Изменить стиль страницы

Захарка появился на тропинке и взял бросившегося к нему Камбура на сворку. Приезжий поднял с земли шляпу, посмотрел на лесника, потом на Захарку и вдруг почему-то расхохотался.

— Хороший пес у тебя, — наконец промолвил он, а лесник, глядя исподлобья на своего гостя, пробурчал невнятно:

— То-то и видно, что хороший: еще чуток — и разорвал бы…

— Хорошо еще, драться перестали, — сказал Захарка, подходя ближе. — Мой Камбур этого терпеть не может.

— Значит, твой Камбур нас за драчунов принял? — весело продолжал приезжий. — А это вон Фрол Сидорович споткнулся, а я бросился поддержать, да и упали оба. Наше счастье, что на куст наткнулись, а то бы… Овраг-то и в самом деле… Иди, мальчик, посмотри, какая глубина.

— Да ладно уж, я лучше пойду, — сказал Захарка.

— Иди, мальчик, иди, — прохрипел Садков. — Спаситель ты наш, откуда только взялся?

— Пошли, Камбур! — И Захарка зашагал прочь, а когда скрылся за поворотом, то немного пробежал по тропинке, потом юркнул в чащу и затаился. «Будь что будет, а надо следить за ними до конца», — решил он.

9

Утром все ребята снова собрались на берегу. Илемби, узнав, что Захарка был послан ее охранять, покраснела и некоторое время сидела надувшись, но события, свидетелем которых оказался Захарка, были так интересны, что к концу его рассказа она уже не помнила о своей обиде.

— Ну что, видела? — повернулся к ней Ильдер. — Твой-то командированный вон какой оказался, а ты вчера — «ученый»… Тоже мне, ученого нашла.

Тут Илемби впервые не нашлась что ответить. Только посмотрела виновато на Захарку, как бы спрашивая: «Правда ведь, не похож лесовод на плохого человека, скажи хоть ты».

Захарке показалось, что услышал эти слова, и он, повернувшись к Ильдеру, заговорил торопливее обычного:

— А что, Ильдер, я думаю, ты бы и сам принял его за ученого. Сначала я просто подумал, что зря время трачу, пока он о сломанной трубке не заговорил…

— Слушай, Захарка, — сказал Кестюк, — а как ты думаешь: когда они подрались, кто из них начал первым?

— Наверно, лесник… А вообще не знаю… Не видел, врать не буду.

Оказалось, что человек с желтым портфелем ушел от Садкова только под вечер. Угнел в сторону станции. А потом мимо Захарки с Камбуром пробежала Маюк. Захарка даже подумал, не выйти ли к ней: может, она в доме что-нибудь услыхала из разговоров лесника с приезжим, но побоялся, что Маюк испугается собаки, и не объявился.

— А с Трезором-то познакомился? — спросил Ильдер.

— А как же? — Тут Захарка широко улыбнулся. — Собака — она и есть собака. — И он ласково потрепал Камбура за шею. — Теперь Трезор — наш… Все будет делать, что скажу.

А Кестюк подумал, что, выходит, он не ошибся: этот молчун и вправду надежный парень.

Тут ребята стали обсуждать, что же делать дальше, как вдруг раздался крик дозорного Геры или Гены.

Оказалось, от станции идут двое с вещами, они уже повернули на проселок к кордону!

Близнецы сегодня принесли большой бинокль, который им подарил их дядя — офицер Черноморского флота. Поэтому Геру и Гену поставили в дозор.

Тут, конечно, все моментально были на вершине пригорка, где стояли Гера с Геной. За это время Никон научился различать близнецов. Если как следует приглядеться, то Гера будто весь был чуть-чуть посветлее. И глаза, и волосы, и лицо. Да и веснушек вроде больше.

— Бери немного левее, — буркнул Гера, когда Кестюк поднес бинокль к глазам.

— Ну и здорово же видно! — восхищенно сказал Кестюк, отнимая бинокль от глаз. Он еще немного подержал бинокль в руках, разглядывая его. — Хорошая штука.

Наконец Кестюк отдал бинокль прыгающему от нетерпения Ильдеру, а потом и другие ребята посмотрели и увидели двух поспешно шагающих мужчин. Похоже, что один из них — тот змееглазый в коричневом плаще, которого Ильдер провожал на поезд. В руке у него чемодан, и, видно, довольно тяжелый. Тащит с трудом, согнулся, семенит, еле успевает за своим спутником.

Другой, длинный как жердь, идет с сумкой впереди. Важно так вышагивает. По сторонам смотрит. На большого начальника похож. «Наверное, это Евсей Пантелеевич и есть, — подумал Кестюк. — Что, если это и в самом деле не просто воры? А может, вовсе и не их ждет Садков? Ведь командированный сказал, что Евсей Пантелеевич приедет через неделю».

— Вот что, — сказал Кестюк, когда все возгласы удивления наконец утихли. — Дайте-ка мне еще раз взглянуть. Ага, подходят к мостику. Ну, им еще шагать километра два, если они идут на кордон. А за это время мы кое-что успеем сделать…

Вскоре на пригорке остались только Гера с Геной, вооруженные биноклем.

10

Кестюк с Захаркой быстро бежали по тропинке. Они еле поспевали за Камбуром. Вот и опушка, а там за оврагом и дом лесника. Немного отдышавшись, перешли овраг, обогнули сарай и, присев на корточки около забора, заглянули во двор. Похоже, здесь и вправду не ждут гостей. Сушится белье на жерди, перекинутой от колодца к забору, лохматый Трезорка позевывает в тени ворот, куры ковыряют лапами землю возле калитки.

— Давай спрячемся в сарае, а смотреть будем через щель возле двери, — прошептал Кестюк.

Захарка кивнул.

— Только как бы нам зайти в сарай, чтоб Трезор нас не заметил? — продолжал Кестюк.

— Чего ж ему замечать-то, — ответил Захарка. — Пойдем к калитке. А Камбурку лучше оставить здесь. Лежать, Камбур! — скомандовал он, и мальчики направились к калитке.

Захарка сунул в рот два пальца и тихо-тихо свистнул. Трезор тут же вскочил на ноги, повернулся к сараю и оскалил зубы. Но не успел он залаять, как свист повторился еще тише и протяжнее.

— Смотри-ка ты, идет сюда и хвостом виляет, — удивился Кестюк.

А Трезор тем временем подбежал уже к самой калитке и, совсем забыв о своих обязанностях сторожа, уставился на ребят.

Захарка присвистнул еще раз, и тогда Трезор не выдержал, ткнулся мордой прямо в Захаркины руки.

— Здорово ты его обработал. И как это у тебя получается? — спросил Кестюк и прибавил: — А меня-то он не тронет?

— При мне — будь спокоен, — ответил Захарка. — Ну, пошли.

Они открыли калитку и прошмыгнули в сарай. Едва успели закрыть за собой дверь, как Трезор со злобным лаем бросился к воротам. Маюк вышла на крыльцо с ведром в руке. Она стала звать собаку, но Трезор, сатанея от злобы, метался у ворот. Маюк набрала в колодце воды и вернулась в дом.

Вот дверь дома снова хлопнула, и на крыльце появился сам лесник. Он обругал собаку, но Трезор и его не стал слушать: бросался на ворота как бешеный. Тогда Садков сошел с крыльца, схватил собаку за ошейник, затолкал в конуру и запер дверцу на вертушку. Потом он открыл ворота и вышел на дорогу перед домом.

Вскоре послышались голоса мужчин и топанье ног по ступенькам крыльца.

Не успели ребята огорчиться, что им не удалось увидеть приехавших поближе, как те уже снова спустились во двор. Остановились возле колодца.

— Быстро что-то они вышли, — прошептал Захарка.

— Наверно, с дороги помыться хотят, — ответил так же шепотом Кестюк.

Захарка промолчал.

Теперь ребята смогли как следует разглядеть гостей лесника. Один помоложе, в шляпе, конечно, тот самый, которому Садков покупал билет до Москвы. Держится он теперь явно заискивающе: чемодан на землю не ставит, стоит чуть в стороне и выжидательно взглядывает на высокого пожилого человека.

Ребята уже не сомневались, что это и есть Евсей Пантелеевич.

Он стоял спиной к сараю и что-то строго выговаривал Садкову. Лесник, переминаясь с ноги на ногу, похоже, оправдывался. Наконец они, видимо, о чем-то договорились. Евсей Пантелеевич вынул из кармана платок, вытер лоб, и все трое направились… к сараю.

Ребята переглянулись и, одновременно повернувшись, бросились в глубь сарая, к лестнице на сеновал. Мигом оказались они наверху. Здесь было просторно, а в углу лежала куча прошлогодней соломы.