притягивает к ней в школе, пятьдесят тысяч сообщений в

телефоне каждый день по сравнению с моими десятью – достаточное тому доказательство. Но

слушая, как она говорит это – моя собственная сестра признает, что никого в школе не волнует, кто я

такая – я вдруг стала по-настоящему все осознавать.

16

LOVEINBOOKS

– Вот, значит, кем ты меня считаешь? – спросила я, не сумев скрыть легкую дрожь в голосе.

– Так думаешь и ты, и все остальные?

– А какая тебе разница? – парировала Мэдди, очевидно, все еще злая. – Сама же говоришь:

кого волнует, что подумают люди?

Люди… конечно. Но она не была случайным человеком в школе. Она была моей сестрой.

Мне хотелось выскочить из машины. Подальше от нее. Забыть о дожде и пойти домой

пешком. Потребовалось бы более трех часов, чтобы преодолеть эти десять миль, но мне было все

равно. Пусть Мэдди сама придумывает, почему меня не было в комнате, когда папа встал, чтобы

выгулять Бейли. Хотя, насколько я знаю, она пожмет плечами и скажет, что спала и не знает, где я.

Но я бы все исправила. В ту же секунду, как оказалась дома, в ту же секунду, как папа задал бы

первый вопрос, я бы это исправила.

– Забрать меня – меньшее, что ты можешь сделать, – продолжила она, ее голос достиг

оглушающего тона. – После всего того, что я сделала для тебя, людей, которых я…

– Ты никогда ничего не делала для меня, – бросила я в ответ. – С того дня, как твоя нога

ступила в Крэнстон-Хай, ты ничего не сделала для меня. Как будто я больше не твоя сестра, как

будто ты стесняешься того, что тебя увидят со мной.

– Ты понятия не имеешь, что о тебе говорят, Элла, – сказала Мэдди. – Сколько раз мне

приходилось придумывать оправдания тому, как ты ведешь себя и одеваешься.

– Ох, я слышала это. Дженна позаботилась об этом…

– Ты думаешь Дженна – самая плохая из них? Ты понятия не имеешь. Думаешь, ты

прикрываешь меня? Слышала бы ты, что мне приходилось говорить друзьям, чтобы объяснить,

почему ты такая социопатка. Элла стеснительная. Элла тихая. Элла начинает нервничать среди

людей.

Она перестала кричать на меня, чтобы перевести дыхание, чтобы позволить раздражению

перерасти в чистый гнев.

– Ты сидишь там со своим дружком и смотришь на нас, как будто мы идиоты. Но знаешь

что? Это ты эгоистка, и меня тошнит от твоего дерьма! Меня тошнит от того, что ты ведешь себя так,

как будто ты лучше меня, но мы обе знаем, что это не так!

Я ударила по тормозам и резко повернула руль вправо. Чем скорее я уберусь от Мэдди

подальше, тем лучше. Она схватилась за подлокотник, внезапный рывок автомобиля застал ее

врасплох. Отлично. Как раз вовремя. Я хотела застать ее врасплох.

На мгновение, когда я заставила машину повернуть против ее воли, шины сцепились с

дорогой, колеса задрожали. Потом вибрация смягчилась, и тряска стихла. Машину заносило туда-

сюда. Я почувствовала, как колеса буксуют, и вывернула руль обратно, пытаясь заставить

автомобиль ехать прямо. Выдавила тормоз до пола, чтобы остановиться, но машина продолжила

движение.

Я увидела обочину дороги, три дюйма бетонного тротуара отделяли нас от деревьев. Не

было никакого разрывающего уши шума, я не хваталась за дверь, чтобы удержаться. Ничего кроме

полной, абсолютной тишины.

Машина закачалась, ударившись о бордюр, но не остановилась. Развернувшись, она

продолжила свой путь. Я испуганно посмотрела на сестру и наткнулась на такой же испуганный

взгляд. Ее глаза расширились, губы раскрылись в безмолвном крике. Деревья, приближаясь,

становились все больше.

Я видела, слышала и чувствовала все в замедленном темпе. Ветки со скрежетом царапали

крышу, листья осыпались на лобовое стекло. Машину тряхнуло, она отскочила влево, багажник

влетел в дерево. Я видела, как это случилось, как оторвалась кора. Бледно-синяя полоска краски