Джеймс Бимон. Спасители

После двух дней нашего космического полёта я начал подумывать о самоубийстве. Это казалось единственным способом спасти себя от дерьмовой еды Келя. Отвратительных на вид белых тюбиков, содержащих, если верить нанесёнными на них жирными чёрными буквами надписям, «МЯСО» и «ОВОЩИ».

– Мы почти на месте, – сказал Кель, вглядываясь в окружающее пространство из кресла пилота. В голосе брата звучало волнение, глаза возбуждённо блестели, как будто окружающая нас темнота с разбросанными по ней яркими точками звёзд и космическим мусором отличалась от любого другого участка бескрайнего космоса.

Я тоже был взволнован мыслями о предстоящей посадке и возможности получить настоящую еду. Кель до сих пор так и не объяснил мне, что он задумал. Брат уговорил меня рассмотреть очередной придуманный им «способ заработать лёгкие деньги», и мне не хватило мужества ответить отказом. Поступи я подобным образом, и он оскорбился бы, как если бы я помочился ему в ванну, и снова перестал бы общаться со мной на протяжении нескольких следующих месяцев.

Само собой, мне придётся спустить его с небес на землю, но только после того, когда мы как следует поедим... Разумеется, платить буду я. Готов поспорить, он давно уже не пробовал настоящей говядины.

– Потерпи, брат, скоро сам всё увидишь. – Кель пребывал в приподнятом настроении; похоже, он был уверен, что действительно придумал отличный способ вложить мои деньги.

– Жду с нетерпением, – ответил я. Он вёл себя так всякий раз, когда ему в голову приходила очередная идея волшебным образом обогатиться, прошедшие годы ничуть его не изменили. Да благословит его Бог.

– Нам нужно поесть, прежде чем мы совершим посадку, – сказал Кель. Он сунул руку в отсек на подлокотнике своего кресла и бросил мне «МЯСО», затем вытащил такой же тюбик для себя.

Перед моими глазами замелькали видения того, как я выбрасываюсь в открытый шлюз, в милосердные объятия смерти. Я швырнул «МЯСО» обратно.

– Мы можем поесть, когда приземлимся. Ты выбираешь ресторан. Я угощаю.

Кель рассмеялся. Волосы у меня на затылке шевельнулись от нехорошего предчувствия. У меня был большой опыт по части того, что происходит, если Кель смеётся над словами, которые совсем не кажутся мне забавными.

– Там, куда мы идём, нет никакой еды, – сказал он.

Я посмотрел на «МЯСО» в его руках.

– Что ты имеешь в виду – там нет еды?

– То, что я сказал, Клим. Это неосвоенный рынок. Поверь мне, ты будешь благодарить меня, когда сам всё увидишь.

Он поднёс тюбик ко рту и сдавил его.

Мои суицидальные мысли стали превращаться в братоубийственные.

– Благодарить? За то, что ты помог мне вернуться в наше детство, когда единственной нашей пищей были эти чёртовы пакеты?

Причина, по которой я так упорно работал, заключалась в том, чтобы мне больше никогда не пришлось вернуться к скудным пайкам. Эти помои предназначались для шахтёров, терраформаторов и прочей бедноты, переполнявшей освоенную вселенную.

Кель улыбнулся, стараясь меня успокоить.

– Я говорил тебе…

– Ты ничего мне не говорил, – перебил я. – Куда, чёрт возьми, мы направляемся? Скажи мне, наконец.

– Смотри сам, – ответил Кель, он уставился в иллюминатор широко раскрытыми глазами.

Похожая на мраморный шарик планета росла по мере нашего приближения. Её невозможно было не узнать, даже если не обращать внимания на колоссальное количество космического мусора, захламляющего орбиту.

– Земля?! Это и есть твоя бизнес-идея?!

– Вот увидишь...

– Нет, ничего я не увижу, потому что там нет ничего ценного, на что можно было бы посмотреть. Господи, Кель, должно пройти ещё пятьдесят тысяч лет, пока не закончится Ледниковый период. Я не собираюсь бурить сквозь мили льда и мёрзлых пород, чтобы добраться до скудных месторождений полезных ископаемых. Разворачивай корабль.

Он продолжал пробираться через космический мусор в атмосферу, которая с пламенным гневом отреагировала на наше вторжение.

– Да ладно, я не хуже тебя знаю, что никаких полезных ископаемых там не осталось, – сказал Кель.

– Там вообще ничего не осталось. Законом о Наследии запрещено селиться на планете, пока не наступит потепление. Во время Исхода люди вывезли отсюда всё стоящее. Закон запрещает охоту и сельское хозяйство. Права на рыболовство монополизированы, ты и сам знаешь, откуда берут вкусовые добавки для твоих пакетов с надписью «РЫБА».

Я постучал пальцем по приборной панели, чтобы придать значимости сказанному.

– Там не осталось ничего ценного, что можно использовать для бизнеса.

Кель показал в иллюминатор.

– Вот там.

Древний город был наполовину погребён под ледником в тысячу футов толщиной. Я никогда не интересовался архитектурой; здания могли быть 19-го, или 20-го, или 21-го века постройки. Кому это нужно... эти здания теперь тоже ничего не стоят.

Я спрятал лицо в ладонях. Это помогло. Единственное, что я теперь чувствовал, это ощущение снижения и пульсирующую боль в висках.

Но и сквозь сомкнутые веки мне виделось лицо Келя, и моё воображение рисовало мне картины того, какую неосвоенную нишу рынка он придумал завоевать. Магазинчик «Кирпичи Ностальгии» или «Родная Песочница». Но более всего меня беспокоили мысли о мучениях, предстоящих в ходе двух дней обратного полёта.

Я открыл глаза. Брат протягивал мне толстую куртку.

– Идём.

***

– Ты когда-нибудь слышал о крионике? – спросил Кель, крутя светотрубку и наполняя комнату синим флуоресцентным светом. Я увидел множество синих тел, спящих в синих капсулах.

– Немного. Это своего рода древняя лженаука, типа алхимии или гипноза. Это как криостазис, только холоднее.

– Да. В старину многие богатые люди завещали после смерти подвергнуть свои тела глубокой заморозке. Господи, ты только посмотри, какие жирные некоторые из них.

Многие из тел действительно были неприлично большими. Они, несомненно, получали еды больше, чем стандартный рацион трижды в день.

– Кель, они были богаты в исчислениях валюты, которая теперь ничего не стоит. Мы разморозим их, и они расплатятся с нами очень качественной бумагой.

Кель покачал головой.

– Ты должен думать о людях, а не о деньгах. Мы – спасители. Ценность для нас представляют они сами, а не их деньги.

Я посмотрел на криокапсулу. Внутри неё лежал мёртвый старик, с тонкими седыми волосами и пятнистой кожей. Большинство остальных людей тоже выглядели очень старыми. Я указал на мёртвого старика, не потрудившись скрыть своё презрение.

– Зачем мне нужно будить парня, которому явно за двести сорок?

Кель подошел к капсуле и стёр изморозь с металлической таблички.

– Взгляни-ка сюда, это довольно забавно, – сказал он.

Имя: Джеймс Бимон. Возраст: семьдесят три.

Я чувствовал, как у меня отвисла челюсть. Я был на сорок пять лет старше этого парня. Но потом я вспомнил историю – генетическая стимуляция стала обыденной практикой только после Исхода.

– Ну, хорошо, – сказал я, пытаясь понять ход мыслей Келя. – Мы размораживаем этого малолетнего дедулю и всех прочих, кто тут находится, делаем им генетическую стимуляцию, и в результате получаем молодых специалистов по всяким древним профессиям. Мы можем нанять их в качестве музейных гидов, дизайнеров для исторических фильмов, консультантов по старинной архитектуре. О, чуть не забыл про гейш! Сколько, говоришь, тут этих тел?

Кель улыбнулся.

– На Земле сотни таких объектов, и в них несколько тысяч замороженных тел. Это количество отлично укладывается в мои планы, но выглядит слишком большим для того, что предлагаешь ты.

Кель был прав. Лишь несколько планет в освоенной человечеством вселенной могли вместить такое количество новых жильцов. Большинство прочих мест находились на самых ранних этапах подготовки к колонизации, и там шла жестокая борьба за предметы первой необходимости, такие как продукты питания и кислород.